Шевроны спецназа

Шевроны спецназа
Сергей Иванович Зверев

Силы специальных операций
Индийские власти обратились к командованию российского спецназа с просьбой оказать помощь в охране стратегической электростанции, которая находится на проблемной приграничной территории. Двадцать спецназовцев под видом специалистов-электриков отправились в Индию. Вскоре рядом с электростанцией начались провокации, затем террористы попытались взорвать плотину, но все безуспешно – российские бойцы отразили все атаки боевиков. И тогда в дело вмешиваются американские «зеленые береты»…

Сергей Зверев

Шевроны спецназа

© Асфаров О., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Пролог

Лето раскинулось над Кавказскими горами. Солнце слепило глаза и, казалось, играло роль вселенской жаровни, подогревающей синее небо, скалы с редким кустарником и плотный ковер зеленого леса предгорий. Восходящие потоки горячего воздуха отделялись от скальных образований и устремлялись вверх, перемешиваясь с чистым, наполненным до предела озоном, горным ветром, который дул вдоль водораздела. На границе этих двух воздушных масс черной точкой в густой синеве парил сокол.

Птица прикладывала минимальные усилия для полета. Ветер свободно нес хищника вдоль хребта, а идущий снизу поток поддерживал его на высоте.

После затяжной туманной весны сокол прилетел сюда в первый раз. Он знал, что суслики и мыши непременно выберутся погреться на солнце. Трава и низкий кустарник после холодной ночи оставались еще сырыми, а камни и щебенка перед скалами уже давно высохли от росы и достаточно прогрелись. Прозрачные холодные глаза сокола бесстрастно фиксировали местность, подстерегая малейшее движение в пределах громадного круга, который он осматривал с высоты.

Вот что-то шевельнулось внизу, на самой границе леса, вплотную подходящего к скалам. Сокол сразу же плавно скользнул вниз, в теплые слои воздуха, стараясь точнее определить объект, привлекший его внимание. Однако через несколько секунд хищник разочарованно сделал несколько взмахов и вновь метнулся ввысь. На человека сокол не охотился.

Вышедшие из леса люди совершенно не интересовали птицу, хотя если бы она умела говорить, словно сказочный персонаж, то за слова об увиденном командир спецназа навсегда бы обеспечил ее ежедневной кормежкой из жирных сусликов.

Второй взвод первой боевой группы 43-го отряда специального назначения возвращался с задания. Сейчас бойцы совершенно не были похожи на тех красивых спецназовцев, которых так любит показывать телевидение. Чувствовалось, что люди предельно измотаны долгим переходом. Грязные лица, на которых маскировочная краска перемешалась с потом, выражали полное равнодушие, кроме глаз, живших отдельной жизнью. Они были настороженные и внимательные, причем никто из парней не задерживал взгляд долго на каком-либо предмете. Все постоянно крутили головами, осматривались и прислушивались. Их одежда, крепкие «горки», запачкалась травой, грязью и землей до самых капюшонов, не говоря уже о ботинках. Никто из бойцов, несмотря на жару, не сбросил куртку, чтобы остаться в майке. Комаров и клещей в лесу хватало с избытком.

– Привал! – прохрипел плотный парень в камуфляже, перебрасывая автомат за спину, и уселся на камень, выступавший из травы. – Резкий и Тюлень, на прикрытие! – мотнул он головой в сторону скал. – Подниметесь на десяток метров, и повнимательней там! Остальным – отдых пятнадцать минут!

От группы сразу же отделились двое бойцов и неторопливо стали подниматься по узкой расщелине, засыпанной щебенкой. Последним шел спецназовец с перевязанной правой рукой. Рукав его куртки был обрезан у самого плеча, а руку, согнутую в локте, фиксировала зеленая медицинская косынка. На повязке, чуть ниже плеча, сквозь бинты проступала кровь. Парень поднимался осторожно, прижимая поврежденную руку к туловищу, и поэтому несколько отставал от своего напарника.

Два спецназовца, которые несли сделанные из толстых веток носилки, опустили их на землю и облегченно разогнули спины. Один из них отстегнул фляжку от пояса, поболтал ее в руке, кивнул и наклонился к лежащему на носилках человеку:

– Попей, Тайсон.

Тот лишь равнодушно покачал головой и прикрыл глаза.

– Как нога, братишка?

– Пройдет, Андрюха, – хриплым шепотом ответил Тайсон. – До свадьбы заживет. Наверное.

Его товарищ, вздохнув, посмотрел на раненую ногу Тайсона. Брезентовая ткань «горки» на левой икре была прострелена, и внутри маленькой дырочки с подсохшими краями белела повязка.

– Заживет, конечно! – немного наигранным, но весьма убедительным тоном сказал он. – Ерунда! Хорошо еще, что навылет. Скоро гопак отплясывать будешь. Петрович тебя живо на ноги поставит!

Тайсон слабо улыбнулся, не открывая глаз, и вяло махнул рукой.

Командир группы по прозвищу Ухтыблин, слышавший этот диалог, покачал головой. В группе двое раненых, один серьезно, и его приходится нести, а другой легко. Но эта легкость ранения хороша только для госпиталя, где пациент из-за своей медлительности может разве что опоздать в туалет, а в полевых условиях любое ранение превращает бойца в обузу для группы, отрывающейся от преследования.

Спецназовцы вытащили фляжки и повалились в траву, подложив рюкзаки под ноги. Ноги надо было беречь. Каждый знал, что сейчас его жизнь будет продолжаться ровно столько, сколько выдержат конечности. Никто ничего не говорил, в тишине, нарушаемой только щебетом птиц, слышалось тяжелое дыхание и звуки, издаваемые обычно, когда полоскаешь горло.

– Дайте и этому попить, – кивнул командир взвода в сторону, указывая на человека, рядом с которым застыли две молчаливые фигуры.

Мужчина сидел на траве, согнувшись и неловко положив скованные наручниками руки перед собой. С первого взгляда было понятно, что он не европеец, и вообще даже не россиянин. Полные губы, чуть выкаченные глаза с черными зрачками и темноватая кожа делали его похожим на араба, каковым, он, собственно, и являлся.

Абу-Мурат, специалист подрывного дела, был захвачен в глубоком тылу сепаратистов, где он готовил очередную группу для терактов на территории России. Внезапный рывок группы спецназа застал охрану тренировочного лагеря врасплох. В четыре утра, когда только встает солнце, освещая мокрые, в облаках, хребты сереньким светом, спецназ произвел огневой налет на охрану лагеря, моментально подавив суматошную стрельбу одинокого пулемета. Темные фигуры скользнули к палаткам, где спали курсанты. Шипящие щелчки бесшумных винтовок и хрипы, вскрики людей, которых убивают прямо в постели, произвели впечатление на Абу-Мурата. Кто так громко кричал во второй палатке? Саид? Наверное… он так любил петь… мир праху его… Самого Абу-Мурата поймали возле туалета, за которым росли густые заросли крапивы. Единственное, что успокаивало совесть араба, – он успел два раза выстрелить. То, что не попал в своих врагов, можно было объяснить только тем, что им помогает сам иблис. Два раза Абу-Мурат нажимал на спуск, целясь прямо в темную, казавшуюся огромной из-за костюма «лешего» фигуру, но оба раза «леший» непостижимым образом угадывал время выстрела и направление полета пули и уклонялся от пули, словно боксер от нокаутирующего удара. А потом Абу-Мурата сильно и точно ударили прямо по половым органам. Он согнулся до самой земли, забыв и о лагере, и о Саиде, моля только об одном – чтобы как можно быстрее прошла боль. Боль прошла, и Абу-Мурат очнулся, но уже с наручниками на руках. А когда он не захотел идти в лес с появившимися из рассвета непонятными фигурами, ему подняли руки за голову, пинком по голени раздвинули ноги, и «леший» снова приготовился его ударить в самое нежное мужское место. Здесь Абу-Мурат все понял. Детей у него еще не было, но после повторного жестокого удара в пах он может смело искать адрес приюта для брошенных малышей. Если останется в живых, конечно. А Абу-Мурат хотел жить. А кто не хочет? Так он оказался здесь, перед скалами, перед хребтом, за которым начинается контроль федералов над территориями и куда в течение двух часов могут достать их «вертушки». Карту Абу-Мурат знал по памяти.

Дозорные поднялись по щебенке и нашли удобный выступ, нависающий над поляной. Внизу, в густой траве, прямо под ними, отдыхала группа. Солнце уже миновало зенит и слегка сместилось к западу. Горячие лучи ощутимо давили на спины и затылки спецназовцев, вызывая чрезмерное потовыделение.

Тюлень, ширококостный рыжеватый парень, осмотрел раскинувшуюся перед ним местность и удовлетворенно кивнул головой:

– Здесь побудем.

Он присел на нагретый камень, положил автомат на колени и потянулся за фляжкой. С наслаждением сделал крупный глоток, затем, поймав осуждающий взгляд напарника, скривился, набрал полный рот воды, сразу же став похожим на огромного хомяка, спешащего в нору со своей добычей за щеками, запрокинул голову и принялся полоскать горло. Его товарищ осторожно, оберегая раненую руку, опустился рядом. Это был сухощавый боец с настороженным взглядом и плотно сжатыми губами.

– Вода теплая, зараза!

– До ближайшего холодильника километров сто отсюда, – отозвался Резкий, держа фляжку здоровой рукой. – А все-таки красиво, да?

И он, и Тюлень, поглощая воду, не спускали внимательного взгляда с пологих хребтов, уходящих к востоку. К северу от них, над чертой, проведенной перистыми облаками, возносилась к небу громада Главного Кавказского хребта. Среди густой зелени холмов были видны розоватыми и белыми пятнами отцветающие боярышник, яблоня и алыча. Казалось, что мягкая дымка, лежащая над дальними предгорьями, вызвана отраженным светом этих листьев.

– Смотри, рюрик! – Резкий, запрокинув голову для очередного полоскания, нашел взглядом птицу.

– Кто, что? – чуть не подавился Тюлень. – Какой еще Рюрик? Царь, что ли? Ты о чем сейчас, Резкий?

– Сокол на древнеславянском – это рюрик.

– А! – сразу же успокоился его напарник и поболтал зажатой в руке фляжкой. – Так бы сразу и сказал… а то напугал меня. Я подумал, что у тебя уже «глюки» от промедола начались. – Тюлень знал, что Резкий увлекается историей, поэтому слова товарища его совсем не удивили. – Ну и что, – добавил он, со вздохом убирая фляжку, – кого здесь только нет. А может, и орел.

– Это сокол, – повторил Резкий, мотнув головой и провожая взглядом черную точку в небе над хребтом. – Орлы селятся дальше, там, в горах.

– Хорошо, хоть не ворона, – проворчал Тюлень. – Дурная это примета, когда ворон начинает кружить над спецназом. – Его лицо внезапно омрачилось, и он невольно бросил взгляд на раненую руку товарища: – Как, кстати, твоя рука?

Резкий осторожно подвигал плечом и поморщился:

– Плохо, Тюлень. Кровь уже не идет, но рука немеет. Я ее совсем не чувствую.

– Может, туго забинтовали? А давай-ка, я промедольчик еще уколю? – вдруг засуетился Тюлень и дернул клапан кармашка на разгрузке. – Сразу же и полегчает!

Несмотря на усталость, Резкий сразу же уловил в его голосе растерянность и страх.

– Не надо, – остановил он друга. – От промедола голова кружится и силы уходят. А мне еще полдня продержаться надо.

Тюлень внимательно посмотрел на него. Резкий знал, что означает этот взгляд. Тюлень навскидку пытался определить, насколько хватит у него сил. Хорошо, если дойдет, не свалится. Ну, а если нет, то Резкого донесут. Темп, правда, снизится, но ненамного. Одного уже тащат на носилках. Еще одни носилки роли не сыграют. Всего-то делов – перевалить через хребет и выйти по реке к низовьям. Туда, к заброшенному домику лесорубов, и подскочит «вертушка».

Придя к такому логическому заключению, Тюлень несколько повеселел и усмехнулся. Резкий без труда прочитал на его лице всю нехитрую цепочку рассуждений, отвел глаза и выругался про себя. Его мучило нехорошее предчувствие. Во всякие приметы и суеверия он не верил, но почему-то был твердо уверен в том, что неприятности еще впереди.

– Смотри! – вдруг севшим голосом прохрипел Тюлень. – Ты видишь?! – Он вскинул руку и впился взглядом в склон хребта, обращенного к ним.