Жулик: грабеж средь бела дня

– А уж этого я не знаю. Кто моего ребенка будет кормить? Между прочим – вашего внука… А если не хотите со мной по-хорошему добазариться – найдем мы на вас управу, найдем. Я девушка хоть и бедная, но в натуре честная. Уже и заяву в мусорню накатала. Если я ее не заберу – ждите неприятностей. Рано или поздно вашего сына-насильника закроют и кинут в тюрьму. На суде я молчать не буду, посажу вашего Лешу, хотя его и любила. А на зоне… будет ваш сын дырявой ложкой баланду хлебать да на параше утреннюю зорьку кукарекать. Хотите, чтобы с него обвинения сняли, – ищите деньги. Да побыстрее, пока я не родила. Дом-то ваш небось многие тыщи стоит, – многозначительно заключила шантажистка и, встав у окна, выпятила живот.

– Так ведь это не я вас насиловала! – справедливо напомнила Александра Федоровна. – Если считаете, что Леша перед вами виноват, – к нему и обращайтесь!

– Короче, со мной можно связаться вот по этому телефону. – Лида положила на стол клочок бумаги с номером мобильника Голенкова. – Сроку у вас – ровно месяц.

И, не прощаясь, зацокала каблучками к двери.

Эдуард Иванович ждал ее в своем «Опеле».

– Ну, что у тебя? – спросил он, едва девушка плюхнулась в кресло.

– Короче, бабка, бля, потекла сразу, – самодовольно улыбнулась проститутка и вкратце пересказала содержание беседы.

Она почти ничего не приврала, добавив лишь вскользь: мол, старуха Сазонова оказалась настоящей ведьмой, потому что натравила на нее дикого бешеного кота.

– Послушай, папик… Что-то уж больно стремную вещь ты затеял, – обеспокоилась Лида, когда «Опель»-пикап выехал на асфальтовую дорогу. – Ведь меня в этом городе слишком многие знают. И далеко не как девочку-одуванчика.

– Заяву у тебя в райотделе приняли, – напомнил Голенков равнодушно. – Уголовное дело имеет отличную судебную перспективу. Это я тебе как бывший капитан милиции говорю. Так чего ты волнуешься?

– А если это… как ее там… экспертиза? Ну, по установлению отцовства. Анализ спермы, все такое… Тогда что? У половины города придется сперму брать для анализа!

– Ну и что? С экспертами, что ли, трудно договориться? Деньги-то все любят. В случае чего мы тебе и толковых свидетелей организуем. Которые видели, как Жулик тебя насиловал. Можем задним числом даже справку из травмпункта организовать. Куда ты якобы обращалась полгода назад… Ну, когда Сазонов тебя в кровь избил. Он-то тогда в бегах был. Какое может быть алиби у беглого уголовника? Кто ему поверит?

– А если сам Жулик… Мстить начнет? Смотри, чтобы мне потом шифроваться от него не пришлось!

– Это он от тебя должен шифроваться. И не только от тебя, – молвил Эдик многозначительно. – И вообще: не рыпайся и не суетись под клиентом. Я тебе пятьсот долларов обещал? Обещал. Ты их получила? Получила. Через пару месяцев получишь еще столько же.

– Правда?

– А разве сегодня я тебя обманул?

Шоссе, прорезавшее субтильный лесок, было пустынным. Голенков выжимал из старенького «Опеля» предельную скорость – стрелка спидометра дрожала на отметке «90».

Внезапно Мандавошка подалась к водителю корпусом и, обвив его шею руками, попыталась поцеловать взасос. От неожиданности Эдик едва не выпустил руль. Однако успел-таки снизить скорость и плавно нажать на тормоз. Легкий «Опель» пошел неуправляемым юзом и едва не перевернулся на вираже. К счастью, все обошлось: чирканув днищем об асфальт, машина плавно съехала в неглубокий кювет и остановилась.

– Ебнулась? – побелевшими от страха губами спросил Голенков.

И тут произошло то, чего бывший опер никак не мог ожидать…

– Я тебя люблю, – ласково сказала малолетка. – А можно… я тебя поцелую?

– Фу-у-у… Ну ты и ду-ура! – только и мог выдавить из себя Эдуард Иванович и, подставив щеку, сказал разрешающе: – На, целуй быстрей, да поехали.

Голенков так и остался сидеть, подставляя щеку под поцелуй…

Голова девушки мгновенно пригнулась к его животу. С едва различимым треском вжикнула «молния» брюк. Мужчина даже не успел удивиться: штаны вместе с трусами оказались приспущенными. Наманикюренные пальцы профессионально заскользили по члену, который мгновенно напрягся.

– Да ведь… люди заметят! Тут же дорога, машины ездят! – ужаснулся бывший мент, тщетно пытаясь оттолкнуть Мандавошку.

Вздохнув, словно ныряльщик перед прыжком, Ермошина мгновенно заглотила член по самый комель.

– М-м-м-ммм… не меф-фай…

Лида оказалась потрясающей мастерицей своего дела. В минете она задействовала абсолютно всю полость рта, включая гортань и гланды. Она нежно покусывала член, языком передвигала его за щеку, и там ясно и выпукло обозначалась головка… Резные вишневые губы сомкнулись кольцом и плотно заскользили вверх-вниз. Сосала она с ожесточением изголодавшегося младенца, дорвавшегося до мамкиной сиськи. Когда Голенков, почувствовав приближение оргазма, попытался отстраниться, девушка сунула руки под его зад и впилась ногтями в ягодицы. Да так и натягивала свой рот на член, пока мужчина, судорожно дергаясь, не кончил.

У Эдика звенело в ушах и стучало в висках. Рубашка мгновенно взмокла. Перед глазами плясали огненные круги, и сквозь них он видел, что коротко стриженная голова Ермошиной по-прежнему лежит у него на коленях.

Он попытался высвободиться, но тщетно: барышня вцепилась в него мертвой хваткой. Только теперь Голенков понял, за что Лида получила кличку Мандавошка. Сперму она высасывала всю, без остатка, и в этот момент ее нельзя было оторвать от ее источника даже пассатижами…

Уже подъезжая к «Золотому дракону», Эдуард Иванович с ужасом осознал: а ведь случись на дороге свидетели – и его тоже можно было бы отгружать по пресловутой сто тридцать первой статье!

– Сколько с меня? Триста рэ? – сумрачно спросил Голенков и потянулся за портмоне.

– Обижаешь, – засокрушалась влюбленная проститутка. – Я ведь тебе чисто приятное сделать хотела!

– Моя Танька всего на год старше тебя, – напомнил Эдик, но портмоне все-таки спрятал.

– Ну и что? Да ладно, не ссы, я ей не скажу. А ты такой сладкий… и такой упр-ругий! – Последнее слово Лида вымолвила с особой твердостью и эрегированностью.

– Никуда не исчезай, будь на связи, – вздохнул Эдик, поправляя брючный ремень. – Может, придется твои показания в прокуратуре закреплять.

– Какой базар? Чао, папик! – бросила Мандавошка и, интимно облизав влажные губы, вышла из салона.

Голенков дал себе слово больше никогда не вступать с барышней в интимные отношения. Хотя и предчувствовал, что в будущем нечто подобное наверняка повторится…

…Доехав до горотдела, Эдик припарковал машину и, закурив, направился к розыскному стенду. Под потечным стеклом белела свежая ориентировка:

«По подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 131, ч. 2 УК РФ, разыскивается особо опасный рецидивист Сазонов А. К…»

Слева от текста темнели две фотографии разыскиваемого: анфас и в профиль.

Добросовестно прочитав ориентировку от начала и до конца, Голенков заулыбался. Блестящая идея, совершенно случайно зародившаяся в его голове серым похмельным утром, наконец обрела материальное воплощение.

– Вот так-то, – потирая руки, прошептал он. – Давай, уголовная рожа, приезжай на разборку… Вот тут-то тебя и закроют на «чалочку». И сразу – к параше. Там твое место…

Эдик сделал что мог, и ответный ход был, безусловно, за Жуликом. Бывший сыщик прекрасно знал, на что способен этот умный и расчетливый проходимец, и потому приготовил несколько отличных заготовок.

Однако события, развернувшиеся спустя несколько дней, заставили его на какое-то время позабыть и о Ермошиной, и даже о Жулике…

Глава 6

Над городским рынком зависло слепящее белое солнце. Липкий асфальт плавился, обжигая подошвы. Продавцы, безвылазно сидевшие за горячими железными прилавками, поминутно обмахивались газетками. Толстые торговки сутулились, отлепляя размокшие блузки от огромных грудей.

Базарное утро кончалось. Оглушенные покупатели слонялись по лабиринтам торговых рядов. Несмотря на солнцепек, народу было немало. Стараясь держаться теневой стороны, посетители рынка передвигались от прилавка к прилавку со скоростью снулых мух.

И никто не обращал внимания на длинную, как швабра, женщину, энергично вышагивающую от лотка к лотку. Выглядела она весьма колоритно: короткая стрижка, плоская грудь, позеленевшее от водки и анаши лицо… Грязная марлевая повязка на шее поддерживала негнущуюся загипсованную руку. Видимо, рука была покалечена очень серьезно: толстый слой лубка скрывал ее всю, от предплечья до кончиков пальцев. Несмотря на жару, покупательница была в длинной плиссированной юбке и широченной шерстяной кофте.

Походив по рынку минут пятнадцать, она наконец-то остановилась в бакалейном ряду. Водрузила на прилавок загипсованную конечность, взяла здоровой рукой банку кофе и, критически осмотрев ее, уточнила прокуренным баритоном: