Налейте бокалы, раздайте патроны!

– Да, – протянул одутловатый помещик. – Приехали. А ведь это – война. Все, господа, сейчас уже точно не до дуэлей. Вы меня, конечно, извините, ваше дело молодое… Но я вам по-стариковски так скажу: теперь появились дела намного важнее!

Все присутствующие, глядя друг на друга, молча согласились – теперь уж действительно не до дуэли.

* * *

Спустя несколько часов все формальности, связанные с дуэлью и примирением противников, находились уже в завершающей стадии. Компания теперь восседала на веранде за накрытым столом.

– Я со своей стороны приношу извинения, – произнес барон, заглядывая в глаза Голицыну. – Ей-богу, ничего плохого не держал в уме. Прошу прощения у вас, поручик, и у вас, Ольга Александровна.

– Хорошо, – проявляя великодушие, кивнул Голицын. – Принимается.

Бывшие противники выпили «мировую».

– Вот и прекрасно, господа! – засуетилась хозяйка, мать Ольги – Тамара Никитична. – Все хорошо, что хорошо кончается. Так что оставим все плохое позади. Теперь нужно выпить и закусить, не правда ли?

– Правда, матушка, истинная правда! – прогудел помещик, секундант барона. – Вот и я то же всегда говорю – врагов и за границей достаточно, что же мы будем себя на радость им гробить?

– Не дождутся! – поддержал его корнет. – Мы им всем покажем!

– В таком случае мы – друзья! – громогласно провозгласил Корф. – Я так рад!

– Может, продолжим партию в штос? – невозмутимо предложил поручик.

Все расхохотались. Застольные разговоры, конечно же, шли исключительно о будущей войне. Все были полны чувства патриотизма.

– Мы этим тевтонам покажем!

– Внимание! – воскликнул помещик. – Я в Германии бывал, причем неоднократно. Что такое Германия – мыльный пузырь! Вся их хваленая техника – ничто. Стоит наступить на этот пузырь, наступить русской ногой, и он лопнет. – Он приподнялся из-за стола с рюмкой в руке: – Вот лозунг наших великих дней: все для фронта, все для победы!

Новости из газет, которых уже набрался целый ворох, сводились к одному: в результате покушения в Сараево убиты эрцгерцог Австро-Венгрии Фердинанд и его супруга. Убийство совершил боснийский серб Гаврило Принцип, восемнадцатилетний студент, связанный с националистической сербской организацией «Черная рука». Страсти за столом кипели, все говорили без остановки. Каждый старался высказать свою основную мысль о происходящем.

– Главная национальная задача России заключается в следующем, – перебивал всех один из гостей, известный питерский юрист с черной клинообразной бородкой, – освободить от австро-немецких и турецких оков все мировое славянство вкупе с православными греками и румынами и создать единую федерацию.

– Австро-Венгрия никогда добром не позволит России расчленить Оттоманскую империю, ибо тогда начнут волноваться ее собственные славянские подданные, – убеждал его сосед. – А Германия не позволит ослабить и унизить свою кровную сестру Австрию.

– Сербию мы должны будем поддержать при любых обстоятельствах и любой ценой. Это принципиально!

– А ведь сколько у нас немцев, особенно в армии, – позвенел чайной ложечкой помещик, – как с ними быть?

Неожиданно для него за столом возникла тишина. Помещик говорил эти слова без задней мысли. Но, прозвучав, они приобрели совершенно конкретный и неожиданный смысл. Все невольно уставились на барона, единственного здесь немца по национальности.

– Я – русский офицер, у меня присяга! – опередил всех Корф. – Ее Величество матушка-императрица тоже немка, но она прежде всего русская патриотка! А кайзер Вильгельм – кузен нашего государя императора! Надеюсь, ни у кого не возникнет сомнений в том, что…

– Какие могут быть сомнения! Все мы, безусловно, знаем вас, барон, как человека глубоко преданного России и государю императору, – развел руками юрист.

– Естественно! О чем речь! – послышались голоса.

– Благодарю вас, господа, – признательно произнес барон и наклонил голову.

– Теперь – в действующую армию, – твердо проговорил Голицын. – Долг каждого военного быть там.

Его слова горячо поддержали все офицеры. Каждый высказал свою решимость взяться за оружие. Застолица шумела.

– Я тоже хочу сказать… – неожиданно раздался голос Ольги.

Все затихли, глядя на девушку, поднявшуюся из-за стола.

– В сложившейся ситуации долг каждой русской девушки – принять участие в войне, – гордо вскинула она голову. – Мы не можем оставаться в стороне. Я тоже русская патриотка и хочу помочь, чем могу. Может, хоть сестрой милосердия… Хотя я и всадница хорошая, и стрелять умею не хуже вас.

Рядом звякнула ложка. Тамара Никитична взволнованно, со слезами на глазах, глядела на дочь. Отец Ольги, покойный владелец имения – боевой офицер, воевавший в русско-японскую в Порт-Артуре, как мог обучал дочь военным премудростям. Хоть этого многие родственники и знакомые не одобряли, отец с детства брал девочку на маневры. Ольга читала не только женские романы, но и учебники Академии Генерального штаба, удивляя всех и восхищая отца, не чаявшего души в любимой дочери. В прошлом году Александр Петрович скончался от ран, полученных под Мукденом и Ляояном.

Последняя реплика Сеченовой была встречена гостями, скажем так, весьма сдержанно. Присутствующие всеми силами постарались скрыть невольно расплывающиеся в улыбке губы. Еще бы – боязнь мышей и военные действия, естественно, не вяжутся между собой. О мышах всем напомнил недавний маленький эпизод, произошедший здесь же в имении. Ольга, решившая удивить гостей своими кулинарными изысками, решительно отстранив кухарку, сама взялась печь какое-то удивительное печенье по старинному бабушкиному рецепту. Кухарка была все-таки оставлена в качестве помощницы. Как девушка деятельная, Сеченова приготовила восхитительное печенье. Во всяком случае, дивные ароматы, царившие в кухне, бесспорно, свидетельствовали об этом. И вот, идя с подносом к гостям, ожидавшим ароматный чай и сладости, в коридоре она встретилась с… мышью. Видимо, от испуга, вместо того чтобы в страхе бежать и спрятаться в какой-нибудь темный угол, маленькое серое существо вдруг ринулось к Ольге и, потеряв всякое понимание реальности, через мгновение оказалось у нее на туфельке. Реакция девушки была впечатляющей. Гости услышали пронзительный визг. Конечно же, печенье вместе с подносом полетело на пол.

Впрочем, это забавное происшествие было забыто всеми через мгновение. Теперь были темы поважнее. В порыве патриотизма все поднялись из-за стола.

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй во славу,
Во славу нам! –

над парком звучал гимн на слова князя Львова.

Глава 2

К тысяча девятьсот четырнадцатому году за гегемонию в Европе боролись две военно-политические группировки – Тройственный союз, куда входили Германия, Австро-Венгрия и Италия, и блок, называвшийся Тройственным согласием, или Антантой, в составе Великобритании, Франции и России.

Поводом для начала военных действий послужило убийство сербским националистом наследника австрийского престола эрцгерцога Фердинанда. Австро-Венгрия объявила войну Сербии, которую Россия считала своим союзником. В ответ Россия начала всеобщую мобилизацию. Первого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года Германия объявила войну России. В свою очередь, Великобритания и Франция объявили войну Германии. Началась Первая мировая война.

Лето четырнадцатого года в России было охвачено забастовочным движением. Германия, конечно, учитывала это в своих расчетах. Но как показало дальнейшее развитие ситуации, в Берлине на этот счет жестоко ошиблись.

С началом войны словно по волшебству внутренние распри в Российской империи на долгое время прекратились. Народы, населявшие огромную страну, казалось, слились в одном чувстве, в одном порыве – дать отпор посягательству врага на справедливость, на право, на целостность, честь и достоинство Родины. Первые дни и недели войны были отмечены массовым проявлением самоотверженных и добрых чувств, которые повсеместно по России выразились в бесчисленных пожертвованиях, в организации сборов, в процентных отчислениях из жалованья и из заработка, в учреждении разных форм общественной помощи семействам лиц, ушедших на войну.

Учреждения, еще вчера жаловавшиеся на отсутствие людей и денег, в дни войны немедленно нашли и деньги для помощи семействам запасных, и людей для сложных общественных работ. Организовывались различного рода общественные собрания, общества и организации, открывавшие лазареты для раненых, столовые для детей и жен призванных запасных и разные другие виды общественной помощи.

Для того чтобы начать разгром противника, требовалось два условия: во-первых, как можно быстрее доставить воинский контингент к месту операций, а во-вторых – наличие во главе армии полководца, способного повести ее к победам. В Российской империи должность Верховного главнокомандующего впервые была введена с самого начала мировой войны. Двадцатого июля по указу Сената ее занял генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич.

* * *

Зрелище, развернувшееся на Ходынке, было поистине впечатляющим. Поле издавна использовалось как место проведения военных парадов. Ну а столь значительный день, как проводы на фронт, был обставлен еще более торжественно. Над Ходынским полем летели упругие звуки духовых оркестров. Мелодии, заставлявшие бурлить кровь в жилах, звучали одна за другой – маршевые роты шли на фронт. Следовали орудия в конных упряжках, блестели на ярком солнце золотые погоны офицеров. На трибуне присутствовал сам император-самодержец Николай Второй со свитой. Государь был в приподнятом настроении – это было видно по его горящим глазам, несмотря на то что он всеми силами старался выглядеть мрачным. Священники с кадилами, стоявшие на всем пути следования войск, звероподобными возгласами оглашали победу «христолюбивому воинству». Огромное количество восторженного населения, провожавшего защитников «веры, царя и Отечества», было непоколебимо уверено, что война завершится через какие-то пять-шесть месяцев полной победой.

– Вы знаете, что происходило на Дворцовой площади? – рассказывал господин в золотом пенсне стоящему рядом старику благообразного вида. – Я вам скажу, зрелище было еще более впечатляющим. Площадь переполнили тысячи зевак, толпы возбужденных людей, несших флаги, иконы, ожидающих появления монарха, чтобы в его присутствии выразить свои патриотические чувства. На той стороне Невы, куда царь должен был прибыть из Петергофа, тысячи людей толпились на мостах и набережных реки, распевая и выкрикивая приветствия. Реку всю сплошь покрывали яхты, пароходы, парусники. При появлении семьи прокатились волны приветственных криков: «Батюшка, батюшка, веди нас к победе!»

– А как была одета императорская чета? – поинтересовался морщинистый собеседник в очках.

– Самодержец – в парадный мундир пехотного полка, Александра Федоровна – в белое платье. Она подняла поля своей нарядной шляпы, чтобы народ мог видеть ее лицо. Четыре великие княжны шли за царем и императрицей. Царевич, еще не поправившийся после несчастного случая, остался в Петергофе. И вот, представьте себе – сжав руки друг друга, человек в военной форме и женщина в белом платье стояли на балконе и плакали вместе с народом! – возбужденно повествовал господин в пенсне. – Для тех, кто стоял тогда на коленях, царь являлся действительным самодержцем – военным, политическим и религиозным диктатором, абсолютным хозяином души и тела народного.

– Да, действительно… – покачал головой старик.

– И так по всей империи, вы только посмотрите: взрыв воодушевления, толпы народа на улицах, смех, слезы, пение, возгласы, поцелуи. Волна патриотизма захлестнула Россию. Рабочие, еще недавно погрязшие в стачках, в своих бесконечных требованиях, и те оставили свои революционные флаги и взяли в руки иконы, портреты царя. Студенты покидают университеты и добровольно уходят в армию. «За веру, царя и Отечество» и «На защиту святой Руси» – эти призывы охватили казармы, фабрики, деревни. Офицеров, встречающихся на улицах, теперь восторженно качают на руках! – господин в пенсне снял шляпу, обнажил лысую голову и вытер ее платком. – В эти дни патриотизм населения показал все то, на что способна Русь. А очень скоро мы покажем это на полях сражений.