Жиган и бывший мент

В Афгане было недоумение: зачем? Дома со всех сторон тебе предлагали ответ, и у всех он был одинаков. Чтобы «жить». Не просто коптить небо на гроши, еле сводя концы с концами, а покупать себе то, что хочешь, ездить туда, куда хочешь, наконец, есть и пить то, что хочешь, а не то, на что хватает денег. Именно это и называется в сегодняшней России «жить». Это значит – не отказывать себе ни в чем.

Самая большая ценность – твои желания. И плевать на все остальное. У тебя есть тело, у тела есть потребности, есть желания. Удовлетворение их и есть самая главная цель жизни.

И все сводится в конечном счете к одному: хочешь «жить» – борись за деньги. Добыть как можно больше денег – в этом состоит смысл твоей борьбы с врагами, за это гибнут твои друзья.

«Мерзость! – подумал Константин. – Кругом одна мерзость!»

Он устал терять тех, кто рядом с ним. Избавившись от своего имени, спрятавшись за вымышленные имя и фамилию, Константин думал, что ему удалось обмануть свою судьбу. Но оказалось, сделать это не так просто. Он поменял имя, но не мог изменить свой характер, свою натуру. А она полностью соответствовала той системе ценностей, по которой он жил прежде.

Теперь Константин вообще никого не хотел видеть и слышать, ни с кем общаться. Он спрятался в самом себе и потихоньку зализывал раны.

Но Константина оставили в покое. В охранном агентстве «Цезарь» никто, кроме Мошнаускаса, не интересовался Константином, поскольку только директор агентства получал задания от Белоцерковского, никто другой просто не был в курсе ситуации с Панфиловым.

Мошнаускаса обнаружили на четвертый день после смерти пацаны, забравшиеся в пустующее здание. Он лежал в луже крови, запашок в комнате стоял уже тяжелый, над ним вились крупные зеленые мухи, ползали по лицу, возились вокруг подсохшей дырки во лбу.

Пацаны пулей вылетели из дома и после недолгого совещания решили сообщить ментам. Мошнаускаса увезли и убийство объяснили для себя и для отчета его непрофессиональностью. Судя по документам, он являлся частным сыщиком, а дальше все ясно как божий день – следил за кем-то, судя по всему, за серьезным и опытным бандитом, но оказался неосторожен, был обнаружен и тут же убит. Смерть наступила от выстрела в голову, но ранение в живот тоже было смертельным и привело бы к тому же результату.

На вечернем совещании начальник УВД Северного округа обратил внимание собравшихся в его кабинете начальников отделов на необходимость более тщательной проверки находящихся на их территориях частных сыскных и охранных фирм. Еще раз проверить у всех разрешения на хранение и ношение оружия, еще раз просмотреть уставные документы, лицензии и разрешения на использование спецсредств.

А то развели, понимаешь, самодеятельность, пинкертоны хреновы. И если есть хоть малейшая зацепка, закрывать, на хрен, без всяких разговоров. Пусть жалуются. А мы труп этот с дырой во лбу представим – наглядное пособие, так сказать, по технике безопасности для слишком резвых шерлоков холмсов.

Когда о смерти Мошнаускаса сообщили в «Цербер», это известие вызвало там легкую панику, сопровождавшуюся, впрочем, и вздохом облегчения. Бывшего директора агентства мало кто любил, и мало кто пожалел о том, что жизнь его закончилась преждевременно.

Белоцерковского тотчас же известили, он послал надежного человека, и тот облазил буквально все помещение конторы и квартиру Мошнаускаса, выгреб все документы, которые могли бы пролить свет на причину его убийства, и обнаружил небольшой домашний сейф, вделанный в стену квартиры. Не сумев его открыть, он просто выломал сейф из стены и увез с собой. В сейфе, кроме крупной суммы денег, были обнаружены документы, содержащие компрометирующие материалы на Глеба Абрамовича Белоцерковского, а также видеокассета. Сочтя, что и там компромат на ГБ, ее вместе с документами отправили Глебу Абрамовичу.

Когда у него дошли руки до этой пленки, Глеб Абрамович аж вспотел весь от неожиданности увиденных им кадров. Надо сказать, съемка была неплохая, с некоторым даже художественным изыском, который, впрочем, мог появиться и случайно. Но многие кадры просто впечатляли.

Например, сам момент падения, полета: запрокинутое вверх, прямо в камеру, лицо Генриха Львовича Воловика, лицо, удаляющееся в кадре, уходящее вниз, туда, где, словно живой, глухо шевелился расплавленный металл. Или вспышка огня в тот момент, когда тела коснулись расплава! Это же настоящее искусство, это и на аудитории показать не стыдно, не хуже всяких там Голливудов!

Глеб Абрамович вспомнил выводы своих консультантов, которым он дал задание срочно изучить рынок кинопроизводства и кинопроката и оценить эффективность вложения средств в эту сферу бизнеса. Выводы оказались совершенно неутешительными для Генриха Абрамовича.

На производство любого мало-мальски приличного фильма требовались многие миллионы долларов – затраты просто ужасные, ужасные! Правда, эти деньги окупались, и даже с прибылью, но только в том случае, если фильм удавался. Бывали случаи, когда не удавалось собрать и десятой части того, что было истрачено.

«Нет, – подумал Глеб Абрамович, – это не для меня. Пусть так бездумно рискуют сумасшедшие люди. Я еще не потерял голову на своих плечах. Мы еще посмотрим, как всем вам удастся меня оттереть! Время еще есть. А теперь, когда Воловик столь эффектно… э-э-э… однако, слова даже не подберу… Столь эффектно «гикнулся», так это, кажется, звучало?.. Как бы там ни было, Генриха Львовича теперь нет, и Дружков остался беспризорным. Он, конечно, срочно ищет замену Воловику, но ведь надо же понимать, разве найдешь за несколько дней замену человеку, с которым проработал несколько лет. Это надо обдумать. Почему именно Дружков? У него что, больше шансов, чем у остальных? Обдумать нужно не спеша».

Вопрос, кого из новых политических лидеров финансировать и вести к реальной власти в стране, был для Белоцерковского все еще не решен и по-прежнему оставался главным вопросом текущего момента.

Те, кто наверху сейчас, власть уступят, это ясно. Сейчас срочно готовится новая фигура, которой можно было бы передать все дела, все управление, но достаточно ли убедительной окажется эта фигура? Так можно и ошибиться, и очень серьезно ошибиться.

Стоит подумать и об альтернативах. Еще есть возможность связать свои деньги с любым именем, которое мелькает на российской политической сцене.

И вдруг шальная мысль шевельнулась в голове Белоцерковского: «А что, если – самому?»

Он даже вскочил и прошелся по кабинету, вернее, пробежался.

«Но нет, нет! – заворчал он на себя самого. – Зачем тебе это надо? Господи боже ж мой, разве мало желающих? Как голодных собак! Выбирай любого…»

И он опять надолго задумался, перебирая возможных кандидатов и размышляя, кого из них взять под свою финансовую опеку.

С ответом на один вопрос у Глеба Абрамовича не было абсолютно никаких колебаний: тайна смерти Генриха Львовича Воловика так и останется тайной.

Разве что потом, когда улягутся политические страсти и о существовании Генриха Львовича прочно забудут даже его близкие… Но сейчас?.. Ни в коем случае не следует раскрывать тайну его смерти. Сейчас Белоцерковскому гораздо выгоднее оставить за Воловиком сформированный ему газетчиками образ политического интригана и авантюриста, чем несчастной жертвы насилия.

«Достаточно того, что о его смерти знаю я, – решил Глеб Абрамович. – Надо, кстати, дать задание, чтобы повнимательнее присмотрелись к его активам, пройдет совсем немного времени, и все в его «империи» пойдет по швам без его хозяйского присмотра. Можно очень неплохо заработать около всего этого».

Между тем оставшаяся без управления команда Воловика выдвинула из своей среды нового лидера. Лидер наиболее последовательно выражал идею передела оставшейся без присмотра собственности. Воловика нет и, возможно, не будет уже никогда.

Деньги, лишившиеся хозяина, становятся слишком привлекательными. Прекрасно понимая, что законным путем у замешкавшегося где-то Воловика ничего не отобрать, его управленцы начали просто тащить все, что плохо лежит.

Тащиловка захлестнула все уровни воловиковской структуры – сверху донизу. И те оперативники, которые охотились за Константином, рванулись за своей долей добычи. Что им какой-то придурок, которого никак не удается поймать, и приказ подтвердить некому, поскольку хозяин исчез неизвестно где.

Поэтому искать Константина перестали. Мало того, те, кто успел хорошо хапнуть, стремились унести ноги, опасаясь, что Воловик все же вернется. Бардак в стройной прежде команде поднялся неописуемый. Друг друга-то найти уже не могли, какой там, к черту, Константин?!

Никто Константином не интересовался, и сам он не интересовался никем.

Его интересовал теперь единственный в мире человек – он сам.

Глава 5

Иногда Панфилов начинал сомневаться. Может быть, зря он все это? Может быть, нет никакой закономерности в смерти близких ему людей, может быть, это он сам все напридумывал? И в деньгах ничего нет мерзкого и жестокого. Тысячи, миллионы людей живут точно так же, как он жил еще недавно, – дерутся, интригуют, предают, рвут глотки друг другу ради того, чтобы увеличить свой капитал. И если посмотреть со стороны, только этим их жизнь и ограничена.

Но рядом с ними живут их жены и дети, их любят женщины и ничего особенно страшного из-за этого не происходит. Ну разве что семейные скандалы.

Во время таких вот сомнений в голову Константину пришла мысль посмотреть на свое «дело», которое он давно забросил, еще когда отправился в Дагестан разыскивать убийцу своего брата. Из Дагестана в Запрудный Константин Панфилов уже не вернулся.

Вряд ли он сейчас смог бы ответить самому себе, зачем это ему нужно. Но он просто купил билет на электричку и тихо сидел, дремал у окна, разглядывая изнанку московских улиц, хорошо видную из окна электрички.

Он не хотел, чтобы его узнали в Запрудном. А узнать его могли сотни людей, Константин Панфилов был слишком известным человеком в этом маленьком подмосковном городке. Он вырядился чуть ли не бомжем: засаленные брюки, слишком короткие для его роста, он разыскал в кладовке у хозяина квартиры, там же нашелся и пиджак, на котором было маловато пуговиц, зато дыр – хоть отбавляй.

Константин не думал, что его визит окажется таким трудным для него самого. Знакомые улицы вызывали воспоминания, одно другого болезненней. Он не нашел в себе силы посмотреть на тот дом, где прожил много лет вдвоем со своим братом, обошел его стороной.

К удивлению Константина, казино «Золотой дукат» работало, автостоянка была забита иномарками, в которых скучали водители и охранники. Из ресторана доносилась музыка, когда дверь на несколько секунд открывалась, чтобы принять новых посетителей.

Заведение работало на полную катушку. Заходить внутрь и интересоваться, как поставлено дело, у Константина не было никакого желания, да и наряд не позволял. Вряд ли прибыль поступала, как и прежде, на счета, открытые Константином Панфиловым, да и сами счета – существовали ли они сейчас? Сомнительно.

Но вот справедливого негодования не было. Это его даже несколько удивляло. Какие-то мошенники присвоили его дело, гребут его деньги, а его это даже не возмущает.

Потому что он понимает: так и должно быть. Нельзя оставлять дело без присмотра, тотчас найдется много охотников прибрать его к рукам. Но никакого желания вновь вернуть все, что еще совсем недавно принадлежало ему, у Константина не было.

Ему стало интересно, кто же все-таки оказался таким предприимчивым и расторопным, – назначенный им же самим директором казино Леня Мурашко или кто-то другой. Может быть, братва отбила казино себе? Впрочем, зачем им этот геморрой, они просто доить хозяина будут, без мороки и головной боли, так намного легче для не привыкшей напрягать извилины братвы.

Константин зашел в рюмочную, расположенную на той же площади, что и казино. Это было заведение самое демократичное, то есть для тех, у кого денег хватало хотя бы на сто граммов водки.

Деньги на водку у Константина были, и не только на водку. Он купил сто граммов и притерся со своим стаканом к двум потрепанного вида мужчинам, уткнувшим носы в пустые стаканы.

Панфилов поставил стакан перед собой, но пить не спешил.

Он достал мятую пачку «Примы», размял сигарету, прикурил, потом посмотрел на своих унылых соседей, словно впервые их увидел, и протянул одному из них пачку сигарет.