Узы крови

Алек недоуменно уставился на него.

– Вы с ума сошли, – наконец выдавил он. – Это невозможно сделать.

– Поразительно, на что способны люди, когда у них нет иного выхода, – ласково сказал Суинтон и встал. – Либо вы платите наличными, либо мы диктуем вам, куда отправить товар.

Он затушил сигару о блюдце, на котором лежало масло Алека.

– Искренний привет Вивиан, сэр Алек. Пока.

И Джон Суинтон испарился.

Сэр Алек остался сидеть, слепо глядя прямо перед собой, окруженный привычными, до боли знакомыми вещами, неизменно сопровождавшими его всю его жизнь, которые сейчас он может безвозвратно потерять. Единственным чуждым предметом был засаленный мокрый окурок сигары на блюдце. Каким образом позволил он им вторгнуться в свою жизнь? Он дошел до того, что стал пешкой в руках негодяев. Теперь он знал, что им нужны не его деньги. Деньги – это приманка, на которую он попался. Их интересовало его положение в фирме, производящей лекарства. Они попытаются заставить его работать на них. Если станет известно, что он попал в руки уголовников, оппозиция не замедлит этим воспользоваться. Его партия скорее всего попросит его уйти в отставку. Все будет сделано тактично и строго конфиденциально. Они, вероятно, окажут на него давление, с тем чтобы он сложил с себя полномочия члена парламента. И предложат ему какую-нибудь номинальную должность, чтобы он мог получать оклад в сотню фунтов стерлингов в год из королевской казны. Член же парламента не имеет права получать деньги ни от королевы, ни от правительства. И сэру Алеку, таким образом, не позволят вернуться в парламент. Причина, разумеется, вскоре станет всем известна. Он будет обесчещен. Если не сумеет собрать необходимую сумму, чтобы разом расплатиться. Уже несколько раз он заговаривал с Сэмом Роффом о том, чтобы тот согласился снять запрет со свободной продажи акций на рынке ценных бумаг.

– Забудь и думать об этом, – сказал ему в ответ Сэм. – Едва мы позволим посторонним стать нашими партнерами, как они тотчас начнут учить нас, что нам делать. Мы и глазом не успеем моргнуть, как они захватят сначала Совет, а затем приберут к рукам всю компанию. Тебе-то это зачем, Алек? У тебя большой оклад, на карманные расходы, думаю, хватает. Открытый счет в банке. Зачем же тебе наличные деньги?

В какое-то мгновение Алек чуть было не сказал Сэму, как остро он нуждается именно в наличных деньгах. Но знал, что из этого ничего не выйдет. Фирма для Сэма Роффа была всем, и это делало его абсолютно бесчувственным ко всему остальному. Если бы ему стало известно, что Алек хоть в какой-то степени скомпрометировал фирму, он сделал бы все возможное, чтобы немедленно избавиться от него. Нет, Сэм Рофф был последним человеком, к которому он мог бы обратиться.

Алеку грозила гибель.

* * *

К столу Алека приблизился швейцар «Уайтса» в сопровождении человека, одетого в серую униформу посыльного. В руке он держал большой запечатанный конверт.

– Прошу прощения, сэр Алек, – почтительно обратился к баронету швейцар, – но этот человек настаивает, что обязан что-то передать вам лично в руки.

– Благодарю вас, – сказал сэр Алек.

Посыльный вручил ему конверт и в сопровождении швейцара пошел к выходу.

Алек долго смотрел на конверт, прежде чем вскрыл его. Перечтя содержимое три раза, скомкал бумагу. Глаза его медленно наполнились слезами.

Глава 6

Нью-Йорк

Понедельник, 7 сентября – 11.00

Частный «Боинг-707-320» заходил на посадку в аэропорту Кеннеди, дождавшись наконец своей очереди на приземление. Полет был долгим и утомительным, и Рис Уильямз вконец измучился: за все время полета он как ни пытался, так и не смог заснуть. На этом самолете он часто летал с Сэмом Роффом. И теперь постоянно ощущал его незримое присутствие в нем.

Элизабет Рофф ждала его. В телеграмме из Стамбула Рис просто сообщил ей, что прилетает на следующий день. Он, конечно, мог бы сообщить ей по телефону о смерти отца, но считал, что она заслуживает большего уважения.

Самолет уже был на земле и подруливал к терминалу. У Риса почти не было багажа, и он быстро прошел таможенный досмотр. Снаружи серое, блеклое небо предвещало скорые заморозки. У бокового выхода его ожидал лимузин, чтобы отвезти на Лонг-Айленд, в дом Сэма Роффа, где его ждала Элизабет.

В пути Рис попытался отрепетировать те слова, которые он скажет Элизабет, чтобы хоть как-нибудь смягчить удар, но едва Элизабет открыла входную дверь, как все ранее заученные слова мигом вылетели у него из головы. Всякий раз, встречая Элизабет, Рис как бы заново поражался ее красоте. Внешностью она пошла в мать, унаследовав от нее те же аристократические черты, те же жгучие черные глаза, обрамленные длинными, тяжелыми ресницами. Кожа ее была белой и мягкой, волосы черными, с отливом, тело точеным и упругим. Одета она была в кремового цвета шелковую блузку с открытым воротником, плиссированную серую фланелевую юбку и желтовато-коричневые туфельки. В ней ничего не было от той неуклюжей маленькой девочки, гадкого утенка, которого Рис впервые увидел девять лет назад. Она превратилась в красивую, умную, сердечную и знающую себе цену женщину. Теперь она улыбалась, радуясь его приходу. Она взяла его за руку и сказала:

– Входи, Рис. – И повела его в отделанную дубом библиотеку. – Ты прилетел вместе с Сэмом?

Теперь от горькой правды не уйти! Рис набрал в грудь побольше воздуха и сказал:

– С Сэмом случилось несчастье, Лиз.

Он видел, как краска мгновенно сошла с ее лица. Она молча ждала, что он скажет дальше.

– Он погиб.

Она стояла не шелохнувшись. Когда наконец заговорила, Рис едва расслышал ее слова.

– Что... что случилось?

– У нас пока нет подробностей. Они шли по леднику, оборвалась веревка. Он упал в пропасть.

– Удалось найти?

Она закрыла глаза, но тотчас вновь их открыла.

– Бездонную пропасть.

Ее лицо стало мертвенно-бледным.

Рис всполошился:

– Тебе плохо?

Она быстро улыбнулась и сказала:

– Нет, все в порядке, спасибо. Хотите чаю или чего-нибудь поесть?

Он с удивлением взглянул на нее, попытался что-то сказать, но потом сообразил, в чем дело. Она была в шоке и говорила, не понимая, что говорит. Глаза ее неестественно блестели, и на лице застыла учтивая улыбка.

– Сэм был большой спортсмен, – сказала Элизабет. – Вы видели его призы. Он ведь всегда был победителем, да? Вы знаете, что он уже поднимался на Монблан?

– Лиз...

– Да, конечно, вы знаете. Вы же сами однажды были там с ним, ведь так, Рис?

Рис не мешал ей выговориться, защитить себя баррикадой слов от момента, когда она один на один останется со своим горем. На какое-то мгновение, пока слушал, его память живо воскресила образ маленькой, легко ранимой девочки, какой он увидел ее впервые, слишком чувствительной и робкой, чтобы уметь защитить себя от жестокой реальности. Сейчас она была в таком нервном возбуждении, так напряжена и неестественно спокойна и одновременно так хрупка и беззащитна, что Рис не выдержал.

– Позволь, я вызову доктора, – сказал он. – Он тебе даст что-нибудь...

– Нет, нет. Со мной все в порядке. Если вы не возражаете, я пойду прилягу. Я, видимо, немного устала.

– Мне остаться?

– Нет, спасибо, не надо. Уверяю вас, в этом нет никакой необходимости.

Она проводила его до двери и, когда он уже садился в машину, вдруг позвала:

– Рис!