Крымский роман

Как-то вдруг очень захотелось чаю с пряниками в компании этой располагающей, открытой парочки. Наталья сходила за стаканом, и они уселись чаевничать. Устинья Васильевна с Дашей рассказывали о себе: куда едут, как живут, про родственников, которые будут их встречать, и что-то еще, еще… Она слушала, не слушая, улыбалась и кивала: этому приему Ната научилась давно.

Ездить приходилось много и часто, в основном на поездах. Попутчики попадались разные, но почти всегда разговорчивые. Она научилась слушать, пропуская поток информации и эмоций собеседников мимо. Не от безразличия или снобизма, а от невозможности втиснуть в себя что-то еще сверх своих переживаний.

Переживания прошли, а навык «поездных ушей» остался.

Хотя – какое там «прошли»!

Когда, вон, курить побежала – и ручки тряслись, и слезы внутрь загоняла, не разрешая им выйти из-под контроля, и смирилась с тем, что хандрить придется полпути. Если б не маленькая стычка с тем мужиком, сидела бы сейчас и собирала себя в кучку…

Она улыбнулась, вспоминая эпизод в тамбуре, и мимолетно подумала о мужчине: «Что ж у нас случилось-то, что мы такие решительные и суровые, или мы такие по жизни?»

Как будто отвечая на ее мысли, Даша взахлеб принялась рассказывать:

– Ой, Наталья Александровна, тут пока вас не было, к нам четвертого поселили! Представляете, он из СВ, продали три билета на одно место, чего раньше никогда не было. Так начальник поезда говорит. Вот. А СВ-то – всего два вагона, и все места заняты, так эти трое не знали, как разместиться, вроде как двое мужчин уступили женщине, у нее третий билет был. Вот. А их в купе переселили и обещали разницу выплатить, искали лучший вагон, и оказалось, что это наш. Нам одного и подселили. Здоровый такой мужик и злой. Важный: вещи, то есть сумки, дорогие такие, так он их покидал и ушел, даже дверью хлопнул. Будет теперь дуться и молчать. Да еще храпеть, наверное, ночью примется!

– Да не тарахти ты, Дашка! С чего ты взяла, что будет храпеть. А что расстроен человек, это ж понятно.

– Ну… уж больно важный, сразу видно – начальник.

«Уж не мой ли «партизан», этот новый сосед? Плохо дело, еще разборки устроит, учить уму-разуму начнет», – обеспокоилась Ната.

Поругивая себя за трусость, она полезла на свою верхнюю полку, где, в общем-то, неплохо устроилась. Чувствуя приятную сытость после чая, она медленно погружалась в сон.

Дремать нельзя – только спать…

Наталья проснулась от звука хлопнувшей двери купе, более резкого, чем обычно, похожего на выстрел. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела прямо перед собой того самого «партизана», как она его обозвала про себя, и теперь наконец-то смогла его рассмотреть.

Он был действительно высок, за метр восемьдесят, весь какой-то широкий, но не толстый, а, как говорится, подтянутый. На вид ему, пожалуй, можно было дать в районе сорока. Короткий ежик волос, очень внимательные серые глаза, небольшой шрам над левой бровью и едва заметный – на левой скуле. Простая, ничем не выдающаяся внешность. Ничего особенного.

Кроме глаз.

Пожалуй, Дашка была права: как-то сразу становилось понятно, что он – начальник, не потому что высокомерен, а просто чувствовалось, что этот человек умеет командовать.

«Да, с «дядечкой» я точно промахнулась…»

– Простите, я не хотел вас разбудить! – холодно и отстраненно произнес объект ее пристального изучения.

– Все с дверьми воюете? – понесло Наталью, видимо, еще не до конца проснувшуюся. Язвить с этим товарищем, похоже, не рекомендовалось, но когда это благоразумию удавалось ее остановить!

– Так это вы, девушка! – как будто обвиняя, произнес «гражданин начальник».

– Вообще-то – я. А что? – живо поинтересовалась она.

– Да, собственно, ничего.

– Ну и славно! – ехидно согласилась Наталья.

Куда ее несет?! Мужик явно раздражен, да и цену себе знает. Может, поэтому ее и проняло?

Говорить им было не о чем, и мужчина твердым полукивком отпустил ее из разговора и одним сильным движением поместил свое крупное тело на верхнюю полку.

«Ого, да мы еще и спортсмэны», – подумала Наталья, с издевкой вставив «э».

Слишком увлекшись его разглядыванием, она совершенно забыла о других пассажирах, но они о себе немедленно напомнили:

– Здравствуйте, а как вас зовут, а то мы все познакомились, а как вас звать – не знаем. Хотите чаю? У нас настоящий, не из пакетиков, – очень быстро и громко, как из пулемета, строчила Даша.

– Зовут меня Антон Александрович, чаю не хочу, благодарю вас.

Вот так – холодно и очень понятно: «Все свободны, всем спасибо».

«Что ты к нему прицепилась, Наталья?! То рассматриваешь его во все глаза, то язвишь, то его тон тебя задевает, тебе-то что? А бог его знает – что? Бог знает…»

В этот миг зазвонил ее сотовый.

Схватив в руки телефон как спасательный круг, она спустилась с верхней полки и выскочила в коридор. Звонила ее бывшая клиентка, просила помочь приятельнице, которой нужно срочно продать квартиру. Она переадресовала клиентку к Ольге, ее нынешней коллеге и почти подруге. Закончив разговор, Наталья заглянула в купе, взяла сигареты и снова поплелась в тамбур.

Надо кое-что обдумать, успокоиться, а то настроение, как качели, – то вверх, то вниз.

Ей повезло второй раз: в курилке никого не было.

Она уставилась в окно на мелькающий пейзаж, и мысли потекли, как картинки за окном.

После ухода от мужа она, конечно, потеряла и работу.

Начинать заново жизнь после тридцати сложно, а после тридцати шести практически вообще невозможно, да еще не имея ничего за спиной, кроме старого шмотья. Она работала у него всем на свете, от секретаря до главбуха, и, конечно же, без трудовой книжки и без зарплаты, а еще с целой кучей проблем.

Как-то по ТВ шел сериал о женщине с тремя детьми, ушедшей от мужа. Сериалы она не смотрела в силу занятости и не особой любви к ним. Из этого сериала почему-то запомнила некоторые высказывания, из тех эпизодов, что видела случайно.

Героиня говорила своей подруге: «Начинающие развод делают одну большую ошибку – уходят, а уходящий получает не более десяти процентов от всего: от денег, жизни, любви. Раз уж влезли в развод, сделайте так, чтобы ушли от вас».

Десять процентов она не получила, но одну десятую процента ей все-таки дали и подтолкнули в спину – «иди, иди, убогая, пока я не передумал».

А что? Прав ведь! Точно, убогая – шесть лет угробить на мужика: на его жизнь, его бизнес, его здоровье, его родителей. На все его.

Конечно, убогая.

А где же я?! Ну или хотя бы «мы»?! Ну и сама дура – заслужила!

Наталья стала искать, куда пристроить свои жалкие копейки, чтобы сделать наконец что-то для себя, хотя бы организовать жилье. Она купила комнату в совершенно «убитой» коммуналке, в отдаленном районе, без соседей. У них имелась другая квартира, а вторая комната стояла пустая: супруги держали ее для детей, когда те подрастут. Люди они оказались неплохие, и им было все равно, что она там делает – ремонт так ремонт.

Негатива, обид и обвинений в ней накопилось – море, девать это куда-то требовалось, вот она и взялась за ремонт. Своими силами – за исключением сантехники, электрики и каких-то сложных работ.

Деньги быстро закончились, а что-то делать плохо Наталья не умела, вот и вышел ремонт на славу. Зато она оказалась совершенно без денег, без работы и без понятия, что ее ждет впереди.

Однако половину злости на себя и на весь мир Наталья сбросила. Она продала эту комнату – надо же на что-то было жить – и вдруг обнаружила, что неплохо на этом заработала. Очень даже неплохо! И пошла на фирму, через которую покупала и продавала комнату, где устроилась работать риелтором в отдел купли-продажи.

Через два месяца она заработала первые неплохие деньги. Через год приобрела однокомнатную квартиру, а вместе с квартирой – и самоуважение, потерянное где-то в начале «счастливой» семейной жизни. А еще она приобрела устойчивый страх – пустить в свою жизнь и в свое одиночество хоть кого-то.