Эксклюзивный мачо

– Извини, – повторил Лялин, и я всерьез начала думать, что люди с возрастом меняются. Услышать от Лялина два раза подряд «извини» – это слишком для моих нервов. В голове возникают глупые мысли, к примеру, хочется припасть к его груди и пожаловаться, неважно на что, главное, чтобы он по головке погладил и сказал что-нибудь жизнеутверждающее, а потом мы бы вместе поплакали и пошли встречать рассвет… «Лялин стареет, а я глупею», – со вздохом решила я и весело подмигнула ему.

Он засмеялся и вдруг заявил:

– Я, собственно, к тебе по делу.

– Да?

– Ага. У моего босса есть приятель Сафронов Петр Викентьевич. Может, слышала о таком?

– У него молокозавод где-то на Поварской?

– И завод, и маслосырбаза. Не знаю, как это правильно называется, дело не в этом, а в том, что дядя этот очень беспокойный. Кругом бедолаге враги мерещатся.

– Охрана у него есть?

– Есть. На самом деле ни в какой охране он не нуждается. Нет у него врагов, которые желали бы ему смерти. Дела его идут неплохо, но никому он здесь не мешает. Короче, нервный тип с фантазией. Только и всего. Но моего босса успел достать, и тот, естественно, обратился ко мне.

– И что сделал ты?

– Полюбопытствовал, как обстоят дела.

– То есть раскопал всю подноготную Сафронова, – улыбнулась я.

– Можно сказать и так, – не стал спорить Лялин. – И могу с уверенностью заявить – дядя бредит.

– Но с чего-то он начал беспокоиться? – заметила я скорее из вредности, потому что верила Лялину, он из тех людей, что слов на ветер не бросают.

Олег едва заметно поморщился.

– Два месяца назад было совершено нападение на их экспедитора. Да ты, должно быть, слышала. Парня поджидали возле его дома, выстрелили в упор, без предупреждения, он даже ничего не понял. Забрали деньги и смылись.

– Парень жив?

– Жив. В рубашке родился. Скоро из больницы выпишут.

– Так, может, Сафронов не зря беспокоится?

Лялин вновь поморщился.

– Ему давно надо было это сделать. Об элементарной осторожности там слыхать не слыхивали. Экспедитор возвращается в два часа ночи, в сумке весьма приличные деньги, он один, ставит машину на стоянку и двигает домой с этими самыми деньгами. И после этого удивляется, что экспедитор оказался в больнице. Прознали про эти скверные привычки, и вот результат. Не удивлюсь, если кто-то из своих постарался. И про крупную сумму знали, и про то, когда вернется. Короче, к безопасности Сафронова этот случай не имеет никакого отношения.

– Допустим. И что дальше? – кивнула я, не очень понимая, куда клонит Лялин.

– Надо его отвлечь от глупых мыслей. Хочется ему надежную охрану, он ее получит.

– Ну… – пожала я плечами.

– Гну, – передразнил Лялин. – Вот ты с ним и поработаешь.

Я скривилась, услышав о таком счастье.

– Спятил совсем? Какой из меня телохранитель?

– Так он и не нужен. Говорю же, у парня глюки на нервной почве. Тут не телохранитель важен, а имя. Твое ему понравится. Ты человек известный и пользуешься уважением. Пользуешься, – повторил Лялин, видя, как мою физиономию вновь перекосило. – Он будет счастлив, вот увидишь. Немного потаскаешься с ним туда-сюда, денег заработаешь, а главное, окажешь мне неоценимую услугу.

– Знаешь, что я думаю, – немного посверлив его взглядом, сказала я, – ты все это нарочно придумал. Потому что решил, что я сижу здесь без всякого дела и теряю остатки разума. Того гляди с катушек съеду или вправду запью. Большое тебе спасибо за заботу.

– Если ты не согласишься, придется задействовать кого-то из моих ребят. Причем не одного. У людей семьи, не могут они сутками на работе пропадать. А у меня и так людей не хватает, отпуска, а работы завались. Говорю тебе, этот тип никому не нужен. А тебе сейчас совершенно нечего делать, сама только что сказала. Не знаю, с чего ты решила, что я такой благородный и сильно печалюсь о том, как ты проводишь свое время. На самом деле я эгоист и надеюсь устроить свои дела за чужой счет, пользуясь нашей давней дружбой.

– Иди ты к черту, – отмахнулась я.

– Подумай над моим предложением и ответь мне «да», – сказал Лялин, поднялся и направился к двери. Я побрела за ним. – Почему бы нам как-нибудь не выпить вместе? – предложил он на прощание.

– Обязательно, – кивнула я, он раскинул руки, а я припала к его груди.

– Не скучай, дорогая, – пропел он дурашливо.

– Мое сердце не вынесет долгой разлуки, – ответила я, и на том мы расстались.

Лялин ушел, а я отправилась в кухню пить чай. Разговор неожиданно произвел на меня впечатление. Разумеется, не перспектива стать телохранителем какого-то там типа волновала меня. Беспокоили мысли о Деде. Все это время я думала лишь о том, как я справлюсь без него. Лялин прав, очень многое нас связывало и связывает, а сейчас впервые подумалось: как он без меня? Каково ему? Должно быть, скверно. И дурацкие слухи обо мне счастья ему отнюдь не прибавляют.

Проще всего набрать номер и сказать: «Привет, как твои дела? У меня все отлично», но этого как раз делать не следует. Хорошо зная Деда, нетрудно представить, чем это закончится. Нет уж, не для того я уходила, чтобы через несколько месяцев прибежать обратно.

Я прошлась по квартире, забыв про чай. Квартира у меня огромная, в трех уровнях, в ней вполне можно потеряться. Или звонить самой себе по телефону. Квартира, кстати, подарок Деда. Когда я ушла, довольно громко хлопнув дверью, то понятия не имела, что буду делать дальше. Мне даже казалось, что прогнозы недоброжелателей вполне способны сбыться и я, чего доброго, начну спиваться в одиночестве. Уже из-за одного этого стоило завязать с выпивкой. Впрочем, я ею никогда особенно не увлекалась, так что диву давалась, с чего обо мне пошла дурная слава?

Как бы там ни было, а оказавшись на вольных хлебах, я первым делом задумалась: чем же занять себя? И думала дня три, после чего выяснилось, что я являюсь прирожденной лентяйкой, то есть мне ничем не хочется заниматься. Так как телевизор я не смотрю, а книг принципиально не читаю, то в основном я проводила время в длительных прогулках с таксой по имени Сашка, чему он был очень рад.

Потом меня потянуло посмотреть на мир, и я отправилась путешествовать, пристроив Сашку на время к подруге Ритке, которая по совместительству являлась секретарем Деда. Тот, в свою очередь, был в нашем городе полновластным хозяином. Впрочем, справедливости ради стоит добавить: не только в городе и области, но даже и в столице его, по слухам, уважали и поддерживали. Слухи слухами, но одно несомненно: здесь он царь и бог, причем еще пару лет может не переживать за свое могущество, а там как карта ляжет, точнее, бюллетени избирателей, не к ночи будут помянуты.

Я желала Деду победить всех врагов и царствовать до конца своих дней, причем совершенно искренне, потому что почтенным пенсионером его просто не представляла. В столицу он не поедет, ибо убежден: лучше быть генералом в губернии, чем майором в столице, а остаться здесь не при делах гордость не позволит. Так что пусть правит нами на здоровье, тем более что он ничем не хуже других, хоть и не лучше. В деньгах благодаря Деду я не нуждалась, поэтому могла не только бездельничать, но и путешествовать в свое удовольствие, нимало не печалясь. Но, несмотря на это, вскоре меня потянуло домой, в основном из-за Сашки.

Стоило мне вернуться, как в тот же вечер у меня появилась Ритка и с порога заявила:

– Совсем совести нет у людей.

– Ты о людях вообще или обо мне? – насторожилась я.

– О козлах, которые болтают, что ты в тиши и мраке запустенья предаешься пороку.

– Так, может, не врут? – предположила я из вредности.

– Ага. С таким цветом лица барышни из запоя не выходят. Может, и мне куда-нибудь съездить? Вдруг похорошею?

– Ты и так выглядишь неплохо, – порадовала я ее.

– Неплохо, – скривилась Ритка. – Я хочу выглядеть, как ты. Вошла, взглянула и убила.

– Такое больше Медузе Горгоне подходит, – ответила я, после чего мы отвлеклись от моей внешности, и я подробнейшим образом поведала о своих путешествиях. По негласному уговору мы с Риткой не заговаривали о Деде. Она очень переживала из-за нашего разрыва и, подозреваю, втайне считала виноватой меня. Чем я собираюсь заняться, она тоже не спросила, но ушла довольная, должно быть, радуясь, что теперь даст клеветникам достойный отпор. А я радовалась за нее и за себя тоже, если честно, потому что и впрямь выглядела распрекрасно, мужчины на улицах оборачивались, чего последние два года я припомнить не могла. Выходит, действительно похорошела, а это любой женщине приятно. К этому прибавилось душевное спокойствие, которое тоже долгое время отсутствовало, так что получалось, работа у Деда влияла на меня дурно, и теперь, когда я ее оставила, меня ожидает долгая счастливая жизнь.