Циклоп и нимфа

Но нет, нет… никого там нет на Бельском озере! Гребцы байдарок и каноэ из сборной давно спят.

Он выпрямился и крепко уперся ногами в илистый берег. Ничего, это пройдет. Живот крутит…

Он смотрел на воду и вспоминал, как здесь, на Бельском озере, – давно, очень давно они летом в жару купались – он и его пятилетний сын. Жена сидела на берегу в тени. За ней тогда уже присматривала теща. Сын подрастал здесь, в Бронницах. А жена… она все меньше и меньше реагировала на него, на них, на все внешние раздражители. Словно уходила куда-то или замыкалась в раковину.

Он ясно видел сейчас лицо своей ныне покойной жены.

Он ни в чем перед ней не провинился.

Потом в памяти всплыло другое лицо. Другой женщины.

А вот перед ней он был виноват.

Не прямая вина, пусть косвенная, однако…

Что за мысли лезут в голову?

Жена так и не оправилась после родов. У нее случилась послеродовая горячка. А в Бронницком роддоме все это упустили.

Он тогда работал старшим технологом на Бронницком ювелирном заводе. И лет ему было столько же, сколько сейчас его сыну.

А закончил свою карьеру он в ранге федерального чиновника, главы департамента, имеющего статус федерального министра.

И он не сожалел о «бесславном конце» своей карьеры, как про него писала досужая пресса. Он был рад, что выпал из этой властной обоймы – в общем-то уже пропащей, полусгнившей, потому что обойма эта начинала все чаще и чаще лгать почти теми же пафосными словами, что использовались когда-то при, может, и необъятном по территории, но несчастном и нищем Совке.

И как их всех тогда после смены шмонали хмурые кагэбисты на проходной, словно крепостных, заводских холопов, чтобы никто не вынес с ювелирного завода ни крупинки золота…

И женщин обыскивали тоже.

И его – инженера-технолога.

И Ларису – Царицу Савскую, которая была тогда очень молодой и очень активной по заводской комсомольской линии.

А цепочки золотые, которые они изготовляли, были страх как популярны у мафии, что уже тогда начинала набирать могучую силу. Золотыми цепочками спекулировали, складывали их в жестяные бидоны и закапывали в землю – как капитал на будущее. И только потом, уже в начале девяностых, братки начали открыто демонстративно их носить – чья цепь круче и толще.

Острый спазм внезапно, как молния, пронзил его живот, словно туда впилось пущенное чьей-то безжалостной рукой острое копье.

Он скрипнул зубами, поперхнулся дымом сигареты и прижал руки к животу.

И в этот миг снова увидел во тьме…

На воде…

Он шагнул, пересиливая боль, к самой кромке берега. Вода почти касалась его кроссовок.

Что там?

Кто это в ночи?

Скользит…

Идет по воде, прямо к нему?

Кто ходил по воде, кроме НЕГО?

Кому это под силу?!

Он увидел свою жену. Она выглядела точь-в-точь как в роддоме, когда он впервые увидел ее с сыном на руках – в пестром ситцевом халатике, с распущенными светлыми волосами, изможденную, отрешенную, с каким-то странным уплывающим взглядом, словно она смотрела мимо него. Она крепко прижимала к груди младенца – их сына, которого Савва обожал, ради которого мог уничтожить весь мир.

Жена, едва касаясь босыми ногами воды, шла к нему по Бельскому озеру, держа на руках сына.

Савва Стальевич Псалтырников увидел ее так ясно, так отчетливо, что не сдержался и хрипло заорал. Или это был вопль боли? Потому что новый ужасный спазм пронзил его тело, и он рухнул сначала на колени, хрипя и стеная. А затем могучая судорога скрутила его и бросила в воду ничком. И он в агонии замолотил по воде руками, захлебываясь на мелководье и ощущая, что его живот изнутри словно рвется на части.

Он еще смог приподнять голову над водой.

Его покойная жена с младенцем на руках стояла прямо над ним.

А потом она босой ногой толкнула его дальше в воду.

И наступила ему босой ногой прямо на шею.

И вода залила его рот и глотку.

Что-то в животе словно лопнуло, исходя кровью.

И сердце в груди остановилось.

Глава 4

Бронницы. Ансамбль присутственных мест

Наши дни

В обеденный перерыв Катю – Екатерину Петровскую – криминального обозревателя Пресс-центра ГУВД Московской области срочно вызвал ее шеф, начальник Пресс-службы.

Катя только закончила эпохальный труд – статью об издевательствах над задержанными в ИВС Старогубского отдела полиции. Скандал по этому поводу грянул во всех СМИ, и факты действительно подтвердились и были просто вопиющими – прямо фашистское зверство. Задержанные все были простыми горожанами, выступавшими против мусорных полигонов. Пресс-служба не могла остаться в стороне от таких событий, и шеф сказал, что «подонков мы прикрывать не будем. Пишем все как есть, без купюр».

Это была теперь его любимая фраза: «Пишем все как есть, без купюр». И Катя уважала шефа за это. Вот только боялась порой, что его самого или уволят, или подставят.

– Екатерина, такое дело – как ты смотришь на то, чтобы поехать в Бронницы? – спросил шеф, стоя у окна, когда Катя вошла и расселась как барыня.

– Зачем? – подняла бровь Катя. – Я на это плохо смотрю. Это далеко. И там делать нечего.

– Как раз есть чего. Начальник Бронницкого отдела Денис Скворцов вчера позвонил мне и попросил помощи. Он помнит отлично то дело, которое началось на Патриарших и так страшно закончилось в Бронницах. Вы с полковником Гущиным его распутывали[3 - Подробно об этом деле рассказано в романе Т. Степановой «Грехи и мифы Патриарших прудов».]. Жаль, статью нельзя было написать по всем фактам. Скворцов тебя хорошо помнит, – тут шеф Пресс-службы обернулся. – У тебя ведь в том деле был помощник – местный сотрудник.

– Клавдий Мамонтов. Он тогда работал в ГИБДД, а полковник Гущин…

– Хотел перевести его к себе в розыск, но тот отказался наотрез, – шеф помолчал. – Бронницы – тихий район. С тех самых пор там ничего интересного не происходило. Но вот на днях…