Близкие люди

Солнце неистово светило в окна, грело темный свитер капитана Никоненко. В широком луче неспешно танцевали пылинки, и бронзовое чудище, со всех сторон охваченное солнцем, казалось не таким уж чудищем. Пахло кофе, диковинными сигаретами, смесью разных одеколонов и – немножко – вчерашним дождем из приоткрытого окна. Мерно гудел компьютер, на экране крутились разноцветные спирали, и капитан Никоненко силился понять, что не так в окружающем его мире. Понять никак не удавалось, и он даже рассердился немного.

– А с прорабом можно переговорить?

– Ну конечно. Его будка, – Степанов так и сказал – «будка», – следующая за нашей. С ним, конечно, прямой резон разговаривать, потому что он про рабочих больше знает, чем мы трое, вместе взятые…

Телефон зазвонил так неожиданно и резко, что замы одинаково вздрогнули и посмотрели в изумлении. Степан в два огромных шага пересек вагончик, так что задрожали стекла и бронзовое чудище поползло с бумаг.

– Да!

– Могу я поговорить со Степановым Павлом Андреевичем?

Голос совсем незнакомый.

– Я Степанов Павел Андреевич, но разговаривать мне некогда. А вы кто?

Замы переглянулись. Никоненко положил ногу на ногу.

– Вам все-таки придется со мной поговорить, – сказал голос настойчиво, – меня зовут Инга Арнольдовна, я учительница Ивана. В вашем офисе мне сказали, что я могу застать вас здесь, и дали этот номер.

– Козлы, – пробормотал Степан.

– Что вы сказали? – опешила Инга Арнольдовна. – Алло!

– Ничего я не сказал. – Степан зажал трубку ладонью и неизвестно зачем объяснил аудитории: – Это из школы. Наверное, Иван опять…

– Алло, вы слушаете меня?

– А у меня есть выбор? – спросил Степан подозрительно мягко. – Уважаемая, я не могу сейчас разговаривать. У меня люди.

– Вам придется разговаривать, – отрезала Инга Арнольдовна, – если вы не хотите, чтобы ваш мальчик по моему представлению был отчислен из школы.

– Послушайте, – сказал Степан и повернулся вместе с креслом спиной к слушателям, – я плачу за его обучение бешеные деньги. Я буду обсуждать с вами вопросы его воспитания, когда сочту нужным. Сейчас я этого делать не могу. Вам понятно?

– Павел Андреевич, вы никогда не можете обсуждать вопросы его воспитания. Последний раз вас видели в школе первого сентября минувшего года. Я навела справки. Если вы не в состоянии отвечать за своего сына, дайте мне телефон матери, я позвоню ей.

Степан от злости поперхнулся табачным дымом и стал кашлять так, что неведомая Инга Арнольдовна в трубке изумленно примолкла.

Она позвонит Леночке?! Сука, дрянь! Дайте ей телефон, она позвонит матери! Наверняка же знает, что мать давным-давно не живет с ними! В школе об этом все знают, и ей, конечно же, доложили. Не могли не доложить!

– Вы что? – справившись с кашлем, спросил Степан голосом Карабаса-Барабаса. – Совсем невменяемая? Вы не понимаете русский язык? Объяснить вам по-китайски?

Чернов перехватил взгляд капитана Никоненко, устремленный в спину Степана. Во взгляде было неподдельное любопытство старухи-сплетницы, неожиданно узнавшей о том, что жильцы из пятой квартиры получили наследство. Чернову стало противно. Чтобы отвлечь внимание капитана от Степановой спины, он нарочно громко спросил у Белова:

– А что там на Профсоюзной, не знаешь?

Белов посмотрел вопросительно, и Вадим глазами показал ему на капитана.

– Там сегодня на пятом этаже плитку кладут, – все поняв, заговорил Белов деловито, – которую вчера завезли. На сегодня должно хватить, а остальное под вечер доставят. Мне, наверное, часа через два туда придется уехать, посмотреть, что там происходит. Еще кофе хотите, Игорь Владимирович?

– Вы можете грубить мне сколько угодно, Павел Андреевич, – между тем говорил голос в трубке, – это ничего не изменит. Или мы с вами встречаемся и обсуждаем положение дел, или я делаю представление на отчисление.

От бешенства Степану стало жарко. Придерживая трубку плечом, он неловко содрал с себя жилетку.

– Хорошо, – сказал он, швырнув жилетку на соседний стул, – завтра вечером. В шесть. В семь я должен забрать Ивана, у вас будет час.

И, не дожидаясь ответа и не спрашивая, подходит это ей или не подходит, он с силой бахнул трубку на аппарат. Потом потер затылок и пробормотал в стену:

– Идиотизм.

Проделав все это, он повернулся лицом к капитану и замам, которые активно несли какую-то ересь, и произнес неловко:

– Извиняюсь. Что-то там опять с Иваном…

– Сколько ему? – спросил Никоненко с искренним интересом.

– Восемь, – ответил Степан. – Нет, он совершенно замечательный парень. Он мой… друг, если вы понимаете, о чем я говорю.

– Думаю, что понимаю. – Никоненко задумчиво покрутил в чашке остатки кофе. – Спасибо за угощение.

Пойду еще с прорабом потолкую. Как, вы сказали, его зовут?

– Фирсов, Валентин Петрович, – Степан тоже поднялся, увидев, что капитан встает. – Он с нами уже лет… пять работает. Да, Черный?

Почему-то с вопросами он обращался исключительно к Чернову. Ни разу он не спросил: «Да, Белый?», и это было странно, но думать об этом просто так Никоненко было лень. Он еще успеет надуматься, если выяснится, что Муркина все-таки убили, а пока – неохота.

– Вас проводить? – спросил кавалергард Белов.

– Найду, – лучезарно улыбнулся капитан Никоненко, – до свидания.

Он вышел в тесный предбанник и неторопливо прикрыл за собой дверь. Иногда этот несложный маневр позволял ему услышать кое-что интересное, но сейчас за тоненькой фанерной дверцей царило молчание.

Умные, черти. Впечатлениями делиться не спешат. Выжидают.

За черным офисным столом сидела давешняя Клаудиа Шиффер и делала вид, что читает. Никоненко готов был голову дать на отсечение, что ничего она не читала, а все время подслушивала под дверью – такое искренне незаинтересованное лицо у нее было.

– Спасибо вам за кофе, – сказал Никоненко галантно, с удовольствием глядя в славную мордашку с широкими скулами, острым подбородком и матовой гладкой кожей. Ему очень хотелось потрогать ее щеку. Он был совершенно уверен, что на ощупь она – как крымский персик из его детства.

– Это не я, – уверила его Клаудиа Шиффер и улыбнулась так, что капитан Никоненко едва не застонал, – это у нас Зина варит. Павел Андреич ей даже специальный кофейник купил. Вам понравилось?

– Очень, – подтвердил капитан, смеясь над собой и своим энтузиазмом. – Еще раз спасибо.

Она посмотрела на него, и он понял, что она мучительно пытается заставить себя то ли что-то сказать, то ли спросить о чем-то.

– Да? – спросил он, подбадривая ее. – Что вы хотите сказать?

В конце концов, ему всего тридцать четыре, а она так хороша… Не пугающе хороша, а расслабляюще хороша.

Глаза у нее округлились, как будто он застал ее за чем-то неприличным, но она быстро взяла себя в руки.