Последний Конунг

– Гвардеец, я получил странное письмо от судоводителя Аральтеса, ныне занятого охотой за пиратами. Он хочет, чтобы ты сопровождал следующий корабль с деньгами для нашей армии в Италии.

– Как прикажет ваше превосходительство, – бодро ответил я.

– Все обстоит не так просто, – сказал орфанотроп, – иначе я не вызвал бы тебя лично. Этот груз будет несколько иным, чем обычно. Аральтес – или Харальд, как, по твоим словам, называют его у вас – действовал весьма успешно. Его люди разрушили несколько пиратских стоянок и захватили или потопили несколько сарацинских кораблей, однако не все. Один из самых опасных разбойников по-прежнему на свободе. Аральтес докладывает, что стоянка корабля находится в Сицилии, и варягам на их моноциклонах туда не добраться. Друнгарий согласен с этим. Он также утверждает, что несколько его военных кораблей пытались настичь этого разбойника, но не преуспели в этом.

– Судно оказалось слишком быстроходным, – стал оправдываться друнгарий. – Оно мощное, хорошо управляемое и смогло уйти от моих дромонов.

Орфанотроп не обратил внимания на это вмешательство в разговор.

– Очень важно, чтобы наша армия на юге Италии получила жалованье в ближайшие недели. Коль скоро этого не произойдет, воины падут духом. Им не платили полгода из-за того, что два последних корабля с жалованьем исчезли. Мы полагаем, что деньги были перехвачены все тем же пиратом. И он должен за это поплатиться. Либо этому разбойнику на редкость везет, либо, как считает Аральтес, пирату сообщают заранее, когда и куда направляется груз.

Я спокойно ждал, что скажет орфанотроп дальше. Пока что ни слова не было сказано о том, почему Харальд хочет, чтобы я сопровождал следующее судно с жалованьем.

– Судоводитель Аральтес предложил некую хитрость. Он предложил послать жалованье не обычным путем, то бишь сначала по суше, по имперскому большаку из столицы в Диррахий, а оттуда уже морем в Италию. Он же предлагает отправить деньги морем на быстроходном корабле из Константинополя, вокруг Греции и прямо в Италию.

– Это безумная затея, ваше превосходительство. Вполне достойная варвара, – возразил кентарх. – Как можно полагать, что торговое судно с тем же успехом не будет перехвачено пиратом? А ведь невооруженный корабль вовсе беспомощен. Он станет еще более легкой добычей.

– Это еще не все, – невозмутимо продолжил орфанотроп. – Аральтес, кроме того, предлагает послать подложное судно с жалованьем в то же время и обычным путем, дабы отвлечь разбойника. Грузом послужат свинцовые слитки вместо золотых. Корабль пойдет с полным сопровождением, как будто везет настоящее жалованье, привезенное в Диррахий и погруженное на судно с усиленной охраной, каковую предоставит Аральтес. Судно-приманка отправится в Италию. И коль скоро лазутчики пирата донесут ему об этом и разбойник перехватит его, то на этот раз, он, возможно, погибнет. Тем временем настоящее жалованье беспрепятственно пройдет мимо.

– Если угодно вашему превосходительству, – вступил в разговор кентарх, – почему бы жалованье не доставить по морю, к примеру, на борту дромона? Ни один пират не осмелится напасть.

– Друнгарий утверждает, что это невозможно. У него нет свободных боевых кораблей, – ответил орфанотроп. – Все дромоны уже в деле.

Краешком глаза я наблюдал за друнгарием. Он посмотрел на своего кентарха и пожал плечами. Друнгарий, подумал я, настолько же придворный, насколько моряк. Он не хочет рисковать – а вдруг имперский флот потеряет еще один груз золота? – и не хочет противоречить орфанотропу.

– Итак, каково твое мнение?

По тону я понял, что орфанотроп обратил свой вопрос ко мне, но я все еще не осмеливался посмотреть ему прямо в лицо и не сводил глаз с иконы на стене у него за спиной.

– Я плохо разбираюсь в морских делах, ваше превосходительство, – сказал я, тщательно выбирая слова, – но я бы предложил в качестве предосторожности направить моноциклоны, чтобы они сопровождали судно с золотом через ту область, где вероятнее всего орудует пиратский корабль, по меньшей мере, на такое расстояние, какое они способны преодолеть.

– Странно, что ты заговорил об этом, – заметил орфанотроп. – Именно то же предлагает Аральтес. Он говорит, что может послать два моноциклона навстречу грузу к южной оконечности Греции. Вот почему он просит, чтобы ты был на борту судна со слитками. Чтобы не было недоразумений, когда греческий судоводитель встретится с варяжскими.

– Как угодно вашему превосходительству, – ответил я. Хитрый план Харальда явно был по душе орфанотропу.

– Аральтес просит еще об одном. Он просит прислать ему мастера и материалы для огня.

Стоявший рядом со мной кентарх чуть не подавился от удивления. Иоанн заметил это.

– Не волнуйся, – успокоил он кентарха. – Я вовсе не намерен вооружать огнем корабли варваров. В то же время я не хочу унижать Аральтеса. Он явно из тех, кто легко обижается. Он же просит не о сифоне для метания огня. Так что я пошлю ему мастера и материалы, но не сифон. Последнее было бы недопустимой ошибкой.

На подготовку ушло три недели. Сначала чиновникам логофета доместика – военного ведомства – пришлось выписать два набора приказов: один – обычный для подложного груза, а второй – секретный – для настоящего. После чего чиновники логофета дромоса, отвечающие за имперские дороги, произвели приготовления для сопровождающего конвоя, который пойдет из Константинополя в Диррахий. Держателям придорожных станций было приказано подготовить смену мулам, каковые повезут жалованье, равно как и лошадей для конного отряда. Эпарх дворцовой казны получил указания прямо от орфанотропа: он должен был отлить восемь сотен брусков свинца общим весом в тысячу золотых номизм – имперских монет, каковыми платят войскам. И последнее по порядку, но не по значению – военный флот должен был найти подходящее торговое судно для отправки настоящего груза.

Отправившись в Золотой Рог, чтобы осмотреть выбранное судно, я должен был признать, что кентарх, коему это поручили, знает свое дело. Он выбрал корабль, известный здесь под названием доркон, или «газель». Для грузового судна двадцати шагов в длину корабль был необычайно легок и быстр. Он был о двух мачтах, с треугольными парусами и довольно мелкой осадкой, что позволяло идти близко к берегу, и с дополнительными гребными скамьями на шестнадцать человек, так что мог двигаться и во время штиля, а также благополучно проложить себе дорогу в гавань и обратно. Его кормчий сразу вызвал у меня доверие. Низкорослый мускулистый грек по имени Феодор, родом с острова Лемнос, содержал судно в полном порядке. Дав мне для начала понять, что он здесь главный, а я отвечаю только за груз, он стал вежлив и дружелюбен. Ему сообщили только то, что он должен плыть в Италию прямой дорогой и ожидать встречи на море с вспомогательными судами имперского флота. Что это будет за груз, ему не сказали. А он и не спрашивал.

В следующий раз я увидел Феодора в тот вечер, когда мы покидали гавань. В соответствии с секретностью нашего задания мы отплыли, как только сундуки со слитками были погружены. Водные стражники ждали нас. Они охраняли огромную железную цепь, натягиваемую поперек входа в Золотой Рог в сумерках, чтобы воспрепятствовать незаконному провозу товаров или нападению врага, и открыли проход ровно настолько, чтобы доркон мог проскользнуть в него и поймать благоприятное течение, которое доставит нас к Пропонтиде, или Внутреннему морю. Глядя на черную громаду Константинополя, раскинувшегося на семи холмах, я припомнил тот день, когда прибыл сюда. Тогда размеры и великолепие Миклагарда вызвали у меня восторг. Теперь же город обозначился точками огней в многоквартирных домах, где тысячи и тысячи обычных горожан еще не спали. Неподалеку над водой сиял негасимый луч Константинопольского маяка. Множество его светилен было заправлено оливковым маслом, и оно горело в больших стеклянных кувшинах, призванных защитить пламя от ветра.

Доркон шел даже лучше, чем я ожидал. Мы взяли курс прямо на Пропонтиду, а это само по себе было мерилом мастерства нашего кормчего. Греческие моряки обычно останавливаются на ночь и бросают якорь в постоянных прибежищах или заходят в какой-то местный порт, а посему они держатся вблизи берега и редко теряют землю из вида. Но Феодор направился прямо к проливу, ведущему в море, которое он именовал Великим. Не зашел он и в гавань Абидоса, где империя держит пост досмотра и где всякое торговое судно должно остановиться и заплатить пошлину. Караульная лодка, встревоженная сигналами с оного поста, сумела перехватить нас, но я показал грамоту с полномочиями, выданную мне старшим хартулярием орфанотропа, и нас пропустили. В грамоте говорилось, что мы идем по срочному государственному делу и не подлежим задержанию. Я отметил, что Иоанн поставил свою подпись пурпурными чернилами.

Скатав свиток со свинцовой печатью, я собрался было уложить его в свою сумку, как вдруг ветер выхватил из сумки сложенный лист пергамента и понес по палубе. Феодор ловко перехватил листок, прежде чем тот исчез за бортом, и возвращая его мне, глядел на меня вопросительно. Разумеется, он разглядел, что это карта. Я собирался показать ее позже, однако почему бы и не сейчас.

– Этой картой снабдил меня кормчий того корабля, что выйдет нам навстречу, – сказал я, разворачивая пергамент. – Он прислал ее с нарочным из Диррахия в ведомство дромоса в Константинополе для передачи мне. Здесь указано место, где мы должны встретиться с нашим сопровождением.

Грек глянул на очертания берега, нарисованные на пергаменте, и сразу же узнал берег.

– Как раз за мысом Тенар, – сказал он, потом пожал плечами. – Твоему кормчему ни к чему было утруждать себя. Я знаю это побережье так же хорошо, как родной порт. Ходил вдоль него столько раз, что и не упомню.

– Ну, лучше знать точно, – сказал я. – Здесь отмечено, где его корабли будут ждать нас.

И я поставил палец рядом с руной, начертанной на пергаменте. Вспомнив, что Халльдор говорил мне, что Харальд сведущ в древних знаниях, я понял, что это тайнопись.

– Что это за знак? – спросил Феодор.

– Первый знак из того, что можно назвать алфавитом, коим пользуется мой народ. Он называется «феху» и означает домашний скот или богатство.

– А вот это? – спросил капитан.

Вертикальная черта с одной косой перекладиной была начертана рядом с берегом немного дальше к северу.

– Это «наут», знак нужды или горя.

Грек, внимательно разглядывая карту, заметил:

– Для чего он здесь поставлен? На том берегу ничего нет, кроме голых утесов. Нет там места, где можно было бы пристать в случае бури. Глубокая вода прямо у суши, и негде высадиться. В мгновение ока разнесет на куски. Разумней обойти это место.

– Не знаю, зачем, – сказал я, ибо недоумевал не меньше, чем он.

С каждой милей, пройденной нашим судном, я обнаруживал различия между дорогой по Великому морю и плаванием в холодных северных водах. Синева моря здесь гуще, гребешки на волнах на темном фоне белее и ярче, а сами волны живее. Они строятся и перестраиваются, как в быстром танце, и никогда им, так кажется, не обрести весомости и величавости океанских валов. Тогда я сказал об этом Феодору, и его ответ был серьезен.

– Видел бы ты, каково здесь в бурю, – предостерег он. – Просто безумие. Крутые волны рушатся друг на друга, накатываясь с разных сторон, чтобы сбить с толку рулевого. И каждая столь велика, что способна утопить корабль. А что хуже всего – никаких тебе предзнаменований близящегося ненастья. Оно является при ясном небе и приводит море в ярость прежде, чем успеешь убрать парус.

– А у тебя случались кораблекрушения? – спросил я.

– Ни разу, – сказал он и осенил себя знаком креста. – Но не дай бог убаюкать себя спокойствием. Великое море повидало много кораблекрушений, начиная с Одиссея во времена наших первых мореходов и до самого святого Павла.

В это время доркон шел вблизи берега под высоким мысом, и грек указал на его вершину. Там, на высоте, виднелся двойной ряд близко стоящих белых колонн, увенчанных связью из белого камня. Сооружение сверкало яркой белизной.

– Видишь? Это храм старым богам. На каждом большом мысе ты найдешь либо такой храм, либо какой-нибудь могильный холм.

На мгновение мне показалось, что он говорит о моих исконных богах, но потом я понял, что он имеет в виду богов, которым поклонялся его народ прежде, до того как уверовал в Белого Христа.

– Их строили так, чтобы мореходы, проходящие мимо, могли их видеть, – продолжал кормчий. – Надо полагать, в те времена моряки молились на эти храмы, прося у своих языческих богов послать им благополучное плавание, или возносили благодарения за успешное завершение странствия. Вроде как я сегодня перед отплытием засветил свечку и вознес молитву святому Николаю Мирскому, покровителю мореходов.

– А кто были эти старые боги?

– Не знаю, – ответил он. – Но это было что-то вроде семьи во главе с богом-отцом, а другие боги отвечали за погоду, за урожай, за войну и все такое.

Очень похоже на моих богов, подумал я.