Нож

До улицы Борггата Харри добежал без привалов.

Там он остановил секундомер и изучил его показания.

Остаток пути до своего дома он проделал трусцой. А входя в квартиру, услышал скребущий звук от соприкосновения застрявшего в подошвах гравия и деревянного пола и вспомнил, как Катрина попросила его поднимать ноги.

Телефон продолжал проигрывать плей-листы Харри на «Спотифай». Из саундбара «Сонос», который Олег подарил ему на день рождения, с шипением доносилась музыка шведской рок-группы «Хеллакоптерс». За одну ночь это чудо техники сделало ненужным собрание дисков на полке над диваном, превратив его в мертвый памятник коллекции, которую Харри тщательно собирал на протяжении тридцати лет. То, что не прошло проверку временем, неумолимо вырвали, как сорную траву, и выбросили в мусорное ведро. Хаотичное гитарно-барабанное вступление к «Carry Me Home» заставило колонки пульсировать. Харри выковыривал из подошв гравий, который набился туда в парке скульптур, и размышлял: ну не странно ли, что девятнадцатилетняя девушка добровольно вернулась в прошлое, к виниловым пластинкам, в то время как сам он не по доброй воле перенесся в будущее. Он отложил кроссовки и поискал «Бердс», но этой группы не было ни в одном из плей-листов. В музыке шестидесятых и начала семидесятых хорошо разбирался Бьёрн Хольм, но его попытки обратить Харри в свою веру с помощью Глена Кэмпбелла оказались напрасными. Харри наконец-то нашел «Turn! Turn! Turn!», и в следующую секунду в комнате зазвучала гитара «Рикенбекер» Роджера Макгуинна. Надо же, а вот она обратилась. Влюбилась, хотя это была совершенно не ее музыка. Но гитары творят с девушками нечто странное. Обычно и четырех струн достаточно, а у этого парня их было целых двенадцать. И тут вдруг волосы на затылке у Харри встали дыбом: он вспомнил, что видел одно из имен на обложке пластинки в протоколах допросов, связал его с фотографией парня с гитарой «Рикенбекер» и все понял. Харри прикурил сигарету, слушая двойное гитарное соло в финале «Rainy Days Revisited». Интересно, скоро ли он заснет? Сколько времени он сможет не прикасаться к телефону и не проверять, ответила ли ему Ракель?

Глава 5

– Мы знаем, что ты уже отвечала на эти вопросы, Сара, – сказал Харри, глядя на девятнадцатилетнюю девушку, расположившуюся напротив него в узкой, как в кукольном домике, комнате для допросов.

В соседнем помещении, сложив на груди руки, сидел Трульс Бернтсен и отчаянно зевал. Было уже начало третьего, они битый час работали со свидетельницей, разбирая произошедшее шаг за шагом, и Сара стала проявлять признаки нетерпения, однако никаких других чувств она не демонстрировала. Даже когда Харри вслух зачитал выдержку из рапорта о телесных повреждениях, полученных ее матерью в результате тринадцати ножевых ударов.

– Но, как я объяснил, теперь это дело ведем мы с полицейским Бернтсеном, и мы хотим как можно лучше прояснить для себя все детали. Итак, твой отец помогал матери в приготовлении пищи? Я спрашиваю это, потому что он очень быстро нашел самый острый кухонный нож, а стало быть, знал, где именно тот лежит.

– Нет, папа не помогал маме, – сказала Сара, явно начиная раздражаться. – Он готовил еду. И единственный, кто ему помогал, – это я. А мамы постоянно не было дома.

– Вот как? И почему же?

– Она вечно где-то пропадала: встречалась с подружками, занималась спортом. По крайней мере, она так говорила.

– Я видел фотографии вашей матери, она выглядит на них довольно спортивной. Поддерживала себя в форме, чтобы продлить молодость.

– Ну да, она и умерла молодой.

Харри ждал, позволив ответу девушки повиснуть в воздухе. Потом лицо Сары искривилось. В практике Харри встречалось подобное: близкие жертв борются с горем, как с врагом, которого необходимо перехитрить. Один из способов обмана – принизить ушедшего, дискредитировать его. Но Харри догадывался, что сейчас на его глазах происходило совсем иное. Когда он предложил Саре прийти на допрос в сопровождении адвоката, она отказалась. Девушка просто хотела, чтобы все быстрее закончилось, мол, у нее на сегодня есть планы. Это понятно, ей всего девятнадцать лет, она осталась одна, но умеет подстраиваться под обстоятельства, а жизнь продолжается. Дело раскрыто; наверное, поэтому Сара расслабилась и демонстрировала свои настоящие чувства. Или недостаток чувств.

– А вот ты занимаешься спортом не так активно, как твоя мама, – заметил Харри. – Во всяком случае, бе?гом.

– Почему вы так решили? – Девушка, слегка улыбнувшись, посмотрела на следователя. У нее была самоуверенная улыбка представительницы поколения, которое считает худым человека, чье телосложение ровесникам Харри кажется нормальным.

– Я внимательно изучил твои кроссовки, – продолжал Харри. – Ими почти не пользовались. Но не потому, что купили совсем недавно. Это старая модель, которую сняли с производства еще два года назад. У меня самого точно такие же.

Сара пожала плечами:

– Теперь у меня будет больше времени для пробежек.

– Да уж, твой отец просидит в тюрьме двенадцать лет, и тебе больше не придется помогать ему готовить обед.

Харри посмотрел на Сару и понял, что попал в яблочко. Она сидела с раскрытым ртом, часто моргая густо накрашенными черной тушью ресницами.

– Почему ты соврала полиции? – спросил Харри.

– Что… когда это я соврала?

– Ты сказала, что добежала от своего дома до вершины холма в парке скульптур, потом спустилась вниз к ресторану «Экеберг» и через полчаса вернулась обратно. Вчера ночью я полностью повторил твой маршрут. У меня это заняло около сорока пяти минут, а я неплохой бегун. И еще я поговорил с полицейским, который остановил тебя, когда ты подбежала к дому. Он сказал, что ты совсем не вспотела да и дышала не слишком тяжело.

Сара, сидевшая на противоположном конце длинного стола, выпрямилась на стуле и невидящим взглядом уставилась на красные огоньки микрофонов, сигнализировавших о ведущейся записи, а потом ответила:

– Ладно, я не добежала до верха.

– А докуда добежала?

– До статуи Мерилин Монро.

– Значит, ты, как и я, бежала по гравийной дорожке. Когда я вернулся домой, мне пришлось выковыривать камешки из подошв кроссовок. Целых восемь штук. А вот твои подошвы, Сара, были совершенно чистыми.

Харри понятия не имел, сколько камней он вынул, три или восемь. Но чем точнее детали, тем убедительнее будут выглядеть его аргументы. Он видел, что на девушку это подействовало.

– Ты вообще не была в парке в тот вечер, Сара. Ты вышла из квартиры в то время, которое назвала полиции, в двадцать пятнадцать, когда твой отец позвонил нам и заявил, что убил жену. Может быть, ты пробежала кружок по кварталу, чтобы полиция успела доехать до места преступления, а потом явилась обратно. Это отец велел тебе так сделать, да?

Сара не отвечала, только хлопала ресницами. Харри отметил, что ее зрачки расширились.

– Я говорил с любовником твоей матери, с Андреасом. Сценический псевдоним Бум-Бум. Поет он, кстати, не так хорошо, как играет на своей двенадцатиструнной гитаре.

– Андреас нормально поет… – Гнев в глазах девушки померк, и она замолчала.

– Андреас признал, что вы с ним несколько раз встречались и таким образом он познакомился с твоей матерью. – Харри заглянул в блокнот. Не затем, чтобы почерпнуть оттуда какие-то сведения, там было пусто, а чтобы снять напряжение, дать девушке возможность передохнуть.

– Мы с Андреасом любили друг друга. – Голос Сары едва заметно дрожал.

– Он так не считает. Андреас сказал, что пару раз… – Харри откинул голову назад, чтобы лучше видеть то, что не было написано в блокноте, – действительно переспал с хорошенькой групи.

Сара вздрогнула.

– Но потом Андреас, по его словам, никак не мог от тебя отделаться. Путь от восторженной групи до навязчивой поклонницы, которая буквально прохода не дает своему кумиру, короток, в чем он не раз имел возможность убедиться на собственном опыте. Гораздо проще встречаться со зрелой замужней женщиной, которая адекватно воспринимает происходящее. Немного перца в будничной жизни, немного специй в рыбных котлетах. Сара, это не я придумал, он и правда так сказал: «В рыбных котлетах». – Харри поднял на собеседницу глаза. – Это ты позаимствовала у мамы мобильник, а вовсе не отец. И случайно выяснила, что у нее роман с Андреасом.

Харри прислушался к собственной совести. Так давить на подозреваемую, которая пришла к нему без адвоката, на девятнадцатилетнюю девушку, глупого влюбленного подростка, преданного матерью и парнем, которого она вообразила своим.

– Твой отец не просто готов принести себя в жертву ради дочери, он еще и очень умный человек. Он знает, что лучшая ложь та, что находится совсем близко к правде. И ложь в данном случае состоит в том, что твой отец, вернувшись домой из ближайшего магазина, куда он ходил купить кое-что к ужину, взял телефон твоей матери, обнаружил там переписку с любовником и из ревности убил ее. Правда же заключается в том, что, пока он был в магазине, сообщения обнаружила ты. С этого момента, как мне кажется, если заменить в протоколах твоего отца на тебя, мы получим предельно точное описание трагедии, разыгравшейся у вас дома. Вы поссорились на кухне, мама повернулась к тебе спиной, чтобы уйти в гостиную, ты знала, где лежит нож, а остальное вышло само собой. А после того как твой отец вернулся домой и обнаружил, что произошло, вы вместе придумали хитроумный план.

В ее взгляде Харри не увидел никакой реакции, кроме обычной ненависти, гнетущей и черной. И понял, что совесть его особо терзать не будет. Власти дают оружие девятнадцатилетним и посылают их убивать. А эта девочка лишила жизни мать и позволила невиновному отцу броситься за нее на амбразуру. Сара не присоединится к тем, кто приходит к Харри в ночных кошмарах.

– Андреас любил меня, – невнятно прошептала она. Казалось, ее рот забит песком. – Но мама всячески отговаривала его от встреч со мной. Она соблазнила его только для того, чтобы он не достался мне. Я ненавижу ее. Я… – К горлу девушки подступали рыдания. Харри затаил дыхание. Она почти сделала это, сход лавины начался, ему недоставало всего пары слов на записи допроса, но плач приведет к паузе, а во время этой паузы лавина может остановиться. Однако ярость взяла верх, и Сара повысила голос: – Ненавижу эту долбаную суку! Ей еще мало досталось, надо было содрать с нее это чертово лицо, которым она, блин, так гордилась!

– Хм… – Харри откинулся на стуле. – Ты хочешь сказать, что жалеешь, что убила мать слишком быстро, надо было сделать это медленнее, да?

– Да!

Признание в убийстве. Все, тачдаун. Харри бросил взгляд в окно кукольной гостиной и увидел, что Трульс Бернтсен проснулся и поднял вверх большой палец. Но Харри не чувствовал радости. Наоборот, возбуждение, которое он испытывал несколько секунд назад, сменилось усталостью и разочарованием. Это ощущение нельзя было назвать незнакомым, нечто подобное Харри частенько переживал после длительной охоты, когда с нетерпением ожидал кульминации – раскрытия преступления и ареста злоумышленника, поскольку они должны были что-то изменить и сделать мир чуточку лучше. Но вместо этого после окончания расследования он погружался в депрессию, срывался и уходил в запой на несколько дней, а то и недель. Харри казалось, что это похоже на фрустрацию у серийных убийц, когда они понимают, что преступление принесло не удовлетворение, а одно только разочарование, и это гонит их на новую охоту. Возможно, поэтому Харри, как во время вспышки, почувствовал горькое отчаяние, словно он на мгновение оказался на другом конце стола, на месте Сары.

– А ловко мы ее раскололи, – сказал Трульс Бернтсен, когда они поднимались на лифте на шестой этаж, в отдел убийств.

– Мы? – сухо переспросил Харри.

– Я же исправно нажимал на кнопку записи, так ведь?

– Очень на это надеюсь. Ты проверил, записался ли допрос?