Двойник Жанны д’Арк

Двойник Жанны д’Арк
Юлия Игоревна Андреева

Мастера исторических приключений
По версии историков, Жанна – незаконнорожденная дочь орлеанской герцогини. Дофин, которого она сделала королем, предал ее, не выкупив из плена. Ее дорога – дорога девы-освободительницы, посланной Богом, зловеще освещается костром инквизиции, но, выбив из седла божественную Жанну, судьба не пожалеет тех, кто шел с ней бок о бок к победе или гибели.

Юлия Андреева

Двойник Жанны д’Арк

© ООО «Издательство «Вече», 2014

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2014

© Андреева Ю.И., 2018

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Автор выражает сердечную благодарность Юрию Романову за помощь в сборе исторического материала.

«Я о тебе не напишу»,
Склоняя стрелки циферблата,
Как не положено к нулю идти.
И брызгами заката,

Как будто влагою живой,
Тебя лечу, себя калечу.
В тебя вольюсь и сам не свой
Себя над пропастью замечу.

И буду помнить, что люблю.
Боль не поймет, что ты – утрата.
Страдая ревностью кастрата,
Я о тебе не напишу.

И слов расслышать не берусь
Моей трагедии нежданной
С последним криком: «Иисус!»
Ты на костре сгораешь Жанной.

    Юрий Романов

Под знаменем Девы

Черное бархатное небо усыпано бесчисленными звездами, точно покров Царицы Небесной укрыл благословенную Лотарингию. Брунисента затянула колыбельную, которую пела ей нянька-сарацинка.

Протяжная то была песня и прекрасная, о неотвратимой судьбе и сокрушающем на своем пути все преграды рыцаре Любви.

– Уже поздно, барышня, – тронула ее за плечо нянька, – пожалуйте в светелку, голубица моя сизокрылая. Не ровен час батюшка с гостем припожалуют. Девичья честь хрупка да нежна, словно цветочек аленький. Стоит черному взгляду упасть косо, скукожится и порвется, словно певучая струна на лютне трубадура. Пойдемте лучше шелковые нити по цветам подбирать, узоры вышивать или пряжу прясть. Придет гость долгожданный, а моя Брунюшка, яко праведница и белица, у окошечка сидит, иголочку в ручках держит, а пред ней свеча, точно лампада перед образом. Вот как надо жениху показываться.

Брунисента с тоской посмотрела на небо, образ Царицы Небесной теперь уже слабо читался сквозь крупные звезды. На лице девушки играли блики факела, который несла служанка.

С закатом солнца у ворот замка прозвучал рог, и отец сказал, что прибыл его старинный друг, тоже Гийом, Гийом ле Феррон. Много лет тому назад они условились, что когда-нибудь, когда выйдет срок, поженят своих детей. Поэтому граф велел дочери одеться в самые лучшие одежды и ждать в своей комнате.

С первым поручением Бруня еще как-то справилась, платьев у нее было всего-то два: одно – что на ней и второе свадебное. Последнее было выкуплено отцом в монастыре за деньги немалые и строгих нравов настоятельницей Иолантой одобрено. Это было лунного цвета платье с вышивками в виде анютиных глазок, сделанных монастырскими белицами. Длинные светлые волосы барышни расчесали и аккуратно уложили, украсив одной-единственной ниткой жемчуга. Вот и все свадебное облачение. Кто-нибудь сказал бы, что дочка графа одета бедно да скромно, но Брунисента все равно этого не знала и очень гордилась своим нарядом.

В ожидании, когда же наконец откроется дверь и на пороге возникнет красавец жених, Брунисента томилась с прялкой в руках. Вздрагивало сердечко девичье всякий раз, когда за дверью раздавались шаги. Тогда Брунисента принимала заученную позу, скромно опускала глаза, и…

И обязательно в комнату вламывалась черная девка, служанка или кухарка, которым не терпелось поделиться тем, что слышали или видели. Бруня откладывала прялку, жадно слушая новые подробности о гостях.

Так она выяснила, что в замок пожаловал не сам жених, Жак ле Феррон, а его отец Гийом, который теперь и пьянствовал в трапезном зале вместе с отцом Бруни. Беда с этими мужчинами. Так можно до свету за прялкой просидеть, а они не сподобятся ни ее к себе позвать, ни сами зайти.

Брунисента подняла полные мольбы глаза в сторону окошечка, за которым темнело небо, в надежде, что Дева Мария услышит ее молчаливую просьбу. И действительно, не успела девушка произнести коротенькую молитву, как в дверь постучали и вошедший в светелку паж пригласил барышню спуститься с ним в трапезный зал.

Не помня себя от радости, восторга и страха, Брунисента скользнула в темноту коридора. Ей не был нужен свет, в замке она прекрасно знала каждую ступеньку, каждую щербинку на стенах, все здесь было знакомым и родным, точно замок был старым родственником самой Брунисенты ля Жюмельер, ее плотью и кровью.

Тем не менее она не пошла сразу же к парадной двери, а свернула по дороге и остановилась возле щели в стене, из-за которой лился неровный, теплый свет. Щель была большая, через нее, когда в трапезном зале никого не было, лазали кошки, любившие спать здесь в старых, обитых потертым шелком креслах.

Заглянув в щель, Бруня увидела как на ладони половину зала. Возле камина и по стенам горели факелы, трещали дрова в очаге, испуская неровный свет на серые, украшенные старыми и давным-давно вышедшими из моды гобеленами стены. Соколы в шапочках спали на нашестах, уставшие за день собаки тихо посапывали во сне, устроившись на специальном деревянном настиле и на изразцовом полу прямо под ногами у пирующих друзей. За большим, богато сервированным столом восседали отец с гостем. Незнакомый рыцарь был на вид сущий старец, в свете факелов поблескивала его кираса. У него были длинные спутанные седые волосы до плеч и бородища до пояса.

Брунисента удивилась, что за столом лишь двое едоков, а после сообразила, что остальные уже поели и теперь отправились отсыпаться после долгой дороги, в то время как отец и его гость ждали ее – и дело касалось лишь их троих. Шутка ли – два стариннейших рода желают соединиться через детей!

Девушка хотела уже отойти от щели и предстать перед гостем, как это и полагается благородной девице, но в этот момент Гийом ле Феррон заговорил, и Брунисента поневоле замерла у своего наблюдательного пункта.

– Ты хотел спросить меня о Деве из Вокулера? – старый рыцарь поднял кубок, разглядывая его на свету. – Что ж, теперь, когда мои провожатые оставили нас, я отвечу на твои вопросы, благородный ля Жюмельер. Что ты хочешь знать?

– Правду, добрый друг! Потому что с тех пор, как появилось это благословенное дитя, в моем сердце поселилась надежда. Я вдруг ясно понял, что все произойдет по пророчеству великого чародея Мерлина, который сказал: «Францию погубит женщина, но спасет девушка»! Я поверил, потому что чертовка королева уже сгубила Францию[1 - Имеется в виду фактическое поглощение Франции Англией во время Столетней войны по договору 1420 г. в Труа, виновником чего народ считал Изабеллу Баварскую – жену впавшего в безумие короля Карла VI. – (Ред.)], накинув ей на шею петлю и затянув ее что есть силы. Потому что в моей стране все больше говорят на английском, нежели на французском языке, и скоро выйдет указ всем знатным рыцарям Франции лизать тощие зады английских ублюдков.

Тьфу! Прости господи! Одно только смущает меня, как можно нам, природным дворянам и рыцарям, служить под началом крестьянки! То есть поделом, конечно, нам за наше бездействие, но не до такой же степени!

– Крестьянки?.. – гость тихо засмеялся. – Говорят, Господь любит пастушек. – Старый рыцарь приподнялся в кресле и, подцепив с блюда кусок мяса, отправил его в рот. – Не стоит быть настолько доверчивым, мой друг. «Крестьянки» – это для толпы. Как думаешь, послал бы я в отряд маршала де Рэ моего единственного сына Жака, а в свиту Жанны свою единственную дочь Анну, будь Дева простой крестьянкой? Все не так просто, как об этом толкуют на рыночных площадях и в церквях. Скажи, к примеру, пустил бы ты в свой замок безродную дуру, вроде тех, что живут в деревне у реки, даже если бы она заявила, что действует от имени Бога? Дал бы ты ей денег, лошадь, броню, вооружение, людей?

– Пожалуй, что нет, но это-то меня и смущает…

– Не дал бы, потому что ты нормальный человек, который не привык раздавать направо и налево свое добро. Я полагаю, что как истинный христианин ты иногда принимаешь у себя нищих монахов и странствующих пилигримов, подаешь милостыню обездоленным, но ты не даришь им коней и смену одежды. Да что там ты и я. Я говорю о коменданте Вокулера, у которого снега зимой не допросишься. Но он, тем не менее, дал Деве вооруженную охрану, чтобы она могла посетить дофина. И дофин принял ее с почестями и доверил командование всеми своими войсками.

– Ты прав, как всегда прав. Возможно, Жанна нечто особенное, и увидь я ее, тоже проникся бы исходящим от нее сиянием и…

– Успокойся, я много раз видел Жанну, она не сияет, не сверкает и не плюется огнем, так что ее нельзя использовать для освещения домов или разведения костров. Спрашиваешь, отчего же она так полюбилась королю? Думаю, ответ напрашивается сам собой. Потому что она далеко не крестьянка. Она дочь, – старый рыцарь подвинулся к графу и шепнул ему что-то на ухо. – Вот именно, бастардка. Скрывалась в никому не известной деревеньке до поры до времени. Рано или поздно Жанну выдадут замуж за самого выгодного во Франции жениха, а пока она прибыла к Карлу как чудо, и народ, поверив, готов идти за ней хоть в полымя. Попомни мое слово – Жанна исполнит свое обещание, снимет осаду с Орлеана и коронует Карла именем Бога и на благо Франции. Ведь народ верит, что устами Девы говорит Отец Небесный, а значит, правление Карла, благословленного Жанной, будет воспринято как царствие небесное! Запомни, что я тебе скажу. Дева овладеет главными форпостами в стране, прогонит англичан и заключит с ними справедливый мир. Мир на равных, для создания единого войска пилигримов, как в старые добрые времена, и нового крестового похода за Гроб Господень! А там – либо победа над сарацинами и взятие Иерусалима, либо совместное христианско-мусульманское государство, как это пытались сделать Ричард Львиное Сердце и Саладин! Ты чувствуешь, Гийом, – процветание, богатство и слава! Вместо войн – мирная торговля, вместо раздоров – брачные договоры и братания! Царствие небесное! И все это может сделать она – Жанна, Дева-чудо!

– Значит, чудо Жанны – это политика. А я-то, старый дурак, признаться, почти поверил в «чудо» от Господа… – отец Брунисенты поскреб затылок. – Должно быть, так мы устроены, что жить не можем без чуда, ну хоть самого маленького. Помню, еще мальчишкой чуда искал…

Он мечтательно посмотрел на огонь в камине.

– Чудо! Да Жанна каждый день совершает чудеса. Да еще какие! Уже то, что она сделала с нашими солдатами, – это чудо! Заставить этот вонючий, вшивый сброд, который может только винище хлестать да бабам подолы задирать, молиться два раза в день, исповедоваться – это чудо! Жанна прогнала всех шлюх из лагеря, запретила маркитанткам спаивать солдат, заменила пьянство муштрой! Сначала офицеры тумаками загоняли солдатню на исповедь, а после шли туда сами, все, вплоть до генералов, которым, как известно, законы не писаны!

Она заставила людей почувствовать, что от их действий будет зависеть судьба Франции, вселила в них гордость и желание пожертвовать жизнью за свою страну! Если это не чудо, то я не знаю, что такое чудо! – ле Феррон поднял кубок и вылил его содержимое себе в глотку, его лицо раскраснелось, глаза заблестели. – Я был посвящен в тайну Девы, когда той едва исполнилось четыре года, и благословил рождение в своей семье дочери Анны, поняв, что она будет служить госпоже Жанне. Служить мечом и щитом, служить, как служат мужчины! Ну разве не завидная доля?! С малолетства она обучалась плавать, управляться с лошадью, она одинаково хорошо владеет копьем, мечом и арбалетом. Кроме нее в ставке Девы находятся еще две девицы, обе из дворянских семей, которые состригли волосы и одеваются в точно такие же одежды, как Жанна, их броня и оружие сделаны совершенно одинаково. Они занимают разные походные шатры, с тем чтобы подосланный в лагерь Девы убийца не понял, где Жанна, а где ее отражения. Все сделано с особым искусством и старанием.