Христос с тысячью лиц

Место написания: Эдесса

Где же было написано такое удивительное Евангелие, самый ранний слой которого сочетает явный иудаизм с явным же гностицизмом?

Скорее всего, оно было написано в городе Эдессе, и это обстоятельство является еще более удивительным, нежели его арамейский язык[39 - По поводу вопроса о том, на каком языке изначально были написаны «Деяния Фомы» и «Евангелие от Фомы», существует огромная литература. Вот только немногие важнейшие из работ: A. F. J. Klijn. The Acts of Thomas, Brill, 1962. P. 26; H. J. W. Drijvers Edessa und das j?dische Christentum. Vigiliae Christianae. Vol. 24, № 1 (Mar., 1970). P. 4–33; Barbara Ehlers. Kann das Thomasevangelium aus Edessa stammen?: Ein Beitrag zur Fr?hgeschichte des Christentums in Edessa, Novum Testamentum. Vol 12, Fasc 3 (Jul., 1970). P. 284–317; Nicholas Perrin. Thomas and Tatian: The Relationship between the Gospel of Thomas and the Diatessaron (Biblica Academia 5; Atlanta: Society of Biblical Literature; Leiden: Brill, 2002); Gilles Quispel. The Gospel of Thomas and the New Testament Vigilae Christiana, 11 (1957), 189–207; idem «L’Evangile selon Thomas et le Diatessaron», Vigiliae Christianae, 13 (1959), 87–117; Antoine Guillaumont Semitismes dans les logia de Jesus retrouves en Nag-Hammadi Journal Asiatique 246 (1958), 113–23; Han J. W. Drijvers Facts and Problems in Early Syriac-Speaking Christianity Second Century 2 [1982], 173–75; Hans Quecke: ‘Sein Haus seines Konigreiches’: Zum Thomasevangelium 85, 9f Le Musеon, 76 (1963), 51–53; Kurt Rudolph Gnosis und Gnostizimus: Ein Forschungsbericht Theologische Rundschau, 34 (1969), 194.].

Дело в том, что мы привыкли думать о христианстве как о религии, которая распространялась в первую очередь внутри Римской империи. А Эдесса до III в. н. э. находилась за границей этой империи.

Она была столицей маленького Осроенского царства – буферного государства между Римом и Парфией. Крошечная, но стратегически важная Осроена представляла из себя, по сути дела, просто большой оазис в верховьях между Евфратом и Тигром.

Эдесса, основанная Селевкидами, находилась всего в 300 км от столицы римской Сирии – Антиохии. Однако после краха Селевкидов Эдесса быстро обарамеилась, стала тяготеть к Парфии и управлялась местной арабской династией. Члены династии чеканили монеты с изображениями то римских императоров, то парфянских царей и все более и более втягивались в орбиту римской политики, пока наконец не были поглощены – в 216 г. по существу и в 242 г. окончательно – Римом.

В результате последователи Иисуса существовали в Эдессе в совершенно других условиях, нежели в преследовавшей их Римской империи.

В Риме христиане прятались по частным домам, собираясь на богослужение, как на подпольную явку. Никаких христианских храмов в I–II вв. в Риме быть не могло. Напротив, в Эдессе здание церкви, где собирались для богослужения верующие, существовало уже к концу II в. н. э. Мы это знаем из «Эдесской хроники», сообщающей, что в ноябре 201 г. это здание вместе с большой частью города было уничтожено наводнением.

Одним из виднейших эдесских христиан II в. н. э. был человек по имени Бардесан. Этот человек имел в Эдессе совсем другой социальный статус, нежели вольноотпущенники и рабы, которые, вместе с богатыми женщинами, обыкновенно являлись главным объектом христианской вербовки в Риме.

Бардесан был видный парфянский аристократ, великолепный стрелок из лука (умение это считалось необходимым именно среди парфянской знати), товарищ детских игр, а потом ближайший приближенный царя Эдессы Абгара VIII.

В Эдессе никогда не издавались эдикты против христиан. Никакие доносчики в ней не сговаривались «уничтожить святых», не ждали нужного часа, не входили «в Дом Господень тогда, когда все молятся и восхваляют Господа», и не схватывали их, как жаловался в начале III в. Ипполит Римский[40 - Hippolytus, Dan. I, 20, 2–3.]. В ней не было Нерона, который зашивал христиан в шкуры быков на потеху толпе, Веспасиана, который после разгрома Иудейского восстания приказал предать смерти всех потомком дома Давидова, и Марка Аврелия, по чьим эдиктам «по всей Асии» преследовали и гнали «людей благочестивых»[41 - Евсевий Кесарийский. Церковная история, 4, 26, 5.]. Более того, среди эдесских христиан царила упорная легенда, что предок Абгара VIII, Абгар V принял христианство еще в I в. н. э. сразу после смерти Христа!

И даже если не разделять точку зрения автора данной книги о том, что закон, приписывавший предавать христиан смерти, был принят Сенатом еще в 36 г. н. э., под давлением императора Тиберия, то видно, что в Эдессе на эволюцию учения святых действовали совсем другие факторы, чем на римское христианство.

Что мы можем еще сказать про «автора» это необыкновенного Евангелия, про апостола Иуду Фому?

Где он жил? Чем он кончил?

Каков был его исторический прототип? Каковы были его отношения с другими апостолами, и прежде всего с Иаковом по прозвищу Праведник, «для которого были сотворены Небо и Земля»?

Что еще мы знаем об апостоле Близнеце?

Не так уж и мало.

Дело в том, что у нас есть целая его биография – «Деяния Фомы». Правда, эта биография написана не раньше начала III в. н. э. – и это плохо[42 - См.: A. F. J. Klijn. The Acts of Thomas, Leiden, Brill, 1962. P. 23; Gilles Quispel. Makarius, das Thomasevangelium und das Lied von der Perle, Leiden: Brill, 1967. P. 39.]. Зато она написана на том же арамейском языке, что и «Евангелие от Фомы», и, более того, она написана в той же самой Эдессе.

Приступим же к изучению этой увлекательной и необыкновенной биографии, и посмотрим, что мы можем из нее извлечь.

Жизнь и необыкновенные приключения апостола Иуды Фомы

«Деяния Фомы» начинаются с того, что Иисус Христос, явившись после смерти Фоме, «который близнец», посылает его апостолом в Индию. Фома в Индию не хочет, мотивируя это тем, что он – еврей. «Куда бы ты ни послал меня, посылай, но в Индию я не пойду», – говорит он Иисусу[43 - The Acts of Thomas, 1, 1, 6. Все отрывки из «Деяний Фомы» цитируются по изданию: Harold W. Attridge. The Acts of Thomas. Early Christian Apocrypha, Polebridge Press, Salem, Oregon, 2010.].

Ввиду такого упрямства Фомы Иисус пускается в хитрую стратагему. В это время в Иерусалиме пребывает индийский торговец по имени Аббан. Его прислал царь Гундафор (реальный исторический персонаж, правивший частью Индии в I в. н. э.) с тем, чтобы тот купил ему искусного плотника для строительства дворца.

Иисус – напомним, что дело происходит уже после распятия – лично встречает Аббана на рынке и спрашивает, не купит ли тот раба-плотника? Аббану только того и надо. Иисус продает Аббану Фому за три литры серебра и, лихо расписавшись в договоре о продаже, сдает ему Фому с рук на руки. Подозрительный Аббан, чтобы не быть обманутым, на всякий случай осведомляется у Фомы, точно ли он раб Иисуса. «Да», – отвечает тот[44 - The Acts of Thomas. 1, 2, 10.]. Аббан поздравляет себя с выгодной сделкой.

Первым делом на пути к Гундафору Аббан и его новый раб Фома попадают в царский город Андраполис. В городе царит большое веселье: тамошний царь выдает замуж единственную дочь и приглашает на пир всех путников. Аббан и Фома приходят на пир, чтобы не оскорбить царя пренебрежением к его гостеприимству.

Социальный статус Фомы, напомню, в это время очень низок: он раб и вдобавок иноземец, который говорит на непонятном никому в Индии арамейском языке, и, понятно, что на пиру, на котором собрался весь цвет города, он находится в самом низу пищевой цепочки.

Какой-то виночерпий за недостаточное проворство дает ему пощечину. Фома, в полном соответствии с заветом учителя, призывающим подставить левую щеку, если тебя ударят по правой, говорит виночерпию: «да простит тебя Бог», однако тут же предрекает, что рука, ударившая его, скоро окажется в зубах пса.

Так оно и случается: виночерпий идет за водой, и там его загрызает лев. Собаки бросаются на останки, и одна из них, держа в зубах ударившую апостола руку, вбегает прямо в зал, где идет пир.

Это происшествие приводит гостей в немалое возбуждение, и особо они изумляются тогда, когда девушка-флейтистка, которая, будучи еврейкой, понимала арамейский язык, сообщает им, что раб, сидящий рядом с торговцем Аббаном, «или бог, или апостол бога»: ибо она слышала, как этот человек говорил, что рука, ударившая его, окажется в пасти пса[45 - The Acts of Thomas. 1, 9, 3.].

Этот случай, естественно, привлекает к Фоме внимание царя, и тот, чтобы заручиться на всякий случай благословением такого важного волшебника, приказывает ему помолиться в брачном покое о счастье новобрачных. Бедный царь еще не знает, какую змеюку он подкладывает дочке в постель.

Фома молится; после этого гостей выпроваживают из брачного чертога. Однако, когда жених приходит в него, «он видит Господа Иисуса в виде Иуды Фомы, который разговаривает с невестой»[46 - The Acts of Thomas. 1, 11, 3.], что приводит жениха в немалое изумление: ведь он видел, что Фома вместе со всеми другими покинул чертог. Господь разъясняет ему его заблуждение: «Я не Иуда, который также зовется Фома, но его брат», – объясняет он[47 - The Acts of Thomas. 1, 11, 5.].

После этого Иисус садится на кровать, а жениха и невесту просит занять места на стульях, и разъясняет им необходимость воздерживаться от любого вида плотских связей, с тем, чтобы превратить свое тело в священный храм.

Наутро царь заходит в брачный чертог и видит молодоженов сидящими как ни в чем не бывало. В ответ на его вопрос о произошедшем этой ночью жених и невеста информируют его о своем полном отказе от плотских сношений и желании войти в тот Брачный Чертог, который есть бессмертие и свет.

Символизм этой сцены вполне понятен. Дело в том, что одной из высших гностических церемоний был как раз Брачный Чертог. Так называлась церемония, в ходе которой искатель сочетался со своим астральным двойником, своей Пневмой, нетленной частицей Всевышнего.

«Владыка все делал втайне: Крещение, Миропомазание, Причастие, Искупление и Брачный Чертог», – гласит «Евангелие от Филиппа»[48 - The Gospel of Philip, 67, 27–30.]. «Святое – это крещение; святое святого – искупление. Святая святых – это Брачный Чертог»[49 - The Gospel of Philip. 69, 14–70, 4.].

Наш бедный царь, однако, в тонкости гностических церемоний не был посвящен и пришел в ужас; грохнувшись наземь и разодрав одежды, он послал скорее за мерзким колдуном, который по злой воле небес прибыл в их город. Однако Фома уже отплыл.

Второй акт нашего приключенческо-теологического романа разворачивается уже при дворе индийского царя Гундафора. Гундафор поручает Фоме строить дворец и в достатке снабжает его деньгами и провизией для рабочих. Фома дворца не строит, а деньги и еду раздает народу, одновременно проповедуя ему Евангелие. Фоме справедливо кажется, что добрым словом и раздачей денег можно привлечь больше душ, чем просто добрым словом.

В конце концов, при таком нетрадиционном подходе к девелопменту деньги на дворец оказываются растрачены. Царь вызывает Фому к себе и получает ответ, что Фома построил царю незримый дворец, который царь не видит при жизни, но узрит после смерти. Как легко можно себе представить, царь оказывается не очень удовлетворен этим ответом и приговаривает Фому к смерти за казнокрадство. Однако в это время, на счастье Фомы, умирает брат царя по имени Гад. Первое, что он видит, попав на небо, – это тот самый дворец, о котором говорил Фома. Пораженный Гад отпрашивается у ангелов на землю и, ожив, заклинает своего брата подарить ему этот дворец.

После этого царь и его брат принимают «печать», то есть крещение и помазание. Иуда Фома во время крещения призывает Христа, Всевышнего, милосердную матерь и мать «семи домов, чтобы они могли упокоиться в восьмом доме»[50 - The Acts of Thomas, 2, 27, 8.].

При этом имеется важная теологическая тонкость. После того, как царь и его брат принимают крещение водой, они слышат голос Бога, но не видят его, поскольку они еще не помазаны. А вот после того, как они принимают помазание, они видят юношу с факелом, свет которого затмевает любой другой свет.

Всякие «Деяния апостолов», которых до нас дошло довольно много, были построены по принципу сериала. Если первый сезон умел успех, то все новые и новые авторы писали все новые и новые серии.

В «Деяниях Фомы» таких сезонов довольно много, и во всех них Фома, как и подобает близнецу Христа, совершает чудеса: изгоняет бесов и воскрешает мертвых, заставляет проповедовать ослов и светится неземным светом – то есть еще при жизни его лицо сияет, как лицо Моисея или Еноха, увидевших Бога.

В одном эпизоде он даже убивает Сына Сатаны. Этот сын – тот самый змей, который соблазнил Еву, велел Каину убить Авеля, и это он ожесточил сердце фараона против египтян и соблазнил евреев в пустыне сделать золотого тельца.

Это, согласитесь, немаловажное достижение, – что какой-то простой смертный, пусть даже с сияющим лицом, убил то самое сверхъестественное существо, козни которого лежали в основе всех злоключений человечества.

Это достижение представляется нам тем более немаловажным, что в Пятикнижии Моисея ничего ни о каком Сатане, ожесточившем сердце фараона, не говорится. Его авторы постоянно подчеркивают, что это Бог Израиля, единый и единственный, сам ожесточил сердце фараона. С одной стороны, он явил фараону множество знамений (слово «от» на иврите значит одновременно и «знак, знамение», и «печать»), а с другой стороны, он устроил так, чтобы на фараона все эти знамения не подействовали. «Но Господь ожесточил сердце фараона», – постоянно повторяет Тора.