Обратный отсчет

– Мы об этом еще поговорим. Позже.

И Яковлев снова сжал ее в объятьях, потом крепко поцеловал прямо в губы.

– Ну, давай уже, иди. Долгие проводы – лишние слезы.

Он посадил Анну в машину, заплатил водителю.

– Доставьте это сокровище в лучшем виде!

Таксист улыбнулся и кивнул.

– Сделаем.

* * *

Утро следующего дня началось с того, что она чуть не проспала. Вернувшись с банкета, Анна долго не могла уснуть. Крутилась в постели, передумала обо всем на свете, начиная с самого вечера и заканчивая, как всегда, крахом ее благополучной жизни. Задремала под утро, да так, что даже звонок будильника не услышала.

Спасла мать от опоздания Любаша, которой в этот день нужно было ко второму уроку. Дочь проснулась от звонка своего телефона. Пошла умываться и, не услышав привычных звуков материных хлопот, заглянула к ней в спальню.

– Мам, ты еще спишь?

Анна подхватилась, как ошпаренная. Успев только умыться и, наспех расчесавшись, собрать волосы в хвост, она торопливо оделась. Взрослая дочь с улыбкой наблюдала за суетящейся матерью.

– Мам, ты, как в армии, честное слово. – Она глянула на часы. – У тебя даже есть пять минут, чтобы съесть бутерброд.

– Зайка, какой бутерброд!

– Нормальный, мам. Тем более что я его уже соорудила.

– Ты хоть сама-то поешь! Я на работе чем-нибудь перекушу.

– Мам, ты вполне успеешь. А накрасишься уж точно на работе. Я косметичку тебе в сумку положила. И свежий халат тоже там.

– Спасибо, умничка ты моя! И что бы я без тебя делала?

Анна и на самом деле успела проглотить бутерброд и  чашку чая, и, схватив протянутую Любой  сумку, поспешила из дома.

Горелова торопливо шагала по коридору больницы, ругая себя за то, что проспала. Первый день в новом качестве следовало бы начать не с суетливой беготни и ненакрашенного лица, а с нормального появления перед коллегами. Хотя коллеги сегодня тоже далеко не все будут выглядеть нормально. Если она сама ушла с банкета в одиннадцать, то многие вообще неизвестно во сколько оказались дома.

Так и вышло. В ординаторской уже вовсю пахло крепким кофе, а лица некоторых товарищей выглядели слегка помятыми. Некоторые вообще еще отсутствовали.

На ненакрашенную Анну глянули с пониманием, поздоровались приветливо, но не дружно. Она смутилась, почувствовав себя такой же, как и все, страдалицей. Усевшись за свой стол, Горелова полезла в сумку за халатом. И с удивлением заметила, что коллеги дружно уставились на нее.

– Что? – Анна выглянула из-за сумки.

– Анна Сергеевна, мы, конечно, непротив, но у вас теперь вроде бы как свой кабинет …

Горелова замерла. Несколько пар глаз с удивление смотрели на нее.

– И что?

Весельчак Крымов с тяжелым вздохом поднялся и, налив в чашку горячий кофе, водрузил ее перед нею.

– На, попей и иди к себе. Приводи себя в порядок и начинай работать. Мы понимаем, что ты хочешь быть ближе к народу, но ты теперь наш начальник, так что изволь соответствовать. Пятиминутку проведем через полчаса, пусть все подтянутся.

Анна глянула на коллег. Те согласно закивали. Сунув пакет с халатом обратно в сумку, она встала со стула и, прихватив чашку с кофе, пошла на выход. В дверях она столкнулась с  входящим Харламовым. Тот посторонился, пропуская ее. Стараясь не расплескать кофе, Анна замедлила ход.

– Здрасте, – темные глаза с любопытством разглядывали ее лицо.

– Здравствуйте. – Анна готова была сквозь землю провалиться от этого взгляда. – Пятиминутка через полчаса. – Брякнула она зачем-то, и шагнула в спасительный коридор.

Войдя в свой новый кабинет, Горелова закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, словно боясь, что кто-нибудь сейчас же шагнет за ней следом.

В кабинете все было привычно. Сколько уже лет она сиживала здесь, вот за этим столом, обсуждая проблемы, решая разные дела или просто ведя задушевные беседы с Яковлевым. Последние годы Анна еще и исполняла обязанности завотделения, когда он уходил в отпуск. Но даже в это время она никогда не занимала его кресла, садилась за общий стол. А теперь ей придется сидеть на другом месте, смотреть на всех с другой стороны, решать все проблемы уже самой…

Анна шагнула вперед, поставила чашку на край стола, положила рядом сумку. Блин, его нет еще только первое утро, а она уже так скучает по нему! Ну, Яковлев, ну удружил!

Через полчаса все собрались у нее. Народ явно пришел в себя, дамы подкрасили губы, от мужчин попахивало сигаретами и кофе. Сама Анна тоже привела себя в порядок и даже собралась с мыслями, и потому, оглядев всех, заговорила спокойно и четко:

– Доброе утро, уважаемые коллеги. Сегодня мы начинаем день вот с такого обновления. – Она положила ладони на стол, имея в виду себя на новом месте. – Но я очень надеюсь, что никаких других перемен в нашей работе больше не будет. Трудиться будем также слаженно, по крайней мере, я очень этого хочу.

Она снова взглянула на коллег. Все смотрели на нового начальника открыто и без тени насмешки. Это Анну успокоило и порадовало. Будем надеяться, что перемен к худшему действительно не будет.

– Ну что, тогда начнем, благословясь! – Она взялась за бумаги.

Ближе к полудню в кабинет заглянула Ниночка.

– Анна Сергеевна, я в буфет. Вам чего-нибудь надо?

Горелова оторвалась от очередного бланка, глянула на часы.

– Ого, уже сколько времени! Да, Нина, принеси мне пару пирожков с яблоками.

– Чайник поставить?

– Нет, я сама.

Заглянув в шкаф, где у друга всегда было что и из чего выпить, Анна Сергеевна обнаружила на полке непочатую бутылку хорошего коньяка, а под ней записку от Яковлева. «Анька, привет! Будет грустно – причастись,  да и за нашу дружбу можешь смело выпить. Я тебя люблю». В горле неожиданно запершило. Блин, Яковлев, как же долго я буду привыкать быть без тебя! Анна улыбнулась и нежно погладила холодный бок бутылки.

– Анна Сергеевна! – Ниночка уже вернулась с пакетом пирожков. – Представляете, наши-то вчера только в два часа из ресторана разошлись!

– По некоторым заметно. Хорошо еще ночь прошла спокойно. – Усмехнулась Горелова, берясь за чайник.

– О, да, это точно! Я и сама переживала!

Что ни говори, а болтушка Ниночка была операционной сестрой от Бога. Она работала в отделении третий год, но все уже давно убедились в ее ловкости и понятливости. Когда она работала с бригадой, ее язык словно терял способность шевелиться – она становилась молчаливой и сама вся обращалась в слух и внимание. Любого врача она понимала буквально с одного взгляда, появлялась там, где это требовалось, делала все быстро и аккуратно.

– А вы совсем рано ушли… – продолжала вещать Ниночка. – Я даже не заметила, подошла потом к столу, а вас уже и нет.