Упавшая с небес, или Жить страстями приятно

Глава 4

Вот тебе и Америка! Страна свободы и демократии. Сижу как идиотка в четырех стенах и не могу никуда высунуть свой нос. Да уж, такой поворот событий я предполагала меньше всего. Разве об этом я когда-то мечтала! Вилла, бассейн, виски со льдом… Видно, мечты никогда не станут реальностью. Странно, я в Америке всего пару дней, а на меня уже накатывает ностальгия – неприятный, щемящий приступ грусти и неподдельной тоски. Может быть, это от того, что мне довелось увидеть только аэропорт и клинику?

Я сидела неподвижно, шевелился только ребенок, и это раздражало меня. Давно, еще до своей беременности, я листала один журнал. Если мне не изменяет память, он называется «Материнство». Так вот, я наткнулась там на статью, в которой говорилось, что любая женщина, носящая под сердцем ребенка, ощущает невероятную теплоту и все больше и больше зарождающуюся любовь к самому близкому и самому дорогому на свете человечку. Она настолько привыкает к его постоянному присутствию, что совершенно забывает, что он еще не родился, и разговаривает с ним, словно с живым. Рассказывает ребеночку сказки, поет колыбельные и говорит самые ласковые на свете слова.

Наверное, это ужасно, но ребенок, которого я ношу под своим сердцем, никогда не слышал ни сказок, ни колыбельных и даже ни единого ласкового слова. Ничего. Да я никогда и не считала себя с ним единым целым. Никогда. Это инородное тело, которое вопреки моему желанию попало в мой организм и доставляет мне неудобства. Но не бывает худа без добра, мой будущий ребенок ассоциируется у меня с товаром, за который я смогу выручить хорошие деньги и хоть как-то поправить свое материальное положение.

Я прилегла на диван и закрыла глаза. Не знаю, сколько времени прошло, но я проснулась от того, что резко хлопнула входная дверь. Открыв глаза, я слегка приподнялась и увидела перед собой ту самую американку-стукачку, которая постоянно сидела на крыльце и читала книгу. Стукачка дружелюбно смотрела на меня и махала рукой.

– Олга, надо кушать. Иди столовая. Надо кормить будущий малыш. Голодовать не надо. – Она достала носовой платок и вытерла обильный пот со лба. – Жарко. Очень жарко. Это вредит будущий малыш. Почему молчит кондиционер?

– Откуда я знаю, почему он молчит, – буркнула я и зевнула.

– Нельзя, чтобы он молчал, не положено. Надо работать.

– Я не знаю, как он включается. Они у нас в городке только на окнах новых русских висят и в каких-нибудь крутых фирмах…

Стукачка покачала головой и с возгласом: «Ая-яй!» – подошла к окну и включила кондиционер.

Я приподнялась с дивана и стала массировать отекшие руки.

– Вот так хорошо, – пропела стукачка и встала у двери. – Так очень хорошо.

– Еще бы. Кондиционер заменяет прогулку на свежем воздухе. Одним словом, тюрьма с удобствами.

По всей вероятности, стукачка не поняла моего юмора и покачала головой:

– Это не тюрьма. Тюрьма очень плохо – плохо для русской девушки…

Направившись следом за ней по еле освещенному коридору, в котором не было ни одного окна, я попала в небольшую комнатку, которая, по всей вероятности, и была столовой. За круглым столом сидела заметно скучающая девушка и нервно теребила салфетку. Сев рядом с незнакомкой, я тихо спросила:

– Ты русская?

– Русская.

Посмотрев на сильно выпирающий живот незнакомки, я продолжила расспросы:

– Ты здесь давно?

– Два дня. Позавчера прилетела.

– Надо же, а я вчера. Тебе тут нравится?

– Не знаю. Мне главное получить деньги и вернуться домой. Тебя как зовут?

– Ольга. – Я улыбнулась и протянула руку.

Девушка крепко ее пожала и улыбнулась в ответ:

– А я Дина. Из Москвы.

– А я из провинции, объявление в одной из газет вычитала.

– Я тоже.

«Стукачка» тем временем принесла обед, придвинула стул к стене, села напротив нас и скрестила руки на груди.

– Не надо говорить. Надо кушать. Кушать и молчать, – произнесла она строго.

Преодолевая проклятую тошноту, я засунула в рот несколько ложек супа, а потом шепотом спросила Дину:

– У тебя кто будет?

– Мальчик.

– Это хорошо.

– Чего хорошего? Я же не для себя рожаю.

– Это для фирмы хорошо, – пояснила я с видом настоящего знатока. – Мальчики ценятся больше. Их проще определить в семью. Для них усыновителей хоть пруд пруди. Как правило, мальчик – это продолжатель рода.

– А у тебя кто?

– Девочка.

– Так что, ее никто не удочерит?

– Говорят, что пристроят.

– А за мальчиков больше денег дают?

– Нет. Говорят, одинаково.

Наша «стукачка» заметно изменилась в лице, побагровела и погрозила нам пальцем:

– Я же сказала, что русская девушка должна есть и молчать. Молчать! Я пожалуюсь ваша фирма.

– Одно слово – тюрьма, – фыркнула я, уткнувшись в тарелку.

Последние месяцы беременности оказались для меня самыми тяжелыми. Порой тошнило с такой чудовищной силой, что даже кружилась голова. И все же мне не хотелось вставать из-за стола и уходить в свою комнату. Подперев голову руками, я украдкой посматривала на внешне невозмутимую Дину и заметила, что она нервничает не меньше моего. Просто умеет это скрывать более искусно, чем я.

Дина была симпатичной девушкой. Наверняка ее материальное положение было не лучше моего, иначе бы она не решилась на такой рискованный шаг – приехать в чужую страну, чтобы продать своего ребенка. Мы ничего не знали друг о друге, сближало только то, что мы жили одной и той же проблемой. Интересно, а сколько денег ей пообещал? Одинакова ли такса у всех, или расценки бывают разные? Москвичкам платят больше, провинциалкам меньше… Когда я подписывала контракт, то подписала и пункт о неразглашении коммерческой тайны. Наверно, Дина подписала точно такой же, и мы вряд ли сможем поговорить на эту тему…

Как только обед закончился, я посмотрела на Дину взглядом, полным надежды, и показала головой в сторону коридора.

– Дин, пошли в мою комнату. Я уже выспалась. На улицу выходить нельзя. Ума не приложу, чем тут можно заняться. Пойдем хоть поболтаем. Как ни крути, а мы с тобой в какой-то степени близкие люди и беда у нас общая.

Но как всегда помешала стукачка. Сдвинув брови, она запыхтела как паровоз и зашипела: