Посох Асклепия

Через минуту они сидели за столом, и пили горячий кофе. Как же де Зине соскучился по этому вкусу! Насыщенный аромат домашнего кофе, с лёгкой пенкой и тягучим послевкусием. Да, Мари умеет варить не только супы, но и кофе, теперь он это точно знает. Ведь мы не понимаем, как важны мелочи, пока не потеряем их, не вычеркнем из повседневной жизни. Привычки, вот что есть главным злом. Привычки заставляют нас забыть о значимости.

– Вы не понимаете, Мари! – де Зине говорил с напором, глаза графа буквально горели. – То, что я понял, нельзя оставлять лишь для одного человека! Необходимо провести большую исследовательскую работу, собрать больше информации, люди должны узнать, что смерть – не такая плохая. Что смерть – не конечная нашей жизни.

– Но ведь все люди и так это знают, мсье Шарль. – пожала плечами мадам Шато. – После смерти душа человека возносится на небо, к Богу. Мы бессмертны.

– Вот, дорогая моя Мари, и вы тоже заблуждаетесь. – Шарль поднял руку с чашкой кофе вверх. – Суть не в вознесении души, а в смерти, как последней точке нашего земного существования. Согласно религиозным трактатам, раньше люди жили намного дольше. А сейчас около шестидесяти лет, редко кто доживает до ста! А ведь если вспомнить о первых людях, то тут уже столетние старцы кажутся младенцами! Адам, Мафусаил, Ной – они все прожили более девяти веков. Девятьсот лет, Мари! Представляете, насколько снизился уровень жизни людей? Но, почему? Я как раз нащупал путь, который может привести меня к объяснению этого вопроса, дать ответ на терзания человечества! Это ли не главное сейчас?

Мадам Шато слушала эмоциональные речеизлияния графа де Зине и ужасалась. Ведь, он хочет познать суть бессмертия, а это повлечёт за собой лишь зло. Бессмертие даст возможность рано, или поздно приблизиться к самому Богу! Как помнится, ранее человечество тоже хотело возвысится и что случилось? Правильно, гнев Божий, разрушение Вавилонской башни и раскол единого народа. Потому, разговоры Шарля пугали Шато, пугали больше, чем его странные мистические экспонаты, которые алхимик привозил раз за разом из своих путешествий.

Допив кофе, мадам Шато извинилась, сославшись на домашние дела и поспешно удалилась, оставив мсье де Зине в одиночестве. Шарль ещё немного посидел, раздумывая о теме разговора, затем поднялся и твёрдым шагом направился в кабинет. Те два экспоната влекли его, словно магнитом.

На дне ящика, замотанные в тряпки и заваленные опилками, лежали два предмета. Один из них был картиной. На ней изображался молодой мужчина, стоящий в ореоле света. В правой руке фигура сжимала змею. Эта картина отображала самого значимого бога для лекарей мира – Асклепия. Бог медицины, он поставил важность человеческой жизни выше Богов, излечивая от хворей и воскрешая умерших!

Вторым предметом была книга. Не просто книга, а старинная гравюра, оттиснутая на двух десятках страниц, скреплённых вместе. Датированная примерно тысяча четыреста пятидесятыми годами, книга представляла собой сборник из двух трактатов. Общее название для непосвящённого человека звучало зловеще – «Искусство умирать», или в оригинале «Ars Moriendi». Глубокий анализ смерти, как явления и жизни человека, изложенный в текстах, очень заинтересовал Шарля и он, практически с боем, выторговал книгу для своей коллекции.

Тем не менее, хоть «Ars Moriendi» и являлась более мистическим и глубоким с точки зрения смертологии артефактом, фигура Асклепия заинтересовала Шарля сильнее. Поискав информацию, он нашёл упоминание, что существует самый главный артефакт для всех представителей медицины, оккультизма и мистиков современности. Это Посох Асклепия. Согласно преданиям, Посох позволяет перенять силы самого Асклепия и лечить людей! Также ходили слухи о том, что Посох Асклепия даёт власть не только над жизнью, но и смертью – он позволяет возвращать умерших.

– Посох станет венцом моей коллекции! – проговорил Шарль, держа в руках картину с изображённым Асклепием. После этих слов ореол вокруг фигуры бога медицины словно бы запульсировал.

Глава 17

Хатшепсут задумчиво прохаживалась по аллее дворца. Она смогла! Сила, подкреплённая отчаянием и властью жрецов, позволила ей сдвинуть привычные устои египтян. Для начала царица Египта отстроила все разрушенные алтари и храмы Амона. После этого приказала усилить выработку риса и зерновых. Почва возле Нила способствовала этому. Раньше просто рабочих рук не хватало.

Теперь же супруга бога Амона сама не рвалась затевать войны, а бросила освободившиеся силы на развитие и укрепление сельского хозяйства. Это позволило лишь в первый год повысить уровень жизни обычного египтянина вдвое. Смертность среди бедняков сократилась на треть, а роптание народа переросло в возгласы поощрений. Хатшепсут радовалась.

Но радость первой женщины Египта была не из-за этих достижений, пусть и значимых для народа. Фараон была женщиной, и радость её простиралась от одного единственного человека. Хатшепсут сблизилась с Искатотом.

Нельзя сказать, что они сблизились совсем, нет. Но, верховный жрец стал относиться к ней мягче, в глазах порой виднелись искры страсти, а время, которое Хатшепсут проводила с Искатотом, увеличилось в разы. С момента сближения прошел уже год. Каждый день, хоть на несколько минут, но они пересекались: пусть то по государственным делам, или храмовым, или просто так – но пересекались.

– Великая Хатшепсут, свет солнца и лик луны! – голос рывком выдернул фараона из раздумий. Возле неё стоял, склонившись пополам, жрец одного из храмов Амона, не смея поднять взгляд.

– Говори, я слушаю. – властно потребовала царица Египта.

– Верховный жрец желает с вами поговорить, безотлагательно.

Безотлагательно.

Искатот всегда использовал это слово вместо обычного «срочно», которое ему не нравилось. Хатшепсут улыбнулась краем губ. Ну конечно, вот и ещё одно подтверждение, что этого человека послал именно он, а не кто-то. Своего рода, тайный шифр.

– Хорошо, передай верховному жрецу, что я приду. Скоро.

Согнувшись ещё ниже, жрец попятился и, лишь отойдя на десяток шагов, развернулся и бросился прочь. Хатшепсут же направилась в свои покои. Фараон должен предстать перед верховным жрецом Амона во всем своём величии.

Вышла женщина из дворца, сияя, словно солнце. Тончайшие сандалии, золотыми нитями обвивали щиколотки Хатшепсут, подчёркивая её утончённые ноги. Трёхсторонняя набедренная повязка из высококачественного льна опоясывала пояс фараона. Туника из этого же материала, наброшенная на голое тело, держалась на плечах благодаря широким позолоченным лямкам. Шею и плечи покрывал любимый платок Хатшепсут – царский немес, расшитый сине-золотыми полосами. На голове, поверх немеса, красовалась па-схемти.

Па-схемти царицы представляла собой объединённую корону Верхнего и Нижнего Египта. Ещё две тысячи лет назад, когда Египет стал одним государством, символ власти решили не переделывать, а лишь слили воедино короны Нижнего и Верхнего Египта. С тех пор так и прижилось.

Махнув рукой стоявшим невдалеке рабам, которые носили фараона во время его странствований, Хатшепсут обвела взглядом длинную площадь дворца. Чрез несколько мгновений возле ног супруги бога Амона опустились царские носилки. Усевшись на трон, Хатшепсут легко махнула дланью.

– К верховному жрецу! – крепкие руки подняли носилки, и четверо приближённых к фараону египтян строевым шагом направились к храму Амона.

Искатот прохаживался по храму, сцепив руки в замок за спиной. Ему ночью пришла в голову мысль, которую он хотел срочно обсудить с фараоном. С женщиной, которая стала для него самым близким и дорогим человеком среди всего египетского народа. Верховный жрец понимал, что в любой момент даже от Хатшепсут можно получить удар в спину – люди те ещё твари. Очень много предательства повидал Искатот на своей долгой жизни, чтобы сбрасывать это со счетов.

Но эти глаза, эти губы и волосы…Открывающий Небесные Врата мотнул головой, прогоняя наваждение. Он лишь жрец, пусть и верховный, но жрец, а она – фараон Египта! Это не мешало им оставаться наедине и касаться друг друга, но ничего более близкого между Искатотом и Хатшепсут не было.

Фараон лишь брала его за руку во времена эмоциональных разговоров, или обсуждения важный государственных дел. Словно давая понять, что он может рассчитывать на поддержку со стороны фараона. А это имело более важное значение, чем какие-то близкие отношения. Потому Искатот и хотел поговорить с Хатшепсут немедленно, как он любил повторять – безотлагательно.

– Здравствуй, Открывающий Небесные Врата! Пусть Амон дарует тебе долгую жизнь. – властный, но такой родной голос, раздался за спиной Искатота, когда он прохаживался вглубь храма, повернувшись спиной ко входу. Жрец резко обернулся.

– Здравствуй, наместница Амона! Прошу, не будем терять времени на формальности, здесь никого нет. – верховный жрец слегка наклонил голову в знак почтения. – Пойдём, нам нужно поговорить.

Они прошли во внутренний зал храма и остановились у алтаря. В нём горел яркий огонь и курились вокруг благовония. Искатот указал на лавки недалеко от алтаря.

– Прошу, Хатшепсут, садись. Мне нужно много тебе рассказать. – после того, как фараон присела, верховный жрец продолжил. – Дело, по которому я тебя позвал, имеет очень важное значение для всего Египта. Ну, и для меня, в частности, тоже. Но суть не обо мне. Ты прекрасно разбираешься в истории своих предшественников. Скажи, Хатшепсут, что самое важное для фараона глазами египтян?

– Что? В смысле, важное? – царица Египта растерялась. – Власть, могущество и, пирамиды?

– Или храмы, да. Египет всегда был больше мистическим культом, нежели структурированным государством. Почитание богов и поддержка храмов здесь возводятся на первое место. И менять это сразу нельзя. Не во время одного фараона, если ты понимаешь, о чём я.

– Не за одну человеческую жизнь, я поняла. Но, к чему ты это, Искатот?

– А к тому, что ты уже показала себя грандиозным строителем, Хат! – верховный жрец схватил фараона за запястье и слегка сжал. Глаза Открывающего Небесные Врата буквально светились синим. – Пора явить миру величайшее строение из всех, которые были построены фараонами!

– О чём ты говоришь, Искатот! Менкаур и Хуфу смеются над нами сейчас! Никто не смог построить ничего, даже близко похожего на их строительства.

– Никто, до тебя! – Искатот утвердительно кивнул. – Я вижу, что у тебя есть силы и решительность добиться величайшей славы среди фараонов-строителей! Да и суть этой постройки мы с тобой сокроем от всех, чтобы не боялись. Помнишь, я говорил тебе о Времени Сумерек? Для их понимания нужны исследования. Исследования жизни я могу проводить сам – материала хватает. А вот смерть… здесь не так всё просто. Нужны места и люди. И, если со вторым особых проблем нет, сама знаешь, то с первым.

– Ты не хочешь проводить свои ритуалы на виду у египетского народа… – задумчиво проговорила Хатшепсут, раздумывая. – Хитро, Искатот, утаить от Египта тёмную сущность Амона.

– Египет сам отказался от неё, забыл это. – пожал плечами верховный жрец. – Зачем бередить вуаль снов? Пусть дремлет. Ещё не пришло время.

– Так что ты предлагаешь?

– Нам нужно построить твой храм, с алтарями всех богов, большим залом и колоннадой со сфинксами! Это будет самое грандиозное строение среди всех, известных ныне! – Искатот стал описывать величие Хатшепсут, как самого чуткого и утончённого архитектора среди фараонов. В конце жрец добавил. – А внизу, под всем этим великолепием будет сокрытый храм. Мой.

– А мне нравится твоя идея, жрец! – Хатшепсут улыбнулась и чмокнула Искатота в щеку. – Пойдём, обсудим детали, мне кажется, нам есть о чём сейчас поговорить.

Глава 18

Максим сидел за столом, откинувшись на стуле с высокой спинкой и тупо пялился на стакан кефира. Утро выдалось не очень. Вернее, после вчерашнего утреннее пробуждение оказалось тусклым и пасмурным, как лондонский день осенью. Квитка давно столько не пил. Он вообще практически перестал пить, вот уже несколько лет. Только лишь бутылка пива раз в неделю, максимум две. И то – по ноль-три литра.

Парень сидел за столом и думал. Может, Алиса ему приснилась? Ну, серьезно, как эта девка могла проникнуть в его квартиру при закрытых дверях и новых замках? Бред какой-то. Скорее всего, это был похмельный сон. Дурацкий, как и все сны Максима, но всё же сон.