Бунтарь. За вольную волю!

Роща проглядывалась не полностью, но перед стрельцами людей или повозок на опушке видно не было. Да и зверьё с приходом войск уйти должно туда, где потише. Медведи на зиму в берлогу залечь должны. Снега выпало мало, земля замёрзла. В иных местах намело, на санях сподручно ехать, а на возвышенностях ветер снег сдувал, земля голая, до каменистой плотности замёрзшая, тут только на подводе ехать.

Михаил сам второй выстрел сделать решил. Проследил, как мужики пушку зарядят, прицел подправил. Пушка бронзовая, допотопная, никаких противооткатных устройств нет, лафет примитивный. Пушка при выстреле подпрыгивает, прицел сбивается, перед выстрелом по новой наводить надо. Ошибку Афанасия учёл, перелёт был, подправил. Мужики снова разбежались, как только он запальник в руки взял. Ба-бах! Ядро к роще полетело, и вдруг взрыв, довольно сильный. Из рощи огонь, дым. Часть деревьев повалило. Мужики оторопели.

– Это что было?

А Михаил и сам ответить не может.

– Ты, ты и ты, остаться у пушек. Остальные за мной, оружие приготовить.

Стреляли каменным ядром из фунтовой пушки, а взрыв, как у тяжёлого гаубичного снаряда. Видел такой Михаил на учениях. Как к роще подошли, приказал цепью встать, а не толпой идти. В роще пороховым дымом пахнет. По поваленным деревьям эпицентр определил. Обломков полно, да не ветки. Тележные колёса, куски гнутых дощечек, явно от бочки, да много. Непонятно было, пока один из мужиков дощечку Михаилу не принёс. На ней чёрной краской кусок надписи:

«Порох зернёный. Пороховой приказ…»

А дальше только отдельные буквы, дощечка не целая, сломанная. Понял – бочка или скорее бочки с порохом на телеге были. Только как такая телега в рощу попала? Из войска Болотникова припрятали или отступающие пушкари Шуйского бросили? Или хуже того, делали припас для диверсии, подрыва на дороге или мосту? Теперь и не узнать.

– Пройдите-ка рощу, вдруг ещё что интересное сыщется, – приказал Михаил.

Больше интересного не нашлось. Зато через четверть часа прискакал один из приближённых к Пашкову служилых дворян.

– Это у вас бабахнуло? В лагере слышно было, обеспокоились.

– У нас. Удачно в бочку попали, – успокоил его Михаил.

– Как будто пороховой завод взорвался, – пробормотал служивый.

Сел на коня и отбыл. Желание палить из пушки как-то пропало, да и замёрзли уже. Морозец небольшой, но ветер. На ногах у мужиков сапоги, для зимы обувка не самая подходящая. Вернулись назад, как раз к обеду поспели.

С утра Михаил у Истомы отпросился.

– Хочу к знакомому сходить, – пояснил он.

– Да хоть на два дня, – махнул рукой Пашков.

Никакого знакомого в помине не было. А решил Михаил в Москву сходить. Во-первых, интересно город посмотреть. Какой он сейчас, видел. Правда, был в столице один день. Красную площадь посмотрел, Исторический музей, на большее времени не хватило, поезд в Питер вечером. А какая Москва средневековая? А ещё – интересно узнать мнение москвичей о Шуйском, о войске Болотникова. Поддерживают ли жители бунтовщиков? Кроме того, хотелось самому увидеть подготовку царских войск к штурму. Где заставы, есть ли подобие баррикад, где стоят пушки?

В войске Болотникова Михаил уже четыре месяца с хвостиком. Сначала воспринял бунт как игру. Покрушить замшелые устои самодержавия, как писали раньше в исторических книжках. Постепенно мнение стало меняться. Бунт – это кровь, зачастую невинных людей, это бесчинства, грабежи. И вблизи это выглядело не так весело. Кроме того, появился Лжедмитрий второй, да не один, при поддержке польских сабель. Да не спешит он к Болотникову на помощь, выжидает. Иностранного же владычества на Руси, польского шляхтича царём русского государства Михаил видеть не хотел. По правде получалось – участвуя в боях против царя, сам способствовал ослаблению царской власти и государства. Знал, что немного позже Минин и Пожарский с ополчением поляков изгонят, станет во главе государства новая династия царей – Романовы. Но сколько крови ещё прольётся на многострадальной русской земле? В общем, колебаться стал. Правилен ли его выбор? О предательстве не думал, как бояре. Им где выгоднее, ту сторону они принимают. А он? Вредит стране или помогает? Болотников, судя по его речам, хочет крестьянам, чёрному люду, холопам землю дать, вольную, освобождение от налогов. Но искренне ли так думает? Слова – всего лишь шелуха, зачастую призванная скрыть истинные намерения. А потому хотел сам посмотреть, проанализировать, сделать выводы.

До столицы всего семь вёрст, два часа бодрого хода. Заставу стрелецкую на дороге коломенской увидел загодя, отклонился влево. Правее Москва-река, подёрнутая тонким ледком. Кораблям уже поздно ходить, а на санях ездить рано, лёд непрочный.

Ума хватило оружие с собой не брать. Потому как с заставы его заметили, двое всадников отделились. Судя по кафтанам, не стрельцы, одеты добротно, шапки меховые на головах.

– Эй, ты кто такой будешь?

– Наговицына ключник.

Были в десятке Михаила двое, из столицы сбежали несколько лет назад с семьями, осели под Путивлем. Рассказывали как-то, сидючи вокруг котла за ужином, о боярине. Имя подействовало. Один из конных с коня спрыгнул.

– Кафтан расстегни.

Михаил просьбу исполнил. Ратник разочарованно хмыкнул, похлопал ладонью по рубашке. Карманов тогда в одежде не было, письма либо другие бумаги носили под рубашкой или в рукаве.

– Чист! – сказал ратник второму. А зачем в Коломенское ходил? Оно под Болотниковым.

– Сдался мне этот бунтовщик! В Авдотьине был. Боярин об урожае беспокоится, велел проверить, как хранится. Мыслю – перевозить в город запасы надо. Как бы Ивашка-мятежник деревню не захватил.

Тот, что на коне сидел, проверить Михаила решил, задал вопрос каверзный:

– Наговицын-то где живёт? Вроде в Кожухове?

– Откель? В Замоскворечье, почитай центр, Кремль виден.

Про Замоскворечье холоп говорил. Михаил полагал, что забыл мимолётный разговор, а в памяти осталось и в нужный момент всплыло.

– Верно. Ступай, передавай привет боярину.

– От кого?

– Петра Вьюнова, мы как-то рядом на смотре стояли, ещё в бытность Бориса Годунова.

– Как есть передам, слово в слово.

Всадники ускакали, Михаил дух перевёл. Едва не влип! А уж дальше шёл свободно. Ни войск не видно, ни ополченцев. Прохожие спокойно ходят, никакой паники, вроде и не стоит армия Болотникова под городом. Подводы с грузами едут, сбитенщик с красной рожей идёт, бабы с корзинами с торга возвращаются. Мирная жизнь. К храму какому-то вышел. Из дверей народ выходит со службы. Один из мужиков на каменную ограду влез, стал за Болотникова агитировать.

– Ненастоящий царь Шуйский-то! На соборе подкупленными людишками выкрикнут! Нет в нём крови Рюриковичей! Истинный царевич Дмитрий в столицу…

Мужик не договорил, за полы армяка его стащили прихожане, бить стали. Мужик вырвался, из носа кровь течёт, бросился бежать. Никто его не догонял, только кричали вслед:

– Ату его! Босяк безбожный!

М-да, видимо, не очень жаловали в столице агитаторов Болотникова. Да почти всегда так было, народ сам по себе, цари правят. Народ выживает при любом строе, бояре за чины, за должности дерутся. Любая должность при дворе – это кормление сытное.

Что удивило – Москва-то небольшая. По меркам того времени, велик город, а по современным – провинциальный город в сто – сто десять тысяч жителей. Не все улицы мощены, кривые, деревянных изб полно. Каменные дома у знати, у купцов зажиточных да больше в центре. Многое выглядит не так. На Красной площади ни ГУМа, ни Исторического музея, а торговые палатки, огромное торжище. Стены Кремля уже красно-кирпичные, воздвигнутые итальянскими зодчими. Подошёл к Фроловской башне, как называлась тогда Спасская. У ворот стрельцы. Постоял, посмотрел. Народ свободно проходит, не как сейчас. И он затесался в толпу богомольцев, внутрь Кремля прошёл. Батюшки светы! Теремного дворца ещё нет, зато стоят монастыри – Чудов, Вознесенский, Спасо-Преображенский, действующие, монахи снуют. К сожалению, монастыри и некоторые храмы большевики, придя к власти, снесли, борясь с «опиумом для народа». Но стоят уже Богоявленский и Успенский соборы, возведённые при Иване третьем Аристотелем Фиораванти. На месте Грановитая палата и Архангельский собор. Никаких туристов в помине нет. Кремль – деловой и духовный центр царства.

Ходил, любуясь красотой архитектуры, пока не столкнулся с молодым парнем, почти сверстником своим. Лицо строгое, даже немного надменное, кафтан с меховым воротником из соболя, сабля на боку. Сразу видно – служилый дворянин. Михаил сразу шапку стянул, поклон отбил.

– Прощения прошу за свою неловкость, – повинился он.

– Холоп! – брезгливо бросил молодчик.

Когда дворянин немного отошёл, Михаил спросил у проходившего писаря, показывая на парня:

– Это кто такой будет?

– Скопин-Шуйский, ноне в чинах, родственник царский.

– Благодарствую.

Вот это да! Сам Скопин-Шуйский! Насколько помнил Михаил историю, именно этот военачальник нанёс армии Болотникова сокрушительное поражение. Знать бы, кинжал захватить следовало бы, его легко спрятать. Да следовать за Скопиным и в удобном месте удар смертельный нанести. Глядишь, история государства по-другому бы пошла.