Бизерта

На другой день раздались звуки горна и бой барабанов – к пристани с развернутым Андреевским флагом с эмблемой Морского корпуса на нем подходила кадетская рота Севастопольского Морского корпуса во главе с ее командиром капитаном 2-го ранга Бергом. В ее строю, держа равнение и печатая шаг, шел и юный Павел Чуркин, потомственный моряк русского флота. При виде стройных рядов кадет, идущих церемониальным маршем, у людей светлели лица – русский флот жив!

– Смирно! Равнение направо, господа офицеры!

«Господа офицеры» – в первый и последний раз в жизни! Покидая родину навсегда, они были на одно мгновение офицерами для их любимого командира.

Баржа «Тили», приняв воспитанников корпуса, грузно отвалила от пристани за портовым буксиром. И только одинокая старушка на пирсе тихо плакала, утирая концом платка набегавшие слезы, твердо уверенная, что больше уже никогда не увидит своего ненаглядного внука.

Все невольно повернулись к зданию Морского корпуса. Величественный белый дворец, раскинув свои корпуса, как белые крылья, бесстрастно смотрел на них с высоты горы, постепенно уменьшаясь в размерах…

Директор корпуса одобрил предложение деятельных гардемарин увезти с собой всех коров, свиней и овец, остававшихся в подсобном хозяйстве, и всячески содействовал его реализации. Операция была выполнена воспитанниками блестяще. Животных (стадо коров, несколько десятков свиней и восемьдесят баранов) погрузили на поданную к пристани большую баржу, которую к вечеру прибуксировали к борту линкора «Генерал Алексеев». Теперь воспитанники Морского корпуса на многие дни были обеспечены свежими мясными продуктами.

* * *

В своем последнем приказе по армии и флоту главнокомандующий генерал Врангель объявил, что он никого с собой насильно увозить не будет. Пусть каждый выбирает: кто хочет оставаться – может остаться, кто же хочет вместе с ним покинуть Родину – тем он обещает позаботиться о них.

Согласно этому приказу, с линейного корабля «Генерал Алексеев» были отпущены все те, кто по разным личным причинам предпочел остаться на Родине. Они были заменены волонтерами из пассажиров, военных и штатских, с обещанием усиленного пайка. Караульная служба для охраны как имущества, особенно съестных припасов, так и важнейших органов корабля, а именно пороховых погребов, кочегарного и машинного отделений во избежание возможного саботажа со стороны уходивших на берег матросов, была организована из гардемарин и кадет.

То же самое происходило и на крейсере «Алмаз», куда по просьбе его командира капитана 1-го ранга Григоркова были посланы с «Генерала Алексеева» на выручку два взвода гардемарин. Только благодаря этому крейсер и смог самостоятельно выйти в море.

Гардемарины же и на «Генерале Алексееве», и на «Алмазе» исполняли должности сигнальщиков, дабы предотвратить возможность преступного искажения передачи сообщений, в том числе секретных.

* * *

Подбежавший вахтенный рассыльный доложил:

– Ваше высокоблагородие, поступил приказ командующего флотом вывести дивизион эскадренных миноносцев на внешний рейд!

– Добро! – ответил Степан Петрович и, извинившись перед семьей: – Служба! – поспешил на мостик.

– Передайте на миноносцы дивизиона: «Приготовить корабли к переходу на внешний рейд!» – приказал он дежурному офицеру.

И когда замигал фонарь Ратьера, передавая его приказ на эсминцы дивизиона, объявил по громкоговорящей связи:

– Боевая тревога! Корабль к бою и походу изготовить!

И тут же во всех многочисленных помещениях миноносца раздались прерывистые громкие звуки колоколов громкого боя*.

Ольга Павловна, прижав к себе встревоженную Ксению, отошла от борта к надстройкам корабля. Она уже знала, что последует за этими требовательными звонками. Ведь еще в том далеком 1905 году во Владивостоке, когда Александра Васильевна, мать братьев, и Мария с Ольгой посетили крейсер «Богатырь», по настойчивым просьбам дам старший брат Степана Андрей Петрович, командовавший этим кораблем, приказал объявить учебную боевую тревогу.

И женщина не ошиблась. Многие десятки матросов, унтер-офицеров и офицеров выскакивали из внутренних помещений корабля на его верхнюю палубу, разбегаясь по своим боевым постам. Задвигались стволы орудий – комендоры проверяли, а по-флотски – проворачивали – их механизмы. «И ведь всеми этими людьми, готовыми выполнить свой воинский долг, командует мой Степа!» – с гордостью, смешанной с чувством тревоги, подумала Ольга Павловна. А всегда говорливая Ксения притихла, захваченная единым порывом этих многочисленных мужчин, спешивших по своим местам по боевому расписанию. «И все это по приказу моего папы!» – торжествующе подумала она.

Когда же старший механик доложил о том, что котлы находятся под парами, старший офицер доложил:

– Господин капитан первого ранга, корабль к бою и походу готов!

– Добро! Отваливайте от стенки, Владимир Аркадьевич!

Дежурный офицер по его знаку тут же приказал:

– Убрать трап! Отдать кормовые швартовы!*

И когда эти команды были выполнены, последовала следующая:

– Пошел брашпиль!*

Выбирая якорную цепь, корабль сдвинулся с места, подтягиваясь к лежащему на дне бухты якорю. И после доклада главного боцмана: «Якорь чист!», на гафеле* грот-мачты* взметнулся Андреевский флаг, а на флагштоках были спущены кормовой флаг и гюйс*. Корабль был готов к самостоятельному движению, а дежурный офицер стал теперь уже вахтенным офицером.

За «Гневным», идущим под брейд-вымпелом* командира дивизиона, стали сниматься с якорей и остальные эскадренные миноносцы.

Когда проходили мимо линейного корабля «Генерал Алексеев», стоявшего на рейде Стрелецкой бухты, старший офицер удивленно воскликнул:

– Смотрите, Степан Петрович, линкор буквально облеплен с обоих бортов буксирами и баржами!

– Ничего удивительного, Владимир Аркадьевич! Он принимает массу беженцев – ведь его водоизмещение почти в двадцать раз больше нашего. Двадцать четыре тысячи тонн. Каково! К тому же почти половина его команды сошла на берег…

– На «Алмазе», как сказал мне в приватной беседе его старший офицер, мой давний товарищ еще со времен Морского корпуса, на берег сошло уже более половины команды. И главное, почти целиком машинная команда, – удрученно вздохнул тот. – Как они теперь смогут выйти в море – ума не приложу…

– Как мне кажется, это вполне закономерное явление. Ведь не секрет, что на больших кораблях – линкорах и крейсерах – служба для матросов и унтер-офицеров очень тяжелая. Это же плавучие казармы, одним словом. А тут представилась такая возможность сбежать с них! Грех было ею не воспользоваться… Честно говоря, когда меня, еще на Балтике, назначили командиром эскадренного миноносца, однотипного с «Гневным», сразу же после его спуска на воду, то я тоже с легким сердцем покинул крейсер «Богатырь».

А вот у нас, на миноносцах, сошли на берег только механики с «Жаркого», да и то лишь потому, что он стоял на ремонте в доке, – с гордостью констатировал Степан Петрович. – Я уж не говорю о подводных лодках, ибо там весь экипаж – одна семья. Ведь от каждого из них зависит их общая судьба. Допусти ошибку один – могут погибнуть все. Разумеется, вместе с самой подводной лодкой.

– Согласен с вами, Степан Петрович, но не совсем. Ведь, к примеру, на флагманском крейсере «Генерал Корнилов» из его большой команды сошли на берег лишь единицы…

– Я в курсе этого, Владимир Аркадьевич. Очевидно, это надо отнести к частному случаю, в коем, безусловно, «виноват» его командир, капитан 1-го ранга Потапьев, сумевший своим непререкаемым авторитетом сплотить команду. Честь ему и хвала за это!

* * *

Поздним вечером дивизион эскадренных миноносцев под траурный звон колоколов севастопольских соборов и свет пожарищ горевших складов американского Красного Креста, обосновавшегося в большом здании около вокзала, снялся с якорей и вышел в открытое море. За ним последовал крейсер «Алмаз» и потянулись многочисленные транспорты, закончившие погрузку войск и беженцев. Через полчаса, приняв на борт с подошедшей баржи гардемарин, несших патрульную службу в городе, вышел в море и линейный корабль «Генерал Алексеев», за которым последовало и посыльное судно «Якут» с воспитанниками Владивостокского Морского училища, которое дополнительно приняло на борт 150 беженцев и 70 юнкеров Константиновского пехотного училища.

Последним видением родного берега для беженцев стал Херсонесский маяк, чей мерцающий огонь еще долго прощально мигал уходившим в изгнание русским людям, плотно забившим все уголки кораблей и судов Черноморского флота.

И всю эту армаду, растянувшуюся на многие мили*, сопровождали французские военные корабли.

И только 2 ноября главнокомандующий генерал Врангель, объехав на катере с командующим флотом вице-адмиралом Кедровым севастопольские бухты и убедившись, что все корабли и суда с беженцами покинули Севастополь, а на оставшихся транспортах погрузка заканчивается, прибыл с Графской пристани на крейсер «Генерал Корнилов» и буднично, как-то совершенно обыденно скомандовал: «С якоря сниматься!» На борту крейсера находился штаб главкома, штаб командующего флотом, особая часть штаба флота, Государственный банк, семьи офицеров и команды крейсера и пассажиры – всего пятьсот человек. Барон повернулся в сторону севера, перекрестился и низко поклонился, прощаясь с Отечеством. Часы показывали 14 часов 50 минут пополудни. Крейсер покинул рейд – эвакуация из Севастополя завершилась.

* * *

Быстро уходили от беженцев, толпившихся на верхней палубе судов, берега Крыма. Вот и они скрылись из глаз. И только верхушка горы Ай-Петри еще долго блистала на солнце своим снежным покровом, как будто ярче хотела врезаться в их память. Но вскоре скрылась и она. И лишь одна надежда на возвращение в родное Отечество была единственной нитью, связывавшей их с покинутой Россией.

Однако «Генерал Корнилов» взял курс не на Константинополь, а направился в Ялту и Феодосию, где Врангель хотел лично проверить успешность погрузки войск на суда и своим присутствием ободрить и поднять их дух. За ним следовал флагманский корабль адмирала Дюмениля, временно исполнявшего обязанности командующего французской Средиземноморской эскадрой. Ведь это именно он перед началом эвакуации Врангеля из Крыма дал телеграмму Фрунзе*, командующему Южным фронтом Красной армии, в которой предупреждал, что в случае возникновения каких бы то ни было попыток его войск создать помехи эвакуации частям белой армии французское командование предпримет соответствующие ответные меры.

И снимаясь с якоря уже в Феодосийском заливе и беря курс на Константинополь, французский крейсер «Вальдек Руссо» произвел салют наций из двадцати одного выстрела – последний прощальный салют Андреевскому флагу в русских водах. Крейсер «Генерал Корнилов» ответил ему равным количеством выстрелов…

Закончился исход русских кораблей из Крыма. Последними, 4 и 5 ноября, были вывезены войска, отошедшие к Керчи.

Уходивший флот не имел больше национальной принадлежности, поскольку его флаг не принадлежал отныне суверенному государству. Поэтому к Константинополю корабли подходили уже под флагом Франции – страны, предоставившей им возможность базироваться в ее территориальных водах. И только развевающиеся Андреевские флаги на их кормовых флагштоках свидетельствовали о том, что корабли этого многострадального флота покинули Россию.

Глава II