Полная темнота

– Та! Та! Та! Та! Та!

При этом он опустил винтовку вниз и стал водить ей слева направо.

Такая реакция слегка шокировала слушателей. Мы никак не ожидали, что среди наших учителей были психи.

Со сдачей зачёта по теории стрельбы и боевого применения винтовки мне повезло, я попал к другому преподавателю. Не люблю психов. Они не предсказуемы.

Невзирая на то, что незначительные шероховатости на зачёте я всё же допустил, экзаменатор остался мной доволен.

– За время выполнения упражнений ты ни разу в мою сторону винтовку не навёл, уже за это тебе спасибо. Материальную часть ты знаешь хорошо, отказы исправляешь быстро, поправки на ветер и скорость цели рассчитываешь правильно. Выбор позиции и маскировка в пределах нормы. Такие детали как не правильно согнутый локоть и неверно лежащее колено, ты отшлифуешь на практических занятиях. Ставлю тебе сорок четыре бала из пятидесяти. Это восемьдесят восемь процентов. Проходной бал семьдесят.

– Допущен к практическим стрельбам, – написал он в экзаменационном листе.

Я был рад. Двенадцать слушателей курсов, из тридцати пяти, сразу после экзамена пошли собирать вещи.

Глава третья. Стрельбы

Который в фетрах, давай на спор,

Я за сто метров, а ты в упор.

    В.С. Высоцкий.

Подготовка к двухчасовому путешествию на стрельбище очень напоминала дурдом, хотя сравнивать мне было особо не с чем.

Суть идиотизма заключалась в том, что перед поездкой мы сняли оптические прицелы и положили их себе в карманы. Затворы от оружия отдали инструкторам, которые сели в джипы и поехали отдельно от нас. Винтовки сложили в кожаные мешки и засунули их в багажное отделение автобуса.

Особые законы были в той стране на этот счёт.

Автобус был комфортабельный. Снаружи он был разукрашен рекламой местного пива. Окна заливала золотистая пена, и за ней невозможно было разглядеть наши не выспавшиеся физиономии.

На стрельбище нас ждала группа экзаменаторов. После короткого инструктажа мы пошли на позиции.

Ни прятаться на местности, ни маскироваться от нас не требовали. Первые стрельбы и сразу зачёт. Кто талантлив – учится дальше, а кто дятел – едет домой.

Упражнение номер один. Лёжа, с упора, дистанция четыреста метров, мишень ростовая. Через оптику я отчётливо видел, что на меня бежал солдат с винтовкой в руках очень напоминающий немца времён Первой мировой войны.

Штык винтовки был примкнут, плечи солдата чуть опущены, а голова втянута в каску. В центре его груди был нарисован тёмно-серый круг диаметром пять дюймов.

У меня было десять патронов и минута времени.

Удаление до цели выставил, силу, и направление ветра определил. Лежал, ждал команду на открытие огня. Слева от меня на земле был установлен миниатюрный компьютер. Я на него сначала не обратил внимание. Я точно не знал сколько у меня оставалось времени, но его хватило чтобы включить монитор и слегка побаловаться кнопочками на панели управления. Появилась мишень, я приблизил её до появления серого круга в центре её.

– Огонь!

Как всегда такая команда приходит неожиданно. Особых задач на том курсе я перед собой не ставил, поэтому волнений не испытывал. Стрелял спокойно, после каждого выстрела проверял мишень по компу, корректировал отклонения. В минуту уложился, попал все десять раз, и как только взлетела зелёная ракета, рванул, что было сил вперёд. Сто метров по коротко стриженой траве вроде бы не далеко, однако если учесть то, что я бежал в бронежилете, с винтовкой, фляжкой воды и ножом на поясе, то получится совсем другое сердцебиение.

На рубеже «триста» я упал на колени и снял жилет. Стрелять сидя в нем, было практически невозможно.

Упражнение – пять выстрелов, сидя на заднице. Винтовка в руках, левый локоть на левом колене.

Красная ракета – огонь. Компьютер не нужен, я и через прицел вижу дырки от пуль.

Пять из пяти. Ракета, очередные сто метров бегом. Жилет одел на ходу, застёгиваться было некогда.

Рубеж «двести». Пять патронов с колена. Казалось бы то же самое, что и сидя. Однако оказалось что то, да не то. Стоя на правом колене удержать баланс было не просто. После каждого выстрела приходилось опускать оружие, правая рука стала уставать. Один промах.

Последний этап, удаление сто метров, стрельба стоя – пять патронов.

Я не сказал об этом заранее, но во время бега с оружием в руках патронов у нас не было. Заряженные магазинчики ждали нас на стрелковых позициях. Техника безопасности, так сказать.

Так вот, по ракете начинаю стрельбу. Сходу промах, два последующих попал. После третьего выстрела обнаруживаю, что затвор не вернулся в исходное положение. Снял магазин – пусто. Положил винтовку на землю и позвал инструктора.

Злорадно улыбаясь, ко мне подошёл худший сержант из всех, кто на протяжении нескольких недель, двадцать четыре часа в сутки пытался сделать из нас «рейнджеров». Не ладил я с ним с первого дня моего пребывания в школе. Причиной тому была история его службы в армии. В молодости ему сильно не повезло, его послали защищать заморские территории. Но не туда, где пиво холодное, солнце горячее, а девки доступные. Его артиллерийский полк был расквартирован в десяти километрах от танковых дивизий Западной группы Советских войск в Германии. И каждый день своей службы, он считал последним днём своей жизни. Отцы командиры не скрывали от него и его товарищей, что задача их подразделения сводится лишь к тому, чтобы продержаться на заданных рубежах хотя бы пятнадцать минут. А потом?

– А потом стальная лавина перекатиться через вас и они отутюжат всю Европу.

Примерно так моему пятидесятилетнему сержанту двадцать пять лет назад говорил его пятидесятилетний инструктор.

А жёны? А дети в школах и детских садах? Они ведь тоже жили с ним в гарнизоне, и вся пять лет своей службы он боялся за них ещё больше, чем за себя.

А теперь, каждый раз, когда он видел меня, он выплёскивал на меня своей ненавистью. Ну, а мне было по… тому месту, которое некоторым по пояс будет.

Инструктор связался по рации с руководителем стрельб, получил подтверждение тому факту, что я произвёл только три выстрела, зарядил в магазин два патрона, вставил его в винтовку и вернул её мне.

Я услышал слова внутреннего голоса: Юрий, жди подлянку. Вру конечно. Не было никакого голоса. Просто мне не понравилось как он вертел её в руках. Словно разглядывал со всех сторон. Я взял эту пародию на снайперскую винтовку и осмотрел. Ну, точно. Этот пидор, переставил рычаг одиночной стрельбы в положение – автоматический огонь.

Не было бы беды в том, что я бы не попал вторым патроном в мишень. К тому времени у меня уже было двадцать одно попадание из двадцати трёх выстрелов, беда была бы в том, что меня сразу отправили бы домой. За невнимательное обращение с заряженным оружием. Я переставил переключатель в положение «Одиночный огонь» и завершил упражнение.

В размышлениях об этом я всё же промазал один выстрел из двух.

Из всей группы в норматив не уложился всего один человек. Он упорно доказывал экзаменаторам, что виновата винтовка. Инструктора колебались в своём решении. По правилам его должны были немедленно отправить с курса, но человек он был хороший и ему дали возможность перестрелять всё упражнение.

Мне бы не дали.

Пока рубаха-парень носился по стрельбищу, мы ждали ночи.

Стрелять ночью мне до этого не приходилось. Я вообще приборами ночного видения раньше не пользовался. А тут надели на лоб бинокль, чуть больше театрального, на затылок противовес, показали, как его включать и регулировать яркость, и вперёд.

Я слегка охренел. При лунном свете видно было всё как днём. При свете звёзд немного хуже, но вполне прилично. Бегать ночью нас не заставляли. У ночных очков есть свои проблемы, главная из них – периферийный обзор. Те, что я использовал для стрельбы ночью, имели всего лишь девяносто градусов.

Для бега по кустам – маловато будет.

Нормативы были не высокие. С трёхсот метров лёжа я попал все десять раз. Маленький светящийся треугольник в оптическом прицеле легко удерживал центр мишени, поэтому ночная стрельба мне понравилась ещё больше, чем дневная.

Такие экзамены я люблю.

Глава четвёртая. Огонёк