Жизнь – радость короткая

Жена Алексея, Галина, хотя и не землячка, но так же знакомая по деревне, встретила радушно, как близкого знакомого. Сразу же посыпались вопросы о деревне, давно ли был там, что там нового, все ли знакомые живы-здоровы, и где теперь обитаю сам. Перед этим я не ездил в родные края около года, письма от родителей, почти неграмотных стариков, получал крайне редко, да и сам до писем не большой охотник, потому свежих новостей не знал, а о себе – что рассказывать! Наш вечер превратился в вечер воспоминаний, и как это бывает в таких случаях, былые дни и былые встречи в наших разговорах заиграли солнечными бликами в сумраке прошлого, и всем казалось, что светлее тех дней и встреч уже ничего не было в жизни. Вспоминая прошлое, люди становятся сентиментальными. Возможно, оттого, что память всегда лучше хранит в себе всё доброе, хорошее, и наши сердца берегут сквозь годы тепло…

Мне не трудно было заметить, что в наших разговорах и Алексей, и Галина намеренно не упоминали её имя, которое нетерпеливо просилось сорваться с их уст. Но они боялись причинить мне боль, щадили мою память, и когда наш разговор вот-вот должен был коснуться её, направляли его в другое, более спокойное русло. Я охотно подчинялся, послушно следовал за ними, сдерживая в себе острое желание узнать что-либо о ней. Счастлива ли она?

Лишь когда рассматривая альбом с семейными фотографиями, мой взгляд несколько задержался на её свадебной фотографии, и при этом я, видимо, чуть вздрогнул, что не осталось не замеченным, Галина несмело произнесла:

– А ведь мы могли стать родственниками…

Но Алексей недовольно взглянул на жену, и она смутилась.

– Ничего, – успокоил я, закрывая альбом. – Вы давно не встречались с ней?

– Минувшим летом, – настороженно ответил Алексей.

– Она приезжала на недельку к бабушке в деревню с… со своим мужем, – добавила Галина.

– Я не знал этого. Верно, меня тогда уже не было в деревне, – по возможности равнодушно ответил я.

Моё внешнее спокойствие подтолкнуло Галину к дальнейшему разговору. Она стала вспоминать:

– Знаешь, однажды мы ходили с ней за земляникой. У вас в деревне на просеку. Обратно шли мимо твоей деревенской избушки. Она как-то странно посмотрела на неё и потом молчала до самого дома. Уже у бабушки сказала: «Как хорошо было приезжать сюда, когда знала, что здесь меня ждут. Если б я вышла за него замуж, то…» Тут спохватилась и не договорила. Потом на неё нашла какая-то рассеянность, даже на вопросы она отвечала невпопад, а вечером потащила меня гулять, увела за околицу, туда, где развалины часовни и старые липы. Я оставила её одну, а сама пошла собирать на лугу цветы. Когда вернулась с букетом обратно, прислонившись спиной к дереву, она плакала.

– Мне никогда не доводилось видеть таких старых лип, как те около часовни.

– А у нас на псковщине, – виновато поспешила откликнуться Галина, и Алексей живо поддержал её.

Я принял их игру. Где нужно поддакивал, спрашивал о чём-то и даже несколько раз пытался рассмеяться. Общими усилиями ладья нашего разговора снова выбралась со стремнины на ровную спокойную гладь и медленно закачалась на ней с приспущенными парусами…

С тех пор, где бы я ни был, что бы я не делал, её имя не уходило от меня дальше моего сердца. Тронутые струны памяти вновь ожили, лишив покоя. Было отрадно и мучительно предаваться воспоминаниям в тихие часы одиночества. Когда-то казалось – всё давно прошло, перегорело, отлегло от сердца, и вот снова всколыхнулось, заболело и заговорило. Я начал жить воспоминаниями, незаметно для себя раздувая легким ветерком памяти дотлевающие угли, и лучшим помощник мне в этом было моё одиночество. Я засыпал с мыслями о ней и просыпался с ними. Иногда она приходила в мои сны, и тогда, наверное, я улыбался во сне. А может быть, стонал.

Сколько раз в раздумье и нерешительности останавливался у будки междугороднего телефона-автомата с непреодолимым желанием позвонить ей, чтоб хотя бы услышать голос. Всякий раз долго колебался, медлил, и рассудок снова одерживал победу над чувствами. Зачем делать ненужный шаг, невозможно вернуть того, что навсегда потеряно, и зачем тешить себя пустыми надеждами и бередить душу дорогого мне человека.

И всё же я нашел повод для звонка.

Это было в день её рождения. «Позвоню, – подумал я, – поздравлю и всё».

Время до вечера тянулось медленно. Не зная, куда себя деть, я пораньше вышел в город и долго бродил в парке. Потом, набирая номер её телефона, я очень разволновался. Но моё волнение оказалось напрасным. В трубке ответил голос незнакомого мужчины:

– Она теперь не живет здесь. Родители разменяли квартиру после её замужества. Если хотите, я могу дать вам её рабочий телефон. Мы вместе работаем.

Конечно, я хотел. Очень хотел.

На следующее утро я позвонил. Она сама взяла трубку.

– Я знала, что ты когда-нибудь дашь знать о себе, – взволнованно казала она. – Я ждала…

– Я помнил о тебе, – мой голос прозвучал удивительно спокойно, будто мы расстались только вчера.

– Откуда ты звонишь?

Я назвал город, но она даже не спросила, почему я здесь.

– Как ты там?

– У меня всё по-прежнему, – я невольно сделал ударение на слове «всё», – а ты как?

– Ничего, живу…

В это время монета провалилась внутрь аппарата, что-то там внутри щелкнуло, я испугался, что связь вот-вот исчезнет, и торопливо опустил следующую.

– Сколько лет мы с тобой не виделись, – задумчиво прозвучал в трубке её голос.

– Много. У меня есть возможность приехать в ваш город в командировку на несколько дней. Как ты думаешь?

– Обязательно приезжай!

– Я приеду, я хочу тебя видеть…

– Зачем? – вздохнула она.

Странно, но ни она, ни я, не хотели сейчас говорить о прошлом, будто весь мир мог услышать нас. Может, просто оба не хотели ворошить минувшее, где мы жили другой жизнью и нас разделяло только расстояние. Я мог бы разговаривать с ней сколько угодно, но её ждали дела.

– Извини, мне нужно работать. Люди ждут. Позвони ещё когда-нибудь. И не забудь, ты обещал приехать…

– Я обязательно позвоню! До свидания!

– До встречи…

Выйдя из телефонной будки, я чувствовал себя необыкновенно счастливым человеком. Наверное, у меня в те минуты был очень глупый вид. Мне снова было не больше двадцати. Окружающий мир будто посветлел, стал добрее и доверчивее. Хотелось броситься на шею первому встречу и с радостью сказать ему: она ждала меня! Она всё ещё ждала! И я по-прежнему люблю её!

Незнакомый город поразил меня своими контрастами: рядом с современным микрорайоном из многоэтажных домов-коробок, первые этажи которых играли холодным стеклянным светом витрин магазинов, ютились старые поморские дома, обитые вагонкой и покрашенные, как один, в зеленый цвет. Они дышали историей, и я, добираясь пешком от железнодорожного вокзала до ближайшей гостиницы, испытывал волнение от этого дыхания. Казалось, что вот-вот с грохотом выкатит из тихого переулка конный экипаж, и за розовыми шторками окошечка мелькнет румяное личико купеческой дочки или густая борода самого купца…

Было утро. Совершенно безветренное, но по северному прохладное. Потом погода резко изменилась. Всё вокруг неожиданно преобразилось, стало серым и неприветливым, воздух заметно похолодал, и скоро крупными хлопьями полетел весенний снег, такой густой, что и в десяти метрах ничего не было видно. Автомобили замедлили движение и зашумели шинами по мокрому асфальту, прохожие, наоборот, спешили. И, наверное, я один лишь всё так же неторопливо шагал по улицам её города и вспоминал другой, уже давно растаявший снег…

В весеннюю пору мы встретились в деревне только однажды, приехав туда в начале мая на несколько дней.

Что делать, я не люблю весны. Всякий раз трудно переношу это время, когда и в природе, и в душе начинается брожение. Чувства и мысли идут вразнос, никак не могут слиться в единое постоянное русло. Неудержимо тянет к людям. В эту пору трудно понять самого себя, потому что в душе смятение, нет в ней ни устойчивости, ни успокоения…

Та весна была поздней. Воспоминания о ней наполнены светом наших встреч.

В один из дней, возвращаясь из леса, я увидел на небольшой полянке подснежник. Он рос возле трухлявого березового пня на подсохшем взгорке, прогретом солнцем. Я осторожно выкопал его из земли вместе с корешками, принес домой, и поставил в стакане с водой на окно. Вечером показал подснежник ей. Выросшая в северном городе, возможно, никогда в жизни не видевшая подснежников, она долго и внимательно рассматривала его, а потом то ли в шутку, то ли всерьез обвинила меня в жестокости.

К исходу следующего дня неожиданно повалил снег. Вечером, когда мы встретились, она всё повторяла, что этот снег теплый, и с улыбкой ловила в ладошку снежинки, которые тут же таяли. Снег засыпал, облепил наши плечи и только на её белой вязаной шапочке был почти не заметен.

Мы шли мимо погруженных в сон деревенских изб, и у нас не было мысли о том, чтобы укрыться от летящего плотной стеной снега. Он поскрипывал под ногами весело и мягко, без резкого звука, какой бывает зимой в морозную погоду. Позади оставались следы, две ровных цепочки на дороге, которые тянулись от нас к месту нашей встречи и там расходились в разные стороны к нашим домам.

В моей избе она подошла к окну и снова стала рассматривать подснежник, потом почти с виноватой улыбкой обняла меня и тихо шепнула: спасибо!

А ночью я долго не мог заснуть, курил и смотрел из окна на улицу. В свете ночного фонаря было видно, что снегопад постепенно затихал. Прямо возле моего окна стояла верба. Белый снежный пух бережно укутал на ней проклюнувшиеся сережки, словно для того, чтоб сберечь их весеннюю нежность. Липы в саду дремали.