Операции вторжения: 1920-2008. Выводы и уроки

Невыносимые условия содержания в лагерях вынуждены были признать и сами польские офицеры. Так, 1 февраля 1922 года полковник польского Генерального штаба Матушевский докладывал военному министру: «Особенно прославился лагерь в Тухоле, который интернированные называют «лагерем смерти». (В этом лагере умерло около 22 тысяч пленных красноармейцев.)

По итогам инспекции лагеря для пленных Полесского фронта генерал-майор медицинской службы Бернатович отмечал: «Положение противоречит всем понятиям о гигиене и человечности». Полковник медицинской службы Радзиньский, посетивший лагерь в Пикулице, писал, что дневной рацион питания пленных крайне скуден. «Этого хватило бы, быть может, для пятилетнего ребенка», – отмечал он. Кроме того, происходит «систематическое убийство людей охраной». Заместитель начальника санитарной службы фронта майор Хакбейл о сборной станции военнопленных в Молодечно писал, что «лагерь пленных при сборной станции – это был настоящий застенок… Человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях, в результате инфекции был обречен только на смерть». Комиссия Международного комитета Красного Креста сделала вывод о том, что «лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь».

Также нужно сказать и о том, что помимо пленных красноармейцев в польских лагерях находились ещё две группы российских пленных. Это были солдаты старой русской армии, которые по окончании Первой мировой войны пытались вернуться в Россию из немецких и австрийских лагерей для военнопленных, а также интернированные солдаты белой армии генерала Бредова. Положение этих групп также было ужасающим: из-за хищений на кухне, пленные вынуждены были переходить на «подножный корм», которым они «разживались» у местного населения или на соседних огородах; не получали дров для обогрева и приготовления пищи. Руководство белой армии оказывало этим пленным небольшую финансовую поддержку, что частично облегчало их положение. Помощь со стороны западных государств польскими властями блокировалась. По воспоминаниям Циммермана, бывшего адъютантом Бредова: «В военном министерстве сидели почти исключительно «Пилсудчики», относившиеся к нам с нескрываемой злобой. Они ненавидели старую Россию, а в нас видели остатки этой России».

После установления Рижского прелиминарного мира между Советской Россией и Польшей и подписания 18 марта 1921 года трехстороннего мирного договора Советское правительство предпринимало меры по освобождению своих граждан, находившихся в польском плену. Так, в сентябре 1920 года в Берлине между организациями Польского и Российского Красного Креста было подписано соглашение об оказании помощи находящимся на их территории военнопленным другой стороны. Эту работу возглавили видные правозащитники: в Польше – Стефания Семполовская, а в Советской России – бывшая жена М. Горького Екатерина Пешкова. Благодаря их усилиям 24 февраля 1921года было подписано соглашение о репатриации, и в марте – ноябре 1921 года в Советскую Россию вернулись 75 699 пленных красноармейца. Но при этом историками подсчитано, что за два года в польских концлагерях умерло порядка 60 тысяч военнопленных красноармейцев.

Из письма народного комиссара по иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерин В.И. Ленину от 26 января 1920 года

«Наиболее серьезную опасность представляет для Советской Республики в данный момент возможность польского наступления. Стремясь вовлечь Польшу в войну с Советской Россией, польские активисты действуют тем аргументом, будто бы Советская Россия готовит нападение на Польшу, которое должно быть предупреждено. В такой обстановке должно с нашей стороны тщательно избегать всего того, что может быть использовано польскими активистами для подкрепления своих обвинений».

Чичерин предлагал строжайше запретить редакциям газет публиковать статьи с призывами разгромить Польшу. А в дополнение представил план действий, который должен был предотвратить возобновление советско-польской войны. Прежде всего нарком считал, что нужно четко установить линии разграничения войск:

«Для того чтобы мы могли гарантировать, что дальше известной линии не будет происходить продвижение наших войск, эта линия должна быть точно установлена. На белорусском фронте занимаемая в настоящее время нашими войсками демаркационная линия уже является пределом, за который мы не будем наступать. На украинском фронте эта линия еще не определена, так как при обладании черноморскими гаванями необходим тыл, эта линия должна проходить западнее Киева, следовательно, по правобережной Украине. Необходимо, чтобы наши военные специалисты немедленно установили эту предельную линию нашего наступления на Украине…

…Чтобы отнять у польских активистов направленное против нас орудие, мы должны обратиться к Польше с новым заявлением, о широком распространении которого нужно будет специально позаботиться и в котором нами будет сказано как о том, что независимость Польши нами принципиально признавалась в целом ряде наших выступлений, так и о том, что ни наши, ни украинские Красные войска не будут идти дальше определенной линии…

Это заявление должно заключать в себе повторение нашего мирного предложения Польше, которое было нами сделано 22 декабря и не было доведено польским правительством до сведения польского общества. Такое заявление могло бы быть сделано в настоящий момент от имени Совнаркома, причем о нем должно быть доложено на открывающейся скоро сессии ВЦИК, которому следует предложить в торжественной форме его подтвердить…

Когда нами будет сделано заявление о предельной линии нашего наступления и о том, что мы не будем наступать на белорусском фронте, всякое нарушение нашего обещания сделает совершенно невозможными для нас на будущее время дипломатические переговоры, так как этим будет подкреплено довольно распространенное представление, что с советской властью никакое соглашение невозможно, так как она никогда не сдерживает обещаний. Поэтому нужно будет предписать под страхом строжайших наказаний, чтобы дальше установленной линии боевые операции нами не производились».

Из приказа Западным фронтом М.Н. Тухачевского от 2 июля 1920 года

«Бойцы рабочей революции. Устремите свои взоры на запад. На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесём счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам! Стройтесь в боевые колонны! Пробил час наступления. На Вильну, Минск, Варшаву – марш!»

Из телеграмм члена Реввоенсовета Юго-Западного фронта И.В. Сталина В.И. Ленину

13 июля 1920 года

«Польские армии совершенно разваливаются, поляки потеряли связь, управление… поляки переживают развал, от которого они не скоро оправятся… Я думаю, что никогда не был империализм так слаб, как теперь, в момент поражения Польши, и никогда не были мы так сильны, как теперь, поэтому чем тверже будем вести себя, тем лучше будет и для России, и для международной революции».

24 июля 1920 года

«Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную Армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши… в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революцию в Италии <…>. В очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких неокрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)».

Из заявления И.В. Сталина в Президиум IX партийной конференции РКП(б) от 23 сентября 1920 года

«Заявление т. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который… открыто в печати предостерегал товарищей от недооценки польских сил (это он таким свежим образом толкует свои прежние заявления о победных перспективах своего Юго-Западного фронта и «бахвальстве» Западного фронта Тухачевского)… Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК, несомненно, отказался бы временно от наступательной войны…»

Из выступления В.И. Ленин о Варшавской операции на IX Всероссийской конференции РКП(б) 22 сентября 1920 года

«Наше приближение доказало, что Польша нас победить не может, а мы очень недалеки от этого. Оказалось, что все это меняет международную политику. Мы, подходя к Варшаве, подошли настолько близко к центру всемирной империалистической политики, что мы стали ее делать… Во всемирной политике существуют только две силы, одна – Лига Наций, которая дала Версальский договор, а другая – Советская Республика, которая этот Версальский договор надорвала…

Мы станем резать напрямик. И мы предлагаем от имени сессии ВЦИК сказать, что зимней кампании мы не хотим. Угодно подписать мир за 10 дней – и тогда мы отказываемся от Галиции и предлагаем границу значительно восточнее линии Керзона. Как для нас эти уступки ни тяжелы, но для нас важнее избежать зимней кампании, потому что мы укрепимся в области мирного строительства. Но мы предлагаем это сделать в 10 дней…»

Из выступления И.В. Сталина на Военном совете в 1937 году по поводу брошюры Н.А. Худякова «Киевские камни»

Справка

Худяков Николай Акимович (1890–1938). Участник Первой мировой войны, подпоручик. Участник Гражданской войны: командир отряда Красной гвардии, дивизии, с апреля 1919 года – командующий 3?й Украинской советской армией, затем – стрелковой дивизий 14?й армии Юго-Западного фронта, участник советско-польской войны. С января 1920 года – военный комиссар Херсонской губернии. С 1922 года – на хозяйственной работе в Наркомате путей сообщения. С 1935 года – занимался освоением природных богатств острова Сахалин, его нефтяных запасов. С 1934 года – директор Центрального научно-исследовательского геологоразведочного института цветных и благородных металлов (Ленинград). С 1936 года – начальник отдела главка «Союзгеоразведка» (Москва) Наркомата тяжелой промышленности. В 1938 году арестован «за участие в контрреволюционной террористической организации» и 26 апреля 1938 года расстрелян. Реабилитирован в 1955 году.

«…Прислал Худяков свою брошюру, не печатают. Я на основании своего опыта и прочего знаю, что, раз человек пишет, командир, бывший партизан, нужно обратить на него внимание. Я не знаю, хороший ли он или плохой, но что он путаный, я это знал…

Затем второе письмо – затирают меня. Книгу я написал насчет опыта советско-польской войны… «Киевские камни» о 1920 годе. И они не печатают…

Я очень занят, спросил военных. Говорят – дрянная. Клима спросил – дрянная штука. Прочитал все-таки. Действительно, дрянная штука. Воспевает чрезвычайно польское командование, чернит чрезмерно наше общее командование. И я вижу, что весь прицел в брошюре состоит в том, чтобы разоблачить Конную армию, которая там решала дело, тогда и поставить во главу угла 28?ю, кажется, дивизию.

Голос. 25?ю.

Сталин. У него там дивизий много было. Знаю одно, что там мужики были довольны, что вот башкиры пришли и падаль, лошадей едят, подбирать не приходится. Вот хорошие мужики. А чтобы дивизия особенно отличалась, этого не видно.

И вот интересно, что тов. Сидякин написал предисловие к этой книге. Я тов. Сидякина мало знаю. Может быть, это плохо, что я его мало знаю, но, если судить по этому предисловию, очень подозрительное предисловие. Я не знаю, человек он военный, как он не мог раскусить орех этой брошюры. Печатается брошюра, где запятнали наших командиров, до небес возвели командование Польши. Цель брошюры развенчать Конную армию. Я знаю, что без нее ни один серьезный вопрос не разрешался на Юго-Западном фронте. Что он свою 28?ю дивизию восхвалял, ну бог с ним, это простительно, но что польское командование возводил до небес незаслуженно и что он в грязь растоптал наше командование, что он Конную армию хочет развенчать – это неправильно. Как этого тов. Сидякин не заметил. Предисловие говорит – есть недостатки вообще и всякие такие штуки, но в общем интересный, говорит, опыт. Сомнительное предисловие и даже подозрительное…» (Справка: Седякин Александр Игнатьевич, командарм 2?го ранга. Арестован 2 декабря 1937 года. Осужден и расстрелян 29 июля 1938 года.)

Испытание Испанией (1936–1938)

Падение монархии в Испании в 1931 году открыло путь к широкой политической свободе. Но при этом каждая партия предлагала свой вариант решения острых социально-политических проблем страны. Уникальные условия испанской революции позволили попытать счастья в осуществлении своих идеалов либералам, консерваторам, фашистам, социалистам, коммунистам и даже анархистам.

15 января 1936 года социалисты, коммунисты, республиканцы и каталонские и баскские националисты, а также ряд других организаций подписали соглашение о создании Народного блока (в дальнейшем известного как Народный фронт), который вскоре практически получил власть в Испании. Но как только победил Народный фронт, консервативно настроенные генералы стали готовить переворот. Руководство подготовкой осуществляли генералы Э. Мола (псевдоним Директор), а также Ф. Франко.

17 июля 1936 года Э. Мола направил своим сторонникам телеграмму «17 в 17. Директор», и переворот начался. Восстали части, расквартированные в испанской колонии Марокко. 18 июля мятеж распространился на территорию Испании. Армия брала под контроль ключевые центры испанских городов.

В ответ на это профсоюзы и социалистические партии объявили мобилизацию общества и добились раздачи оружия народу. В результате этого мятежники встретили в городах энергичное сопротивление. Но при этом борьба с мятежом сопровождалась актами насилия и вандализма. Вся ненависть, накопившаяся у городских низов к старой власти, вышла наружу: бойцы левых движений и просто уголовные элементы убивали офицеров и священников, жгли церкви, которые считали символом идеологического деспотизма предыдущих веков. Страна раскололась на два лагеря: республиканский и франкистский.

25 июля Гитлер получил письмо Франко с мольбой о поддержке. 28 июля транспортные самолеты Германии и Италии стали перебрасывать мятежные войска из Марокко в Испанию. Только в 1936 году Германия поставила мятежникам 173 самолета, а Италия – 114. Вскоре к франкистам из этих стран стали прибывать боеприпасы и инструкторы. Благодаря поддержке немцев в августе – сентябре 1936 года два очага мятежа соединились, пали Касерес и Талавера. После этого Франко, провозглашенный генералиссимусом, начал наступление на Мадрид.

В это время в Испанию начали отовсюду прибывать добровольцы левых взглядов, которые вступали в интернациональные бригады, сражавшиеся против франкистов. Преимущество многих из них над испанцами заключалось в том, что они прошли школу Первой мировой войны.

Но для того чтобы сражаться, нужно было оружие. А современное оружие можно было получить только за границей. Однако Франция, опасаясь столкновения с Германией и Италией, обратилась ко всем заинтересованным странам, включая Великобританию, Германию, Италию, СССР и США, с предложением организовать режим «невмешательства» в испанские дела, полностью исключив поставку в этот очаг конфликта военных материалов.

Получив предложение Франции о невмешательстве, заместитель наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский докладывал Сталину: «Мы не можем не дать положительный или дать уклончивый ответ, потому что это будет использовано немцами и итальянцами, которые этим нашим ответом будут оправдывать свою дальнейшую помощь повстанцам».

Тем не менее 9 сентября 1936 года был создан Международный комитет по невмешательству, в который вошли 27 государств. В него вступили также Германия, Италия и СССР. Советскому Союзу и Испанской республике казалось, что если фашистские страны не будут помогать Франко, то республиканцы своими силами справятся с мятежом.

Однако всерьез «невмешательство» собирались выполнять только либеральные режимы, особенно Франция, перепуганная близостью к ее границам войны и революции. СССР способствовал закупкам оружия Испанской республикой через Чехословакию и Мексику. Германия и Италия перебрасывали в Испанию оружие, боеприпасы, военную технику и даже войска через Португалию.

24 октября 1936 года СССР заявил, что не может считать себя «связанным соглашением о невмешательстве в большей мере, чем любой из участников». Соглашение превратилось «в ширму, прикрывающую военную помощь мятежникам», и СССР будет считать себя свободным от обязательств, если немедленно не прекратится помощь Франко со стороны Германии и Италии. Первый пароход с советским оружием прибыл в Испанию 14 октября (десятью днями ранее советское оружие привез испанский пароход). С этого времени СССР, Германия и Италия вмешивались в конфликт в Испании практически открыто.

СССР поставил республике 806 самолетов, 362 танка, 120 бронемашин, 1555 орудий, 500 тысяч винтовок. Поставки советского оружия оплачивались за счет золотого запаса Испании, часть которого была направлена в СССР. Этот запас был исчерпан только к концу 1938 года, и лишь последние, уже нерегулярные, поставки были произведены «в кредит».

Вслед за оружием в Испанию стали прибывать и советские военные специалисты, а также сотрудники НКВД. Советских советников возглавлял Я.К. Берзин (псевдоним Доницетти), важную роль играл военный атташе В.Е. Горев (Санчо). В 1937–1938 годах главным военным советником был Г.М. Штерн, затем – К.М. Качанов. Советником по авиации сначала был назначен Б.Ф. Свешников, по артиллерии – Н.Н. Воронов, по танкам – С.М. Кривошеин, по экономике – А. Сташевский. В Испании работали и другие известные в дальнейшем советские военачальники, такие как П.И. Батов, Н.Г. Кузнецов, Г.И. Кулик, Р.Я. Малиновский, К.А. Мерецков, А.И. Родимцев и др. Всего через войну в Испании прошло порядка трех тысяч советских граждан.