Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода

34. А оже лодью украдеть, то за лодью платити 30 резан, а продажи 60 резан.

36. А в утке, и в гусе, и в жераве, и в лебеди 30 резан; а продажи 60 резан.

Как видно из приведенных статей, куна уменьшается вдвое, замещая резану. В одном случае пересчитана сумма в 15 кун (цена третьяка), выраженная теперь в 30 кун. Однако это не означает, что резана вообще устраняется из денежной терминологии. Отсутствующая в Русской Правде, она постоянно встречается нам на страницах летописи и других письменных документов. Мы найдем ее в «Слове о Полку Игореве», созданном в 1187 г.[87 - Слово о Полку Игореве. Л., 1953. С. 48.], в духовной Климента второй половины XIII в.[88 - Грамоты Великого Новгорода и Пскова. С. 163. № 105.], в Мирном договоре тверского великого князя Михаила Александровича 1375 г.[89 - СГГ и Д. I. № 28 (датирована 1368 г.).] Однако неизвестно ни одного текста XII–XIV вв., в котором резана упоминалась бы рядом с куной. Счет на куны, более распространенный в это время, нежели счет на резаны, сосуществует рядом с последним, в рамках одной и той же системы на одних и тех же территориях. Отмеченный выше факт замещения резаны куной и свидетельствует о том, что в XII–XIV вв. имело место не сосуществование двух разных денежных единиц, а сосуществование двух терминов, применявшихся к одной и той же единице. Куна и резана сливаются и служат для обозначения той денежной единицы, которая прежде называлась резаной.

Кроме куны, другие единицы не испытывают каких-либо изменений, так же как и сама гривна. Об этом свидетельствует полное совпадение ставок штрафа в параллельных статьях Краткой и Пространной Правды.

Последнее тем более замечательно, что письменные памятники уже с 1137 г. фиксируют появление новой гривны или «гривны новых кун». Новая гривна впервые упоминается в уставной грамоте Святослава Ольговича новгородскому Софийскому собору (1137 г.): «Того для уставил есть святой Софьи, ать емлет пискуп за десятину от вир и продаж 100 гривен новых кун»[90 - Самоквасов Д. Я. Памятники древнего русского права. М., 1908. С. 163.]. Новые куны противопоставляются старым на всем протяжении XII в. Это противопоставление известно даже документам самого конца XII в.: «а оже мужа свяжють без вины, то 12 гривн за сором старых кун»[91 - Грамоты Великого Новгорода и Пскова. С. 55. № 28. Договорная грамота Новгорода с Готским берегом (1189–1199 гг.).], «оже пошибаеть мужеску жену любо дчьрь, то князю 40 гривн ветхыми кунами…»[92 - Там же.].

Появление гривны новых кун в актах не ранее 30-х гг. XII в. косвенно указывает, что именно нужно понимать под гривной старых или ветхих кун. Это могла быть только гривна Краткой Правды, безраздельно господствовавшая во всех памятниках XI в. Как мы только что видели, и гривна Пространной Правды, составленной спустя долгое время после появления в документах новой гривны, по стоимости не отличается от старой.

Характер различия старой и новой гривен определяется спецификой денежной терминологии русских международных договоров XII–XIII вв., в первую очередь, Мирного договора Новгорода с немецкими послами, составленного в 1189–1199 гг.[93 - Там же.] Этот договор, относящийся к тому времени, когда гривна новых кун насчитывала уже не менее 50–60 лет существования, тем не менее выражает штрафы в гривнах старых или ветхих кун. Поскольку стоимость гривны не менялась, предпочтение старых кун новым свидетельствует о том, что новые куны почему-либо не были пригодны для удовлетворения потребностей международного обмена. Совершенно естественно напрашивается вывод о соответствии термина «новые куны» каким-то специфическим формам денег, имеющим внутренний характер.

Действительно, если вернуться к тому моменту, когда источники впервые фиксируют появление «новых кун», т. е. к 30-м гг. XII в., то легко можно сопоставить возникновение «новых кун» с исчезновением из русского обращения серебряных монет, до этого бытовавших на территории Восточной Европы непрерывно на протяжении трех с половиной веков. Обобщивший сведения о русских кладах западноевропейских денариев Н. П. Бауер датирует самый поздний русский монетный клад домонгольского времени 1120 годом (клад из деревни Спанко б. Петергофского уезда, найденный в 1913 г.)[94 - Бауер Н. П. Денежный счет Русской Правды. С. 217.]. Сопоставление «ветхих» кун с серебряной монетой, с серебром вообще, объясняет причину предпочтения таких кун «новым» кунам, которые уже не могли быть серебряными. «Новые куны», таким образом, можно объяснять как термин для обозначения товаро-денег.

Расчет на серебро предусматривается всеми международными договорными грамотами XIII в. «Марка кун» в них упоминается один раз[95 - Грамоты Великого Новгорода и Пскова. С. 59 сл.], один раз упоминается и гривна кун (1229 г.) в одном из списков договора смоленского князя Мстислава Давидовича с немцами, но и в этом случае разъяснено, что под кунами следует понимать куны серебряные: «Оже бьють волного человека, платити за голову 10 гривен серебра, а за гривну серебра по 4 гривны кунами или пенязи»[96 - Русско-Ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским. Т. I. Д1]. Серебро и в безмонетный период остается основным платежным средством при расчетах с «немцами» и единственной основой денежных расчетов. Обращение к «ветхим кунам» в новгородском договоре 1189–1199 гг. стоит, таким образом, в одном ряду с оговорками других международных актов, свидетельствующих о предпочтении серебра.

Утверждая, что в конце первой трети XII в. происходит важный перелом в русском денежном обращении – смена серебряной монеты товаро-деньгами, мы можем опереться на ряд свидетельств иноземцев и на художественные памятники, подтверждающие существование в это время товаро-денег. Так называемый безмонетный период русского денежного обращения окончательно устанавливается в 20—30-х гг. XII в. Об обращении меховых денег Низами и Ахмед Тусский писали в XII в., сообщение Рубруквиса относится к XIII в., Жильбер де Ланноа наблюдал такие деньги в Новгороде в начале XV в.[97 - Некоторые художественные памятники XV–XVI вв. являются уже ретроспективными и представляют лишь результат осмысления древней терминологии.]

Единственным свидетельством более раннего времени является сообщение Ибн-Русте, писавшего в 20-х гг. X в. о жителях волжского Булгара: «Главное их имущество – куницы. У них нет денег… дирхемы у них – куницы, причем одна куница обращается среди них (по цене) в два с половиной дирхема… белые круглые дирхемы привозятся из областей ислама и они их покупают»[98 - Ковалевский А. П. Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана. С. 46.]. Ибн-Русте сообщает не только об отсутствии у болгар собственной монеты, но и о том, что они пользовались монетой иноземной. Он не приводит каких-либо сравнений степени распространенности меховых денег и «белых круглых дирхемов, привозимых из стран ислама». Его сообщение ни в коей мере не может рассматриваться как свидетельство «всеобщности» меховых денег в монетный период и отсутствия в то время монетного обращения. Оно говорит лишь о том, что обращение товаро-денег, свойственное XII–XIV вв., существовало в какой-то степени и в более раннее время наряду с обращением иноземной серебряной монеты.

До конца первой трети XII в. слово «куна» на Руси применяется к серебряной монете[99 - Ср. также сообщение Повести временных лет под 6576 (1068) г.: «Двор жь княжь разграбиша, бещисленое множьство злата и сребра, кунами и белью». Повесть Временных Лет. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 115.]. Важно отметить и то, что, применяя этот термин в последующее время к товаро-деньгам, источники оговаривают разницу лишь в редких и очень специфических случаях. К числу последних относятся цитированные места междукняжеских договоров; к ним же можно отнести и любопытное противопоставление, содержащееся в Новгородской Синодальной летописи под 1209 г.: «…повелеша на новгородцих сребро имати, а по волости куры (куны. – В. Я.) брати»[100 - Новгородская I летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 51; ср.: Там же. С. 248.]. Письменные источники внутреннего русского денежного обращения XII – первой половины XIII в. не знают различия между старой и новой гривнами кун по стоимости. Пространная Правда, синхронная мирному договору 1189–1199 гг., оперирует суммами, которые выражены в гривнах кун или в гривнах кунами, не оговаривая каких-либо отличий, отмеченных договорами. При этом ставки штрафов за одинаковые преступления детально совпадают со ставками в договорах, где счет ведется на старые гривны. Это и позволяет заключить, что гривна кун того времени имела две формы, выражающие одну и ту же стоимость в разном материале. Пересчет гривны кун на серебро давал старую метрологическую величину.

Изложенные наблюдения открывают возможность более простых расчетов величины гривны кун, имевшей, таким образом, одинаковый теоретический вес на всем протяжении XI, XII и первой половины XIII вв. Установлению величины этой гривны способствует то, что она в некоторых памятниках XII–XIII вв. поставлена в соотношение с еще одной денежной единицей – гривной серебра. Сообщение смоленского договора 1229 г. – «а за гривну серебра 4 гривны кунами» – выше уже цитировалось. То же соотношение (1:4) устанавливается сравнением статей одинакового содержания в Русской Правде и в Новгородском мирном договоре 1189–1199 гг.:

1. Аже убиеть мужь мужа…, то положити за голову 80 гривен. Аще ли будеть… купець… то 40 гривен положит за нь[101 - Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. С. 87.].

А оже убьють Новгородца посла за морем или Немецкыи посол Новегороде, то за ту голову 20 гривен серебра. А оже убьють купчину Новгородца или Немчина купчину Новегороде, то за ту голову 10 гривен серебра[102 - Там же. С. 130.].

Решение вопроса о величине гривны кун и самой куны упирается, таким образом, в установление величины гривны серебра. Под последней, существование которой отмечено уже источниками XII в., можно понимать только серебряный слиток, единственную серебряную единицу русского денежного обращения, известную в кладах XII – первой половины XIV в.

На связь гривны серебра именно со слитком указывает целый ряд летописных свидетельств. В частности, в Ипатьевской летописи под 1288 г. сообщается, что волынский князь Владимир Василькович «блюда великаа сребрянаа и кубькы золотые и серебряные сам перед своима очима поби и полья в гривны»[103 - Летопись по Ипатьевскому (Ипатскому) списку под 6796 г. СПб., 1871. С. 601.]. Летопись применяет термин «гривна» к слитку[104 - Упоминание золота в приведенном контексте также может быть поставлено в непосредственную связь со слитками, так как письменные источники неоднократно называют «гривну золота», а по русским кладам хорошо известен и золотой слиток. См.: Бауер Н. П. Денежный счет Русской Правды. С. 236 и сл.]. Решив сперва вопросы метрологии слитков-гривен, мы можем более уверенно перейти к исследованию метрологии монет-кун, хотя сами слитки составляют более позднюю, чем монеты, форму русского денежного обращения.

Как уже отмечалось выше, И. И. Кауфман определял вес гривны серебра в 96 золотников, подразумевая при этом никогда не существовавшие в действительности слитки серебра фунтового веса. Обращение к фактическому вещественному материалу русского денежного обращения XII–XIII вв. устанавливает, что Древняя Русь знала в этот период в основном только два рода денежных слитков: продолговатый слиток так называемого северного веса, по своей норме близкий полуфунту (такой же вес имеют так называемые «черниговские» слитки, а также часть шестиугольных слитков), и южный шестиугольный слиток весом около 160 г (такой же вес имеют некоторые продолговатые слитки)[105 - Так называемые «литовские» слитки, приходившие на Русь из Прибалтики, для Руси должны рассматриваться лишь как форма серебра; весовые нормы их с русскими системами не связаны.]. Но приведенные свидетельства договоров могут относиться только к «северному» слитку; только к нему следует относить и сообщение Ипатьевской летописи: несмотря на то, что в ней идет речь о территории Волыни, прекрасно знакомой с шестиугольным слитком, время действия относится к тому моменту, когда южный слиток уже вышел из обращения и вся Русь пользовалась так называемыми слитками «северного веса».

Следовательно, установить величину гривны серебра мы можем, выяснив вес «северных» слитков. Уже указывалось, что Н. П. Бауер считал их весовую норму (за которую он принимал норму среднего веса) равной 197 г, а Г. Б. Федоров настаивал на падении весовой нормы слитка от 204,756 г в XII в. до 195 г в XIV в. Исчисляя норму среднего веса слитков разного времени, мы можем проверить оба эти предположения. Хронологическая классификация русских денежных слитков и сводка всех данных о весовых показателях были опубликованы Н. П. Бауером[106 - Bauer N. Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters.]. Им приведены сведения о весе 118 экз. «северных» слитков XI – начала XIII в.[107 - Ibid. S. 36–42; примеч. 1, s. 42.], 203 экз. таких же слитков XIII в.[108 - Ibid. S. 46–50; примеч. 2, s. 50.] и 279 экз. гривенных слитков XIV в.[109 - Ibid. S. 52–58; примеч. 1, s. 58] Расчет среднего веса дает следующую картину:

Цифры наглядно показывают, что норма слитка остается неизменной на протяжении всего периода его существования. Разница в весе слитков XIV в. и более ранних, составляющая менее 1 г, ничего не меняет. Эта норма не имеет ничего общего с той, которая была выведена Н. П. Бауером. Во всех случаях она превышает последнюю. Учитывая неизбежный угар серебра при литье слитков, мы можем их теоретическую норму связывать только с полуфунтом (204,756 г); любая другая величина не была бы метрологически обоснованной. Обращаясь к диаграммам указанных хронологических групп слитков (рис. 1–3), мы видим, что всюду наивысшим показателем закономерного веса являются 202–204 г. Более тяжелые отклонения единичны и не могут быть приняты в расчет.

Рис. 1. Весовая диаграмма слитков северного веса XI – начала XIII в. По 118 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»

Установленное выше соответствие гривны серебра 4 гривнам кун дает возможность произвести расчет величины этих последних, а также расчет величины фракций гривны кун.

Гривна кун = гривне серебра: 4 = 204,756 г: 4 = 51,19 г.

Для времени Краткой Правды (XI в.) гривна кун (51,19 г) = 20 ногатам (по 2,56 г) 5 25 кунам (по 2,05 г) = 50резанам (по 1,02 г).

Для времени Пространной Правды (XII–XIII вв.) гривна кун (51,19 г) = 20 ногатам (по 2,56 г) =50 кунам или резанам (по 1,02 г).

Теоретическим нормам веса гривны и ее фракций, установленным по памятникам XI–XIII вв., в XI и начале XII в., по-видимому, должны были соответствовать реальные весовые нормы западно-европейских серебряных монет, обращавшихся в то время на территории северной Руси. Ниже это предположение будет проверено и подтверждено.

Рис. 2. Весовая диаграмма слитков северного веса XIII в. По 203 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»

Еще до обращения к изучению веса монет мы имеем все основания предупредить против априорного распространения весовых норм XI–XII вв., соответствующих периоду обращения западноевропейского денария, на русское денежное обращение более раннего времени. IX и X вв. денария еще не знают. Этот период является временем повсеместного распространения куфического дирхема, и переход от дирхема к денарию не мог происходить как простая смена в обращении безликих монетных масс, тем более, что он в значительной степени является отражением перестройки главнейших внешнеторговых связей Древней Руси. Последнее обстоятельство не могло не привести Древнюю Русь в более тесное соприкосновение с кругом весовых единиц Запада. Какими бы ни были нормы приема денария в этой торговле – счетными или весовыми, сопровождая монету, они могли вызывать те или иные изменения в структуре русской денежно-весовой системы.

Несоответствие теоретической величины гривны, выведенной выше для XI в., в применении к системе X в. обнаруживается с полной очевидностью, если обратиться к единственному письменному источнику X в., в какой-то степени дающему возможность говорить о денежно-весовой системе этого раннего времени, – договорам с греками.

Рис. 3. Весовая диаграмма слитков северного веса XIV в. По 279 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittellalters»

В обоих договорах – 911 и 945 гг. – за нанесение удара «мечем, или …кацем любо съсудом» полагался штраф в 5 литр серебра: «до того деля греха заплатить серебра литр 5, по закону Русскому»[110 - Договоры русских с греками и предшествовавшие заключению их походы русских на Византию. Ч. I. M., 1912. Табл. 5; Ч. II. С. 12.]. «Закон Русский», под которым можно понимать только обычное русское право X в., был записан впервые в первой половине XI в. Уже в наиболее ранней его редакции «Древнейшей Правде», время возникновения которой М. Н. Тихомиров относит к 1036 г.[111 - ТихомировМ. Н. Исследование о Русской Правде. М.; Л., 1941. С. 48–61.], имеется статья, довольно близко соответствующая месту, цитированному из договоров с греками: «Аще ли кто кого ударить батогом, или жердью, или пястью, или чашею, или рогом, или тылеснею, то 12 гривен… Аще утнеть мечем, а не вьнез его, любо рукоять(ю), то 12 гривн за обиду»[112 - Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. С. 76, ст. 3, 4.].

Сопоставление штрафов в византийском и русском весовом выражении дает следующее равенство: 5 литр = 12 гривнам.

Если посчитать за гривну X в. теоретическую величину гривны, выведенную выше для XI в., то результат получится следующий:

Полученная величина литры не находит никакого соответствия ни в письменных, ни в вещественных источниках и является совершенно фантастической.

Однако и подстановка в это уравнение величины хорошо известной по литературе византийской литры весом 327,456 г не давала реальных результатов. Попытки вычислить величину русской гривны X в. таким путем были предприняты в свое время П. С. Казанским[113 - Казанский П. С. Указ. соч. С. 114.], П. Н. Мрочек-Дроздовским[114 - Мрочек-Дроздовский П. Н. Указ. соч. С. 74.], В. О. Ключевским[115 - Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. I. Пг., 1918. С. 267.], а в советское время Н. П. Бауером[116 - Бауер Н. П. Денежный счет Русской Правды. С. 211–212.]. Подстановка в уравнение указанной величины литры определяет искомую норму гривны в 136,44 г. Расчет фракций полученной таким образом «гривны» – куны (1/25), ногаты (1/20), резаны (1/50) – давал соответственно величины: 5,45 г, 6,82 г, 2,48 г. Куны, ногаты и резаны получались настолько тяжеловесными и несоответствующими реальным весовым данным монет, встречающихся в кладах X в., что сама возможность полного сопоставления данных Договоров и Русской Правды была взята под сомнение.

Наиболее сжато скептический взгляд на возможность полного соответствия был сформулирован В. И. Сергеевичем: ««По закону Русскому» относится не к определенному количеству литр, как это уже было замечено Эверсом, а к денежной плате вообще, так как по греческим законам оскорбление действием наказывалось иначе»[117 - Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. 4-е изд. СПб., 1910. С. 654.]. Не менее последователен и скептицизм И. И. Кауфмана. Последний в обоснование своего мнения о том, что «попытки привести домонгольскую гривну в связь с византийской литрой» совершенно не состоятельны и далеко не заслуживают «той чести, которая им оказывается в нашей исторической литературе»[118 - Кауфман И.И. Русский вес… С. 168–169.], обратил внимание на серьезные разночтения разбираемого места договоров в разных редакциях летописи. Сумма штрафа, показанная в договоре 945 г., не всегда выражается 5 литрами. В некоторых редакциях летописи вместо пяти стоит десять литр. И. И. Кауфман воспользовался этим разночтением только для того, чтобы взять под сомнение достоверность летописного свидетельства вообще[119 - Там же.]. Пути и причины возникновения разночтений не были им исследованы.

Необходимости подобного исследования у И. И. Кауфмана и не могло возникнуть, т. к. его вывод был принципиально предрешен сочувственным цитированием работы В. И. Сергеевича. Между тем, предположение последнего о возможности неконкретного сопоставления статей закона кажется мало вероятным. В толковании В. И. Сергеевича, «закон Русский» устанавливает такие принципы, как кровная месть или денежный штраф. Конкретные же нормы ответственности за преступление являются для него якобы делом второстепенным. Такое толкование «закона Русского» как нормы, допускающей произвольное изменение ставок штрафа, или как права, допускающего абстрактное решение и безразличного к размеру штрафа, совершенно несовместимо с самими принципами раннефеодального права. Если это так, то дальнейшие поиски в решении нашего уравнения необходимы.

Разночтения, отмеченные И. И. Кауфманом, дают возможность направить эти поиски по другому руслу.

Тексты договоров 911 и 945 гг. приведены в девяти редакциях русской летописи: Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской IV, Новгородской V, Софийской I, Воскресенской, Тверской, Львовской и Типографской. Чтение «10 литр» содержится в трех редакциях: Новгородской IV, Новгородской V и Софийской I (во всех списках последней, за исключением списка Царского), т. е. во всех новгородских редакциях «Повести временных лет» и только в них. Важной особенностью новгородского летописания является то, что оно использовало «Повесть временных лет» не во второй редакции (Сильверста), легшей в основу всех остальных русских летописей, а в третьей редакции (Мстислава), относящейся к 1118 г.[120 - Повесть временных лет. Ч. 2. М.; Л., 1950. Схема взаимоотношения основных летописных сводов, включивших в свой состав «Повесть временных лет» – табл. в конце книги.]

Следовательно, чтение «5 литр» является первоначальным, а разночтение появилось только в начале XII в. Но оно не может быть объяснено простой ошибкой переписчика – настолько различны написания цифр Е (5) и I (10). Более вероятным кажется предположение о сознательной замене цифр редактором «Повести». Замена эта, однако, не могла не быть ошибочной, т. к. пропорция

дает еще более невероятное решение, определяя вес русской гривны X в. в 272,88 г, а вес ее фракций – в 10,90 г (куна), 4,96 г (резана) и 13,64 г (ногата)!

Причина замены, таким образом, могла быть вызвана не действительным несоответствием первоначальных 5 литр 12 гривнам, а каким-то недоразумением в терминологии. Единственное объяснение этому недоразумению может заключаться в том, что домонгольская Русь наряду с византийской литрой знала другую, более привычную, ошибочный пересчет на которую и был сделан Мстиславом.

Если Мстислав принял первоначальные «5 литр» «Повести» за византийские, то удваивая их количество, он засвидетельствовал существование на Руси другой литры, которая была ровно вдвое меньше византийской. Но допустим, что ошибочность его поправки заключается в том, что первоначальный текст «Повести» имел в виду уже не византийские, а как раз малые литры, вдвое меньшие по весу.

Подстановка величины такой малой литры (163,728 г) в первоначальное уравнение

дает величину гривны в 68,22 г, а величину ее фракций – куны, ногаты и резаны – соответственно в 2,73 г, 3,41 г и 1,36 г.

Существуют ли какие-либо основания, кроме приведенных выше, чтобы предполагать бытование в древней Руси домонгольского времени литры, равной 1/2 византийской литры?

Слиток с таким весом был в значительной степени распространен в домонгольское время в южной Руси. Это известная шестиугольная «киевская гривна». Топографическое размещение кладов и отдельных находок этих слитков дает очень незначительную территорию: они сосредоточены на Киевщине и прилегающих к ней частях Волыни, Полтавщины, Черниговщины и Смоленщины (подробно см. рис. 48). Вопрос о происхождении веса этой гривны и об его теоретической норме в литературе чрезвычайно запутан. Для характеристики сущности разногласий в оценке природы этого слитка следует остановиться на двух работах последних лет, которые излагают основные точки зрения по этому вопросу.

Г. Б. Федоров, признавший шестиугольный слиток своего рода международной монетой, отмечает: «Правильным… является высказанное еще В. Н. Татищевым и разделяемое почти всеми последующими исследователями мнение, что киевская гривна в 36 зол. возникла под влиянием торговых сношений с Византией и для этих сношений; по своему весу она являлась половиной греческой литры в 72 зол.»[121 - Федоров Г. Б. Указ. соч. С. 145.].

Б. А. Романов придерживается иного взгляда: «Средний вес этих слитков, – пишет он, – 159 г (от 135 до 169 г). Форма их очень однообразная и потому чрезвычайно пригодная для обращения их в качестве денег; она несомненно автохтонна. Сказать это же об их весе никак нельзя. Обычно его выводят из половинной римской либры или византийской литры. В начале XX в. это мнение стало оспариваться, с чем следует согласиться, так как половинный вес либры нигде и никогда не встречался, да он к тому же и выше 159 г»[122 - Романов Б. А. Деньги и денежное обращение. С. 392.]. Далее Б. А. Романов сближает полученный им средний вес шестиугольного слитка с некоторыми западноевропейскими весовыми единицами[123 - Романов Б. А. Указ. соч. С. 392 и сл.].

Рис. 4. Весовая диаграмма шестиугольных слитков. По 372 экз., опубликованным Н. П. Бауером в книге «Die Silber– und Goldbarren des russischen Mittelalters»