Принц воров

– Да ты что, Святой! – фальшиво взвизгнул тот, кто привел Корсака в этот дом. – Ты еще нас переживешь…

Быть может, сутки назад этот вскрик и убедил бы пана Тадеуша в верности ему, сейчас же ничего, кроме жалости к кричавшему, в его глазах не было.

– Откинь одеяло, сынок… – попросил он, не сводя глаз с сына.

Корсак привстал и твердой рукой исполнил просьбу вора. Картина, представшая его взору, заставила содрогнуться даже его очерствевшую за годы войны душу. Под суконным одеялом лежало то, что по всем понятиям биологии и анатомии должно было находиться внутри человека, – клубок вздрагивающих, сизых внутренностей, перевязывать которые не было никакой необходимости. Смещение кишок от повязки неминуемо привело бы к смерти, а потому врач, исполняя просьбу вора, даже не стал его перебинтовывать.

Единственное, что обнаружило работу доктора, – это резиновый жгут, наложенный чуть выше колена. Корсак осторожно отогнул край одеяла и обнаружил то, что и ожидал увидеть, – отсутствие ноги до самого колена.

– Противопехотная мина? – облизнув сухие губы, спросил Слава.

– А говорят, воры войну отрицают… Как думаешь, мне, как инвалиду войны, пайку назначат? – Это было очень похоже на шутку без улыбки. Если на остроты у Святого сил еще хватало, то тратить их на мимику он не решался. – Гансы при отступлении повсюду минные поля сделали, – пояснил он. – Рюхнулись вчера в Манино… туда из блокады семейка одна еврейская вырвалась… «Рыжье», камни… Дожидались, суки, пока немцы свой порядок установят…

– С километр не дошли, – объяснил один из оставшихся у одра. – Через балку двинулись, и трое наших, не считая Святого… Один выжил… – кивнул он на вора.

– Ненадолго, – прошептал пан Тадеуш, – а потому давайте торопиться…

Набравшись сил, словно собирался делать большое и важное дело, Святой на минуту закрыл глаза, а когда распахнул влажные ресницы, взгляд его был строг и беспощаден.

– Когда встанет солнце, я уйду. Я хочу, чтобы мое место занял Червонец. Ты, – посмотрел он на стоящего, и Слава понял, кто есть кто. Несколько минут назад он согнал со стула преемника самого страшного бандита Питера. – Положение – не наследство, по завещанию не передашь, выбор должен быть, понятно, за людьми, – добавил он, еще больше черствея взглядом, – но мнение мое должно быть услышанным. И не дай бог кому к нему не прислушаться… На том свете достану шпанку!..

Сдерживая кашель, который обещал закончиться кровотечением и смертью, он успокоился, насколько смог это сделать, и снова окинул взглядом стоящих перед ним, минуя сына.

– Мой сын и его семья должны получить новые документы. Их надо переправить через границу по известному тебе, Червонец, каналу.

– Польша?

– Там сейчас много русских. Кто-то не успел вернуться из плена, некоторые солдаты остались там в госпиталях да подженились… Словом, мой сын и его семья должны быть в Гданьске не позднее чем через месяц. В Варшаве им нечего делать, там уже сейчас сплошной «красный» режим. Малейший косяк в документах – камера, пересылка, Сибирь… Словом, Гданьск. Через месяц. Потом начнется чистка, перепись и прочая лабуда, которая усложнит дело… У «красных» это скоро делается… Теперь что касается лаве…

– Общак сохраню, – коротко пообещал Червонец.

Святой подождал, потом посмотрел на Червонца:

– Я назову сейчас деревню. И расскажу, где искать одну могилу.

– Ты хочешь, чтобы мы похоронили тебя рядом с этой могилой? – спросил Крюк.

Святой поморщился и посмотрел на Крюка. Лицо его выражало крайнюю степень огорчения.

– Я, кажется, рано подыхаю… Некого оставить за себя, некого, бля… Один молчит и вроде что-то понимает… Второй как идиот бормочет глупые вещи… Подойди сюда, Крюк, подойди, милый…

Когда тот послушно наклонился, в шею его вцепилась мощная рука умирающего.

– Сукин ты сын, Крюк!.. – взревел Святой. – С каких пор ты стал меня перебивать?! Дождаться не можешь?! Или ты решил, что старик совсем плох для того, чтобы говорить о серьезном?! Или ты подумал, что раз папе яйца оторвало, так его теперь и слушать не стоит?!

Откинув в сторону Крюка, лицо которого стало малиновым от натуги и обиды, Святой отдышался и с сожалением посмотрел на Славу:

– Яйца-то оторвало, да косая опоздала… Смотрите, какой у меня сын. Такого мужика родить не каждому дано… На него вас всех оставил бы, да он сейчас плюнет мне в лицо, на том и закончится… Верно, сынок?

Корсак промолчал, Святой вновь заговорил:

– А знаете, что самое удивительное?.. Не плюнь он, я бы начал подозревать, что не такой уж он и мужик… В брошенном склепе на том кладбище, – бормотал вор, не отрывая глаз от сына, – грузовик добра. Золото, картины, цацки, камней не счесть, деньги…

– Ты ничего не говорил, – сухо напомнил Червонец.

– …деньги. Все деньги должны отойти человеку по имени Корнеев. Все до последнего червонца. После пересечения границы с Польшей он сам решит, как употребить их на благо семьи с максимальным для себя интересом. Все остальное должно отойти тебе, Червонец. И ты будешь решать, как употребить их на благо наших людей. Крюк возьмет на себя контакты с коллекционерами и западными музеями. Если превратить в золото все, что находится в склепе, то сто человек могут обеспечить себя и своих потомков до седьмого колена. Настают тяжелые времена… Сейчас в стране начнется самое страшное – тусовка по военным заслугам… У тебя есть чем гордиться, Червонец? Ну, медаль там какая, за отвагу, скажем? Нет? А мужик вроде крепкий, потолок подпираешь… Почему же не воевал?.. Не о себе думаю, о людях, кои мне поверили… А потому сдайте имущество, что я для нас готовил, и разлетайтесь в разные стороны, аки голуби… Такое мое завещание будет… Стар я, на пороге стою, да голова у меня еще ясная, а потому истину говорю – не выжить вам в наступающих временах…

– Так что же за деревня такая, папа? – вернулся к главному, пропустив проповедь умирающего вора мимо ушей, Червонец.

Вцепившись в руку преемника судорожной хваткой, Святой подтянул его к себе.

Слава понял – конец вора близок.

– Поклянись, что исполнишь волю мою!.. Поклянись, что выправишь сыну документы и поможешь уйти с деньгами!..

Глава 2

– Клянусь, Святой, клянусь, – сухо пробормотал Червонец.

Корсак покосился на Крюка, и по спине его пробежал холодок. Вот почему завещание оглашалось в присутствии этого бандита! Слава понял, что Крюк единственный из всех, кому доверяет хозяин. Он – свидетель! Для сообщения о схроне достаточно было одного Червонца, имей Святой в него веру! Но старый вор специально оставил в комнате Крюка, чтобы Червонец дал слово перед постелью умирающего хозяина в присутствии третьего.

И картина происходящего стала проявляться для Славы во всем своем мраке.

Если бы на квартиру за ним и Светой с ребенком поехал Червонец, то история закончилась бы смертью его семьи. Бандит вернулся бы к одру Святого и сообщил, что НКВД всех перестрелял. Корсак-де оказал сопротивление, и он, Червонец, опоздал. Все, что он смог сделать, – это завалить двоих-троих «красноперых». Святой уже на ладан дышит, до разборок ли ему! До установления ли истины!

Но Святой послал Крюка, и тот выполнил задание с присущей ему преданностью хозяину. Вот, значит, каковы нюансы этой бандитской философии…

Наклонившись, Червонец приблизил ухо к серым губам Святого. Выслушав что-то, он продолжал стоять в согбенной позе даже тогда, когда старый вор обессиленно откинулся на подушку.

– Святой? – с испугом заглядывая в лицо хозяина, забеспокоился преемник.

– Думал – сдох?.. Черта с два!.. – процедил с закрытыми глазами умирающий, но продолжающий изо всех сил цепляться за жизнь старый бандит. – Подойди, сынок…

На глазах ничего не понимающего Червонца Слава приблизился к постели и, вдыхая смрадный запах крови, пота и дыхания, пахнущего смертью, приложил ухо к холодным губам отца.

– Пан Стефановский…

Это были последние слова Святого.

Тело его вытянулось, рот приоткрылся, в глазах застыл смертный холод. И в мгновение ока он превратился в древнего старика – проявилась доселе незаметная седая щетина, глаза запали, черты лица заострились… Так умирают все без исключения – святые и грешные…

– Что он тебе сказал?! – подойдя к Корсаку, Червонец уперся в него взглядом.

И, глядя в его требовательные глаза, Слава спокойно, словно смахивал с оконного стекла убитую муху, сообщил:

– Полагаю, он назвал мне имя человека, в склепе которого помимо его праха находится гарантия счастливого будущего полсотни ублюдков. А тебе, думаю, посчастливилось выслушать название деревни. – Подойдя к телу, Корсак положил руку на лоб отца и закрыл ему глаза. – Мой папа – опытный человек. Он не доверяет не только будущему преемнику, но и собственному сыну. Он не доверяет даже человеку, оставленному здесь как свидетель. Он никому не доверяет. Даже табличкам «Мины», расставленным по всему периметру блокадного Ленинграда.

– Ты скажешь мне имя? – жестко спросил Червонец.