Скифы: расцвет и падение великого царства

Итак, вслед за археологами мы прошли долгим и тернистым путем истории изучения скифских древностей: от Мельгуновского, Литого кургана (1763 г.) и до Толстой Могилы (1970 г.). Между этими двумя датами лежит целая эпоха археологических открытий, когда были раскопаны тысячи больших и малых скифских курганов, десятки поселений и городищ. Не менее важная роль в изучении скифов принадлежит также историкам и лингвистам, которые тщательно исследуют древние тексты античных и восточных авторов, содержащие сведения о воинственных обитателях причерноморских степей в VII–IV вв. до н. э. Речь идет здесь об анализе ассирийских и вавилонских клинописных текстов, Библии (Ветхого Завета) и особенно трудов греческих историков – Гекатея, Геродота, Гиппократа и др. Существенную лепту в успехи скифоведения вносят за последние десятилетия и представители естественных наук – антропологи, палеозоологи, палеоботаники, палеогеографы.

Илл. 25. Деталь золотой пекторали: скифы, изготавляющие одежду из овечьей шкуры. Курган Толстая Могила

Продолжаются изыскания по скифской тематике и в наши дни как в России, так и на главной хранительнице древностей европейских скифов – Украине. Правда, их интенсивность, в особенности полевых археологических исследований, из-за полного прекращения государственного финансирования науки, заметно снизилась. Кроме того, после распада СССР основная часть скифских памятников осталась в границах Украины, а в России скифские курганы и поселения встречаются только на Среднем и Нижнем Дону (Воронежская, Белгородская, Ростовская области) и в Ставропольском и Краснодарском краях (но там находится только скифская «архаика» VII–VI вв. до н. э.). Таким образом, сегодня регион Подонья для российских археологов – это единственный полигон для раскопок древностей европейских скифов и решения на этой основе ряда общескифских проблем.

Донская археология в России, после некоторого упадка в 1991–1995 гг., в настоящее время развивается довольно успешно. Здесь энергично работают как столичные, так и региональные специалисты, в частности из Воронежа, Липецка, Волгограда, Ростова-на-Дону. Об истории развития донской (прежде всего, среднедонской) археологии и пойдет речь в следующей главе.

Глава 2 Там, где жили амазонки: история изучения скифских древностей Среднего Дона

К нам немного доходит из прошлого мира,
И минувших столетий – немного имен;
Только редкие души, как луч Алтаира,
Как звезда, нам сияют из бездны времен.

И проходят, проходят, как волны, как тени,
Бесконечно проходят века бытия…
Сколько слез, и желаний, и дум, и стремлений!
Миллионы погибших, исчезнувших «я»!

    В. Брюсов

В 1905 г. Л.М. Савелов, предводитель дворянства Коротоякского уезда Воронежской губернии и довольно удачливый археолог-любитель, с глубоким пессимизмом писал о полном отсутствии каких-либо сведений о далеком прошлом Среднего Дона: «Чьи кони паслись на роскошных придонских лугах, – в отчаянии вопрошал он, – чьи руки устраивали городища и насыпали курганы, поразбросанные по всему нашему краю и безмолвно свидетельствующие о неведомой жизни былых насельников наших мест?.. Скоро ли дождутся эти курганы и городища своих исследователей?»

Слава Богу, долго ждать не пришлось.

В 1899 г. воронежский археолог-любитель С.Е. Зверев исследовал могильный холм у с. Мазурки близ Новохопёрска. Курган этот был потревожен местными крестьянами, которые хотели устроить в нем погреб. Они прорыли глубокую канаву в северо-восточной части насыпи и на глубине около 5 м обнаружили деревянную гробницу, а на дне нее – ряд интересных предметов явно почтенного возраста. С.Е. Зверев продолжил раскопки и установил, что найденные здесь вещи (а среди них был и бронзовый котел скифского типа) указывают на «довольно глубокую древность кургана».

В том же 1899 г. в Воронеже была организована Воронежская Ученая Архивная Комиссия (ВУАК). Такие комиссии, существовавшие в дореволюционной России почти во всех крупных губернских центрах, в числе прочих своих обязанностей призваны были изучать и историю данного края, а также его достопримечательности. В их состав входили дворяне, чиновники и представители местной интеллигенции. В 1901 г. член ВУАК В.Н. Тевяшов раскопал два скифских кургана у слободы Владимировка в Острогожском уезде Воронежской губернии. Но находки оказались немногочисленными и малоинтересными: все захоронения были ограблены. Однако несколько археологов-любителей из ВУАК явно не могли сами решить с помощью раскопок такую сложную задачу, как воссоздание древней истории края. Многие курганы разрушались в результате хозяйственной деятельности человека и воздействия неблагоприятных природных факторов.

А затем на местные скифские древности обрушилась новая напасть: они стали жертвой беззастенчивых и наглых искателей легкой наживы – грабителей могил. Стоит ли удивляться, что и первые достоверные сведения о богатстве среднедонских курганов стали известны ученому миру в Санкт-Петербурге и Москве лишь в результате грабительских раскопок в начале XX в.

«Увидели, как на „линии“[21 - Имеется в виду Кубань.] копают, давай и мы попробуем, что в наших курганах есть, – вспоминают старожилы с. Мастюгино (совр. Острогожский p-он Воронежской обл.). – Вначале копали со страхом, в ночное время, с фонарями; землю выбрасывали в противоположную от села сторону. Но продолжалось это недолго, дознался урядник и воспретил раскопки. Затем приехал пристав, осмотрел начатые работы и разрешил копать дальше, но предупредил: „Не задавило бы“. Грабеж тогда пошел открытый».

К несчастью для науки мастюгинские курганы оказались необычайно богатыми. Почти в каждой могиле находились драгоценные изделия, что, естественно, лишь разжигало алчность грабителей. Какие бесценные творения древнего искусства погибли тогда под заступами и ломами невежественных кладоискателей, мы уже никогда не узнаем. Ведь львиная доля добытых ими предметов старины превратилась в безликие слитки золота и серебра или же попала в руки частных коллекционеров.

Наконец слухи об этих чудесных находках дошли до Петербурга, и в село приехал из столицы опытный археолог А.А. Спицын. Он докопал несколько разрушенных крестьянами курганов и собрал еще сохранившиеся на руках древние вещи.

В 1908 г. по поручению Императорской Археологической Комиссии (напомню, что в те времена это было главное научное учреждение России по организации и проведению археологических работ в пределах империи. – В.Г.) в Мастюгино направился другой известный археолог – Н.Е. Макаренко. Ему удалось раскопать шесть богатых курганов, счастливо избежавших ограбления или пострадавших лишь частично. И находки посыпались как из рога изобилия. Так, курган № 2, не предвещавший сначала ничего хорошего для исследователя, оказался весьма интересным.

«Почти отвесная, неправильно круглая яма, суживающаяся книзу в виде воронки, – вспоминает Н.Е. Макаренко, – привела хищников, по счастливой случайности, к костяку, лежавшему у северо-западной стены (могилы. – В.Г.). С него они сняли, по их показаниям, золотое кольцо в виде змейки в три оборота, проданное жене местного земского начальника. Дальнейший грабеж кургана был предотвращен обвалом земли».

Илл. 26. Золотые серьги с фигурой богини Кибелы. Курган № 1 у с. Мастюгино, IV в. до н. э.

(раскопки Н.Е. Макаренко, 1908–1911)

Надо сказать, это произошло как раз вовремя. Под обломками деревянной бревенчатой крыши гробницы и рухнувших вниз пластов земли археолог обнаружил погребение скифского знатного воина в железном чешуйчатом панцире, золоченых бронзовых поножах античного происхождения (кнемидах) в окружении груды разнообразного оружия и снаряжения: десятков наконечников бронзовых и железных стрел, копий, дротиков, конских удил. Здесь же лежала и напутственная пища – часть туши лошади (точнее, молодого жеребенка) – и сосуды для питья (глиняные и деревянные с золотой оковкой чаши). Интереснейшие предметы, том числе множество привозных греческих вещей, были найдены и в других пяти раскопанных курганах. В частности, удалось обнаружить еще одну пару греческих поножей с надписью греческими буквами «Левк(он)» – вероятно, это имя прежнего их владельца. Были найдены также бронзовый греческий шлем «фракийского» типа, медный нагрудник кожаного панциря с изображением Медузы Горгоны и золотые серьги с фигурой богини Кибелы, сидящей на двух львах.

Илл. 27. Бронзовая пластина от панциря с ликом Медузы Горгоны.

Курган № 2 у с. Мастюгино (раскопки Н.Е. Макаренко, 1908–1911)

К сожалению, недостаток средств вскоре вынудил Н.Е. Макаренко прекратить работы. Накануне отъезда из Мастюгино он, как бы обращаясь к будущим исследователям, с явно преждевременным оптимизмом записал в своем дневнике: «По счастью, грабители в большинстве случаев портили верхнюю насыпь кургана и часть погребений, не имея возможности захватить все. Низенькие курганы не привлекали их внимания, а потому остались нетронутыми, хотя и не были бедны».

Илл. 28. Серебряный греческий сосуд с человеческой личиной. Разграбленный курган у с. Мастюгино (сборы Л.Л. Спицына, 1905~1906)

По иронии судьбы, именно раскопки этого ученого послужили дополнительным толчком для начавшейся вскоре в Мастюгино вакханалии курганных грабежей: ведь работали-то в составе упомянутой экспедиции те же местные крестьяне, люди наблюдательные и сметливые. Не прошло и нескольких лет, как умудренные полученным опытом мастюгинские мужики весьма основательно «прошлись» по многим остававшимся еще нетронутыми курганам – и высоким и «низеньким».

Примерно в те же годы археологи-любители из ВУАК приступили на свой страх и риск к раскопкам еще одного древнего могильника в урочище «Частые курганы» на северной окраине Воронежа. Всего с 1910 по 1915 гг. было вскрыто свыше десятка курганных насыпей и лежащих под ними скифских захоронений, давших исключительно богатые и интересные материалы. В их числе и знаменитый серебряный круглодонный сосуд с изображениями скифов – шедевр, вероятно, созданный неизвестным греческим мастером в одной из ювелирных мастерских Пантикапея (совр. Керчи) – столицы Боспорского царства.

Именно этой уникальной находке и суждено было стать своеобразным яблоком раздора в споре между чиновниками Петербурга и членами местной Ученой Архивной Комиссии. Дело в том, что по существующему тогда порядку разрешение на раскопки, а зачастую и необходимые денежные средства заинтересованные лица получали из петербургской Императорской Археологической Комиссии. Взамен этого каждый археолог обязан был отправить в столицу все найденные им вещи и подробнейший отчет о своих работах. Именно Археологическая Комиссия, состоявшая в ведомстве императорского двора, ежегодно устраивала в столице выставку лучших находок сезона. Председатель Комиссии, гофмейстер граф А.А. Бобринский в торжественной обстановке «представлял на высочайшее воззрение» (т. е. перед императором) наиболее выдающиеся предметы старины, среди которых весьма важное место занимали золотые украшения и прочие предметы из скифских курганов, а также творения античных мастеров.

Надо полагать, что и вновь найденный серебряный сосуд с изображением скифов (второй после куль-обского) придворные чины из Комиссии рассчитывали продемонстрировать лично царю. Но на этот раз произошло все иначе. Другой важный сановник, граф П.Н. Апраксин, стоявший тогда во главе Воронежской Ученой Архивной Комиссии, решил в 1911 г. самостоятельно устроить «представление на высочайшее обозрение» великолепнейших находок из «Частых курганов». Ему удалось преподнести «под светлы очи» Николая II упомянутую серебряную вазу. Последовавшую потом беседу с царем граф ловко использовал для успешного решения одного своего давнего ходатайства: он просил передать Воронежскому музею принадлежавший казне старинный дворец последнего крымского хана Шагин-Гирея в Воронеже, и добился своего.

Илл. 29. Воронежский серебряный сосуд с изображением скифов и его прорисовка.

«Частые курганы», курган № 3, IV в. до н. э. (раскопки ВУАК, 1910)

Во всем происшедшем Императорская Археологическая Комиссия усмотрела прямое ущемление своих интересов. Разразился громкий скандал. В Воронеж одна за другой шли из столицы грозные бумаги с обвинениями в научной недобросовестности, дилетантстве и даже с запретами вести дальнейшие раскопки. Местные археологи, естественно, пытались как-то оправдаться. В конце концов, весьма курьезная переписка по этому поводу в виде нескольких пухлых томов попала в архив, где и лежит до сих пор, напоминая о тех временах, когда археология во многом была лишь игрушкой в руках пресыщенных придворных чинов и богатых бездельников.

Конечно, встречались в ту пору и знающие люди, талантливые русские археологи, но, к сожалению, отнюдь не они определяли общее состояние дел в области изучения прошлого нашей страны.

И все же наука не стояла на месте. Живые ростки знания упорно пробивали себе дорогу сквозь многочисленные трудности и преграды. Именно в эти годы большой знаток скифской археологии М.И. Ростовцев написал в одной из своих работ: «Как ни кустарно ведется дело расследования в большинстве раскопочных кампаний, как ни грабят наши золотоносные курганы хищники и жадные предприниматели, до сих пор стоящие вне досягаемости закона <…> богатство наше все же растет, стихийно переполняет Эрмитаж, начинает заполнять и провинциальные музеи. К сожалению, бедное силами и материальными средствами научное исследование еле поспевает за этим ростом, масса вещей первостепенной важности остается неизданной, и во многих областях обилие материала грозит превратиться в хаос».

Илл. 30. Деревянная чаша с золотыми обкладками и золотой ручкой в виде хищной птицы, IV в. до н. э. (реконструкция).

Общий вид. «Частые курганы», курган № 11 (раскопки П.Д.Либерова, 1954)

Эти слова имели самое прямое отношение и к воронежским древностям скифской эпохи. Общий итог деятельности археологов дореволюционной поры на Среднем Дону никак не назовешь впечатляющим: два десятка раскопанных курганов и несколько случайно найденных вещей вряд ли могли дать сколько-нибудь полное представление о культуре местного населения в скифское время.

Илл. 31. Детали деревянной чаши из кургана № 11:

а) золотая ручка в виде хищной птицы и ее основа;

б) золотая пластина с фигурой оленя с обкладки чаши

Не сразу изменилось положение дел и после Октябрьской революции. В 1927 г. известный российский археолог В.А. Городцов раскопал в той же группе «Частые курганы» еще шесть насыпей. Пять из них содержали погребения скифского периода, сильно потревоженные грабителями и поэтому давшие весьма скромный материал.

В 30-е-40-е годы сколько-нибудь значительных исследований скифских древностей в воронежских краях практически не велось. Тем не менее, в 1952 г. воронежский историк А.Ф. Шоков, обобщив все имевшиеся тогда сведения об археологических памятниках раннежелезного века в регионе (прежде всего, это были материалы старых раскопок курганов), еще раз подтвердил точку зрения М.И. Ростовцева о том, что культура племен Среднего Дона в V–III вв. до н. э. – скифская, и что эти места – часть единого военно-политического объединения (государства) – Скифии.

В 1954 г. к широкому изучению скифских поселений и могильников на рассматриваемой территории приступила Воронежская скифская лесостепная экспедиция Института археологии АН СССР, возглавляемая П.Д. Либеровым. За сравнительно короткое время, с 1954 по 1965 гг., ею были раскопаны курганные могильники в урочище «Частые курганы» (41 курган) и у с. Мастюгино (46 курганов), а также 18 курганов (из 49 выявленных) в двух могильниках у с. Русская Тростянка Острогожского р-на Воронежской обл. Одновременно были обнаружены и частично исследованы свыше 20 городищ и 39 селищ скифского времени.

Кроме того, были собраны и изучены специалистами первые коллекции антропологического и палеозоологического материала, проведены спектральные анализы цветного металла из погребальных и поселенческих комплексов.

Этот новый богатый и разнообразный археологический материал в сочетании с данными античных письменных источников позволил П.Д. Либерову сформулировать общую концепцию о наличии в регионе Среднего Дона в VI–III вв. до н. э. «скифоидной» по внешнему облику, но сугубо местной и оригинальной культуры оседлых земледельцев и скотоводов, которых он связывал с упомянутыми Геродотом будинами и угро-финским этносом. Он утверждал также, что среднедонская культура скифской эпохи не имеет ничего общего со своими соседями на западе – племенами Украинской Лесостепи (левобережье Днепра), на востоке – с кочевыми племенами савроматов и на юге – с собственно скифами. Происхождение среднедонской культуры он связывал с местными традициями эпохи поздней бронзы.

«Суммируя все вышесказанное, – писал П.Д. Либеров, – мы можем заключить, что археологические, лингвистические и этнографические источники позволяют рассматривать население Подонья в эпоху раннежелезного века в этническом отношении как финно-угорское, говорящее, по Геродоту, на особом языке как по сравнению с гелонами, выходцами из эллинских городов, так и скифами».

Это было весьма смелое утверждение, отвергающее, по сути дела, взгляды всех его предшественников – А.А. Спицына, Н.Е. Макаренко, М.И. Ростовцева, В.А. Городцова, С.Н. Замятнина и других, которые рассматривали среднедонскую культуру, как скифскую. Но П.Д. Либеров располагал новым обширным материалом (итоги раскопок свыше 100 курганов и десятков поселений), и многие ученые сочли его доводы вполне приемлемыми. К тому же, в 1952 г. его учитель – Б.Н. Граков – принципиально отделил культуру скифской степи от культуры нескифской Лесостепи глухой стеной, и, таким образом, лесостепной Средний Дон автоматически отходил к нескифским племенам, упоминаемым Геродотом.