Человек боя

– Стайлинг – это придание какому-нибудь изделию внешнего вида, соответствующего тренду современной моды, – продолжала Елизавета, словно не замечая состояния собеседника, – и психологии покупателя. Я неплохо рисую, и дизайн давался мне легко. Знаешь что, давай погуляем? Не хочется сидеть в такую погоду за столом.

– Давай, – согласился Крутов.

Они предупредили Аксинью, что еще вернутся пить чай, и по тропинке между огородами вышли к пруду, в котором когда-то молодой Крутов ловил рыбу и стрелял из самострела по лягушкам. Шел девятый час вечера, жара ушла окончательно, природа благоухала, пребывая в тишине и спокойствии, душа ждала какого-то чуда, и хотелось говорить стихами.

– В общем, стайлингом я занималась недолго, – вспомнила Елизавета о теме разговора, искоса глянув на задумчиво-умиротворенное лицо Егора, – в начале карьеры. Теперь я служу в отделе по работе с клиентами, разрабатываю полную рекламную концепцию каждого. Продолжать? – Лиза снова искоса посмотрела на Крутова.

– Очень интересно! – поспешно сказал он.

– Ну а в полную рекламную концепцию входит куча всякого рода брифов: рекламные цели, маркетинговые цели, общая целевая аудитория, исследование конкретных разработок, рынка вообще, выбор СМИ, разбивка бюджета по позициям, дизайн макетов, выбор времени проведения кампании и тому подобное. Кроме того, я ищу подрядчиков, устанавливаю контакты с видеостудиями, работаю с крупными модельными агентствами, даже с такими, как «Red Stars» и «Modus Vivendis». Все понял?

– Так точно! – вытянулся Егор, не моргнув глазом, потом подошел к воде поближе, разглядывая кувшинки в десятке метров от берега. – Но ведь для этого надо знать чертову уйму тонкостей!

– Главное – нужно знать Пи-Си компьютер вдоль и поперек, иначе не справишься ни с одним проектом.

– Ты знаешь?

Елизавета засмеялась.

– А как ты думаешь? Или мне вручили должность менеджера за красивые глаза?

Крутов оценивающе оглядел лицо девушки и серьезно кивнул:

– Я бы так и сделал. – Потом, не предупреждая, вдруг вошел в пруд по пояс, сорвал три кувшинки и вручил Елизавете. Ее широко раскрывшиеся глаза сказали ему, что она чувствует, и Крутов, толком еще не разобравшись в своих собственных ощущениях, не желая размышлять, что соединило его с девушкой, внезапно понял, что это судьба!

Их руки и губы встретились, поцелуй был таким долгим и нежным, что оба как бы растворились в нем, едва не задохнувшись, и лишь спустя несколько минут она тихо спросила, все еще прижимаясь к нему всем телом, так что он чувствовал сквозь ткань рубашки и блузки ее грудь:

– Ты не слишком спешишь, Крутов?

– Я опаздываю, – хрипло отозвался Егор, и девушка засмеялась, отодвигаясь, поправляя волосы, прижала кувшинки к лицу.

– Как давно я здесь не гуляла! С детства… Пройдемся?

Крутов послушно двинулся в обход пруда, остановился у полузатопленной коряги. Воспоминания обрушились на него, как лавина.

– Здесь меня укусила змея…

– Когда? Расскажи.

– Я тогда учился в Жуковке, жил у дядьки Ивана, а сюда приезжал на лето. Это уже в десятом классе случилось. Я ее не заметил, удочку закидывал, а она сидела под корягой. Ну и укусила. Знаешь, я боли не почувствовал, только поплыл куда-то, как от стакана самогонки. Хорошо, бабка Уля еще жива была, дала мне выпить трехлитровую банку молока, пошептала что-то, погладила, ногу разрезала… В больницу меня привезли без сознания, врач посмотрел, говорит: ну, этот не жилец… А я, как видишь, выжил.

Елизавета покачала головой, не сводя огромных глаз с лица Егора, погладила его по плечу.

– Видно, бабка твоя была целительницей, царство ей небесное! Ты у нее ничего не перенял? Каких-нибудь экстрасенсорных способностей?

Крутов подумал о своих возможностях, основанных на медитации и пробуждении сверхреакции, но говорить об этом не стал.

– Да нет, вроде бы нормален.

Елизавета фыркнула.

– Был бы нормален, не целовал бы ведьму. У меня в роду одни колдуны да ведуньи были, то сглаз лечили, то порчу снимали, то кровь заговорами останавливали. Даже мама умеет это делать.

– А ты?

– И я тоже. Уверен, что я тебя не околдовала?

Они вышли на поляну за прудом, окруженную березняком. За поляной начиналось болотце, где молодой Крутов когда-то собирал крапиву для подкормки домашних кур. Не отвечая на вопрос Лизы, он вслух медленно прочитал:

Я прогнал тебя кнутом
В полдень сквозь кусты,
Чтоб дождаться здесь вдвоем
Тихой пустоты…

Елизавета оглянулась, недоумевающая и заинтересованная.

– Ты любишь Блока?

– Не то чтобы люблю, но знаю, у него есть замечательнейшие строки. Бальмонта уважаю, Верхарна, Рубена Дарио. А ты?

– Я деревенская девчонка, и вкусы у меня деревенские, поэтому я люблю Есенина.

Не жалею, не зову, не плачу.
Все пройдет, как с белых яблонь дым…

– Это хрестоматийное. Больше ничего не помнишь?

Крутов наморщил лоб.

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я, привет тебе, привет!

Елизавета покачала головой, засмеялась, хотя глаза ее затуманились, погрустнели. Вполне вероятно, она вспоминала сейчас какую-то не слишком веселую страницу своей жизни. Крутов так и не решился задать ей вопрос, как ей жилось и была ли она замужем.

– А вот это помнишь?

Где ты, где ты, отчий дом,
Гревший спину под бугром?
Синий, синий мой цветок,
Неприхоженный песок…

Крутов качнул головой.

– Читал, но не помню.

Лиза взялась рукой за ствол березы, обошла ее кругом, глаза ее стали и вовсе темными и печальными.

Зеленая прическа,
Девическая грудь,