Абсолютный игрок

Иштвана Кару они нашли возле «колючки» нагуаля. Склонившись над пультом портативного анализатора, физик зачарованно разглядывал хоровод цветных огоньков, оконтуривающих нагуаль. Он был одет в обычный пустотный «пузырь» – невидимый пленочный скафандр, защищавший его от излучений и холода безатмосферной планеты, и выглядел на фоне скал и черного копья нагуаля довольно экзотично. Убийцы, впрочем, тоже выглядели странно, потому что вовсе не носили скафандров, хотя не чувствовали при этом никаких неудобств. Один из них поднял пистолет, но второй остановил его, подошел к Иштвану вплотную и дотронулся до плеча. Физик оглянулся, поднял брови:

– Бог ты мой! Кто вы? Хотя… впрочем, я, кажется, догадываюсь: интраморфы?

«Быстро соображаешь, – всплыл в голове Иштвана бесплотный пси-голос. – Что ты здесь делаешь?»

– Экспериментирую. Хочу развернуть этот колючий «кактус» в пространственный объект.

«Зачем?»

Иштван в замешательстве посмотрел на незнакомцев, освещенных лучами висящей низко над горизонтом Веры. На фоне вертикальной вуали Стенки их лица казались прозрачными и подсвеченными изнутри.

– Откуда вы свалились, ребята?

«Отвечай!»

Иштван встретил взгляд черных бездонных глаз одного из мужчин и вздрогнул, вдруг ощутив исходящий от него поток угрозы.

– Если мне удастся развернуть нагуаль, это изменит жизнь всего человечества. И все же вы не ответили на мой вопрос…

– Жизнь – это всего лишь отсрочка смерти, – сказал человек с пистолетом, стреляя в пограничника черной молнией.

– Я не знал, что ты философ, – посмотрел на него напарник.

Они направились к пирамиде заставы, подпрыгивая при каждом шаге, – сила тяжести на планетоиде была почти в десять раз меньше, чем в помещениях заставы, – и вдруг остановились, заметив над собой на высоте сотни метров зависшее кисейное облачко в форме кленового листа. Сквозь белесое струение листа проступили огромные глаза, скорее кошачьи, чем человеческие, внимательно глянули на замерших убийц, и через мгновение кленовый лист растаял.

– Что это было?!

«Если и ты видел глаза, то это не галлюцинация. Может быть, это его терафим? Тогда он нас зафиксировал».

Оба посмотрели на тело Иштвана возле продолжавших работать аппаратов полевой лаборатории.

«Дьявол с ним, некогда заниматься поисками личного секретаря, никуда он отсюда не денется. Пошли, холодно здесь».

Они бегом пересекли каменистую площадку, вошли в дезокамеру заставы и вскоре предстали перед командиром группы.

«Седьмой уничтожен. По пути обратно мы видели летающий объект с глазами…»

«Что?!»

Мужчины, выходившие из станции, переглянулись.

«Возможно, это был терафим убитого или местный сторож. Он исчез. Какое это имеет значение? Все равно мы сюда не вернемся».

«Нам нельзя оставлять следов. Найти объект и уничтожить! Хайд, помоги им».

Третий член команды, поддерживающий измученную свалившимся на нее несчастьем женщину, единственную уцелевшую из всей семьи пограничников, швырнул ее на диван и последовал за первыми двумя киллерами.

Однако поиск «кленового листа с глазами» ничего не дал. Тот действительно исчез, и даже обладавшие высокочувствительной паранормальной сферой пришельцы, потомки покинувших Землю тысячу лет назад интраморфов, свободно владевшие полем Сил, то есть энергией вакуума, не смогли обнаружить за пределами станции свидетеля их расправы над пограничниками.

Через час они ушли, забрав с собой убитую горем женщину.

А спустя минуту после их ухода погранзастава взорвалась.

БАНДА

С высоты Единорога – так прозвали гору жители окрестных деревень – Дебрянская равнина лежала как на ладони, и Влад невольно залюбовался среднерусским ландшафтом, сохранившим красоту и величие природы, присущей некогда поясу умеренного климата Земли, когда она еще была планетой, вращающейся вокруг оси сферой, а не гигантской лепешкой, растекшейся от удара по сверхтвердому дну Ада, как назвали люди скопление нагуалей. Но и после Катастрофы, расплющившей планету и остановившей Солнце, жизнь на ставшей почти плоской Земле не прекратилась, хотя сумерки остатков цивилизации длились долго – около тысячи лет, и лишь теперь земное человечество постепенно возвращало прежде завоеванное и овладевало знаниями, которые уже были когда-то доступными.

Влад бросил взгляд на медовое око светила, зависшее в шестидесяти градусах над горизонтом. Эта позиция называлась трианаром: звезда, давшая жизнь человечеству, медленно дрейфовала в пределах пространственного окоема между колючими стенами нагуалей, за четыре года проходя четыре эфемериды, четыре позиции – своеобразные «времена года», растянутые во времени, и на горбато-плоской Земле сменяли друг друга в хитрой последовательности «зима», «весна», «лето» и «осень». Правда, среднесуточные температуры этих «времен года» отличались не столь разительно, как в былые эпохи до Катастрофы. К вечно же торчащему в небе светилу люди в конце концов привыкли.

Когда Солнце остановилось, цикл жизни человека изменился. Сначала увеличилось время бодрствования и «сутки» стали двадцативосьмичасовыми. Потом постепенно увеличилось время сна, за ним время отдыха, и цикл работа-отдых удлинился до сорока четырех часов. Затем через две сотни лет человек привык бодрствовать шестнадцать часов и спать девять, таким образом, его «сутки» стали двадцатипятичасовыми. Год же теперь состоял из сорока деканов или четырехсот таких суток, на месяцы он не делился, а каждый декан состоял из десяти суток, называемых по старинке: понед, втор, середа, четвер, пятидневица, субота, воскреса, восьмерик, девятина и десятина, хотя в принципе жителей Земли количественные оценки их бытия не волновали. Надо же было как-то отсчитывать прошедшие периоды времени, для этого годился и принятый «неогригорианский» календарь.

Влад прислушался к тишине, подставляя лицо лучам Солнца, и внутри его, в голове, в сердце, в костях черепа, зазвучала глубокая торжественная нота ре, составляющая совокупный звук природы. Ре была нотой восхождения, нотой надежды, до Катастрофы природа Земли звучала в интервале нот фа и соль, после Катастрофы этот звук опустился в низ октавы, и едва не погибшая природа планеты долго издавала общий звук до – ноту тревоги и умирания.

Какой-то инородный звук вторгся в звучание ноты ре. Влад пошевелил своей сенсинг-сферой[2 - Сенсинг, экстрасенсинг, суперсенсинг – сверхчувствительность к изменениям природной среды.], подстраиваясь к полевой обстановке вокруг, и почуял приближение чужих эмоциональных полей. Между скалами по склону горы медленно поднималась охотничья команда гоминоидов, полулюдей-полуобезьян. После Катастрофы мир Земли изменился так радикально, что зачатки разума появились сразу у многих представителей животного мира: у кошек, обезьян, лемуров и даже у колоний насекомых, – и человеку пришлось долго отстаивать свое право жить на планете в борьбе с новыми претендентами на «престол сапиенса».

Гоминоиды в конце концов перестали воевать с людьми, отступив в те края, где человек существовать не мог из-за отсутствия нужной плотности атмосферы или минимальных удобств, но в последнее время их ареал стал расширяться, и людей-зверей встречали все чаще в окрестностях деревень, где они пытались охотиться на домашних животных или красть все, что попадалось под руку, а то и нападать на работающих в поле крестьян.

Влад настроился на пси-волну вожака охотничьей команды полуобезьян, «погрозил ему пальцем». Отряд остановился. Вожак был опытным и хорошо чувствовал опасность. Охотников в отряде насчитывалось пятеро, но справиться с Владом они не могли. Влад был эрмом, ратным мастером, потомком древнего рода интраморфов, и владел многими видами сиддхи[3 - Сиддхи – совершенство, цели самодисциплины (инд.).]: способностью по желанию увеличивать или уменьшать вес и плотность тела, воспринимать и передавать мысли, чувства и энергию людей, слышать все звуки природы на больших расстояниях, контролировать паранормальные состояния сознания, останавливать сердце, долго обходиться без воздуха, воды и пищи. Не научился он только выходить в высшие горизонты поля Сил, энергоинформационного поля космоса, питаемого энергией вакуума, но Влад был молод и верил в свои возможности. Сход старейшин скоро должен был посвятить его в витязи, в братство воинов Духа, и это время было не за горами. Влад не зря всю свою двадцатидвухлетнюю жизнь занимался боевыми искусствами, они способствовали расширению пределов сенсорной системы и адаптивных возможностей, диапазонов слуха, зрения, осязания, интуиции, внимания, увеличению экстрасенсорного восприятия, хотя воином-защитником, как другие ратные мастера, не стал. У него было в общине другое предназначение – воин-искатель, точнее, кладоискатель. Влад путешествовал по Земле в поисках уцелевших со времени Катастрофы баз и складов, что при удачном стечении обстоятельств, когда таковые находились, существенно повышало потенции общины к выживанию.

Учитель Влада многое дал ему в этой жизни, сделав из юноши человека воли, мастера боя, научив пользоваться своим пси-резервом, переходить на сверхтемп, благо что Влад с рождения владел погружением в подсознание и пользовался им совершенно свободно, даже не осознавая этого, как любой человек не осознает своего дыхания или сердцебиения. Но главное, чего достиг молодой интраморф под руководством учителя, – это чтить кодекс чести витязей: не действовать во зло, не предавать, не лгать, не разрушать, не сорить, не красть и не осуждать, если же задана цель – идти к ней до конца, на пределе, не щадя живота.

Новый звук достиг ушей Влада – посвист крыльев летящей в небе птицы. Она сделала круг над вершиной Единорога – это был очень крупный орлан – и спикировала на скалы, превращаясь в человека.

– Учитель? – удивился Влад, делая шаг навстречу, и в тот же момент человек, бывший до этого птицей, выстрелил в кладоискателя из арбалета.

Мир вокруг изменился.

Влад оказался не на вершине горы, а на льду, из которого вырастали странные кристаллические столбы, источавшие серебристое сияние. Небо над головой стало красным, воздух уплотнился, превращаясь в вязкую среду, двигаться в которой стало трудно. Влад понял, что кто-то организовал виртуальное пространство с эйдоэффектом, однако легче от этого не стало, предлагаемый сценарий игры не давал возможности размышлять.

Стрела со свистом разрезала воздух, превратилась в черную молнию неведомой энергии и пролетела в десятке сантиметров от груди увернувшегося Влада, вонзаясь в столб и превращая его в груду кристаллов. Незнакомец, принявший облик учителя, выстрелил снова. Еще одна стрела прянула из арбалета, на лету трансформируясь в черную молнию, пробила навылет очередной столб. И Влад понял, что, если не предпринять ответные меры, шутка с перевоплощением может закончиться плохо. Он метнул в оборотня мысленно-энергетический луч, который заставил противника отшатнуться, прыгнул к нему и выбил из руки арбалет. Оборотень отпрыгнул назад, взмахнул руками, превратился в птицу и, нырнув с горы вниз, пропал за скалами. Пейзаж приобрел знакомые очертания.

Влад подошел к краю площадки, глянул вниз, ища глазами птицу, почувствовал сзади чье-то присутствие, метнулся в сторону, оглядываясь, и встретил сурово-сдержанный, с искорками иронии взгляд высокого худого старика с белоснежными развевающимися волосами и бородой. Это был учитель Влада, старейшина Дебрянской общины, волхв Дивий.

– Ты не слишком расторопен.

– Прости, – пробормотал Влад, краснея. – Я ждал тебя и… задумался…

– Это не оправдание. Тебя могли убить.

– Я почуял, что это тульпа[4 - Тульпа – материально-полевой фантом.].

– Поздно почуял, ты должен был отреагировать еще до того, как он начал стрелять. Витязь обязан быть готов к адекватному ответу в любой момент.

– Я готов.

Волхв подошел к месту, где стоял человек-птица, стрелявший в молодого воина-искателя, посмотрел вниз.

– Что это? – подошел Влад.