Ведич

– Я скоро вернусь.

И исчез – волхв, умеющий преодолевать пространство и «выходить за угол времени».

Елизавета повела рукой, как бы провожая ушедшего, и с пальцев женщины сорвалось колечко «обережного» света, растаявшее в воздухе без следа.

Глава 2

УЧЕНЬЕ – СВЕТ

Брянская губерния

Бориславу Тихоновичу Шерстневу исполнилось пятьдесят шесть лет.

Родился он в селе Аховое Нижегородской губернии, жил и учился сперва в Нижнем Новгороде, затем его отец, подполковник зенитно-ракетных войск ПВО страны, переехал с семьёй в Тросну, небольшое село в Брянской губернии, и заканчивал среднюю школу Борислав Тихонович в Жуковке, районном центре Брянщины, куда переезжали многие из постепенно исчезающих деревень района.

Учился Шерстнев после окончания школы в Брянске, в местном машиностроительном институте, потом в Москве и в Минске, закончив еще два высших учебных заведения – Физтех и Академию педагогических наук.

В сорок два года он вернулся на Брянщину и поселился в Жуковке, где женился и прожил три года. Затем вступил в Общину «Родолюбие» и переехал в деревню Фошня Жуковского района, где создал первую Школу Шерстнева, воспитывающую детей на основе древнеславянских практик и учения о Родочеловеке.

Община потихоньку росла, укрепляя свои позиции в общеславянском движении, и Школы Шерстнева начали создаваться в других регионах Брянщины, в Дятькове, Навле, а также в Нижегородской, Ярославской, Суздальской губерниях, в Краснодарском крае, Тюмени, на Дальнем Востоке.

Ученики этих Школ творили чудеса, в двенадцать-тринадцать лет сдавая экстерном экзамены за весь курс обычной средней школы, заканчивая гимназии в возрасте четырнадцати лет, а институты – в шестнадцать-восемнадцать. Естественно, все эти дети оставались членами Общины, несмотря на разделяющие их расстояния. Община «Родолюбие» была образованием социальным, а не территориальным, хотя многие её обитатели предпочитали селиться вместе, в новых посёлках и городках, созданных на деньги частных предпринимателей. На окраине Фошни тоже появилась Славянская слобода, построенная по замыслу архитектора Сундакова-младшего, где проживали более ста человек.

Борислав Тихонович жил отдельно, имея дом в самой Фошне, однако Школа его располагалась в Слободе, и он большую часть времени проводил там.

Двадцать пятого августа Шерстнев приехал в Школу рано утром, собираясь поработать с документами строгой отчётности, которые требовала от него, как от директора, местная сельская Комиссия по образованию. Но уже в девять к нему пришли двое молодых родителей, муж и жена, проживающие не в Фошне, а в соседних Ковалях. Мужчина назвался Глебом, а его жену звали Натальей.

– Мы детей хотим отдать в вашу Школу, – начал Глеб; судя по виду, ему еще не было и тридцати лет. – У нас мальчик и девочка.

– Веселинке семь лет, – добавила робко Наталья; у неё круглился животик, что говорило о скором прибавлении семейства. – А Фёдору шесть.

Шерстнев улыбнулся, кивнул на живот женщины:

– Третьего ждёте?

Гости переглянулись.

Глеб пригладил вихры, кивнул:

– Так ведь известно, чтоб род не пресёкся… ещё парня хочу.

– А дети у нас хорошие, послушные, – сказала Наталья и улыбнулась. – Помогают по дому, буквы знают, читать умеют.

– Это хорошо, – благожелательно сказал Борислав Тихонович, размышляя над просьбой: Школа у него была небольшая, всего на четыре класса, и все они были заполнены. – Хотя никакой беды не было бы, если бы они читать не умели. У нас учатся разные детки. Что ж, давайте попробуем, пусть приходят третьего сентября.

– А вы их тестировать не будете? – поднял брови Глеб. – Не надо экзамены сдавать?

– Экзамены сдавать не надо, – засмеялся Шерстнев. – А посмотреть можно. Приводите их завтра, покажут, что умеют.

– Они с нами…

– Так что же вы медлите? Пригласите обоих.

Наталья заспешила из кабинета директора, представлявшего самую настоящую кунсткамеру: все стены были увешаны картинами на бересте, а шкафы ломились от поделок из камня, дерева, глины, капа, сосновой коры и лещины. Поделки были выполнены учениками Школы, и некоторые из них являлись уникальными по мастерству исполнения. Через минуту Наталья вернулась и ввела в помещение двоих детишек. Дети стеснительно поздоровались:

– Здрасьте…

Веселина была старше брата на год, но казалась совсем маленькой; соломенного цвета волосы девочки были заплетены в косу.

Фёдор казался большим и серьёзным, только в серо-зелёных глазах мальчика прыгали бесенятки. Было видно, что ему всё любопытно, однако он сдерживал свой озорной характер.

Борислав Тихонович встретился с ним глазами, отмечая живость парня, кивнул ему, как давнему знакомому:

– Не рано ли тебе в школу, дружок?

– Не-е… – солидно ответил Фёдор и тут же абсолютно естественно добавил: – А сабля настоящая?

Шерстнев посмотрел на висящий на стене меч из пластилина, почти неотличимый от настоящего: у него даже лезвие отражало свет, как металлическое.

– Хочешь научиться делать такие сабли?

– Хочу.

– Тогда мы подружимся. Надеюсь, тебе у нас понравится. Ну, а ты чему хочешь научиться? – Борислав Тихонович посмотрел на девочку.

– Рисовать… – ответила Веселина, вскинув на директора большие голубые глаза.

– Она хорошо рисует, – вмешалась мать девочки. – Правда, больше небо да солнце. Там у неё люди живут.

– Они хорошие, – тем же тоном, но серьёзно сказала Веселина. – Добрые. И светятся по ночам.

– Ты их видишь?

– Ага… когда спать ложусь.

Борислав Тихонович улыбнулся:

– Когда я был маленьким, тоже видел во сне светящихся людей. И по небу летал.

– Там красиво, – мечтательно сказала Веселина.

Шерстнев задумчиво посмотрел на неё, на брата: их аура была чиста как слеза и гармонична, дети готовы были раскрыться и видеть Правь, у них имелись способности и силы, их любили и зачали по любви, что уже становилось редкостью в мире, и им был нужен учитель.

– Что ж, буду рад встречаться с вами.

Борислав Тихонович не удержался, погладил Фёдора по вихрастой головке, и родители повели оглядывающихся детей к выходу.

– Нас отговаривали, – признался на пороге их отец, – даже угрожали… но мы всё равно хотели, чтобы они у вас учились. Спасибо… Извините, если что не так.