Посланник

Это был не очень красивый – мешала зимняя одежда, – но быстрый бой, и закончился он неожиданно: на какое-то неуловимое мгновение Такэда смог освободиться от вселённого, чуть промедлил, и Сухов не смог удержать удар; дрался он на рефлексе, почти без участия сознания, во всяком случае – без обдумывания тактики боя.

В арку заглянула какая-то парочка и шарахнулась прочь, только каблуки застучали. Никита постоял, опустив руки, приходя в себя, ни о чем не думая. В голове стоял звон, и хрип, и гул, и чей-то лепет… Потом сердце перестало гнать кровь в темпе силовой отдачи, гулы и звон из головы ушли и стал слышен голос второго «я» Сухова:

– Как ты мог?! Это же твой друг! Как ты мог воспользоваться его промашкой? А тем более, он сделал это специально…

– Заткнись! – огрызнулся Никита. Нагнулся над лежащим на боку Толей, приподнял голову.

Такэда заворочался, ощупал челюсть, нос, лоб, зашипел от боли.

– Кто?.. Что это? Такое впечатление, что на меня упала стена.

Никита молча помог ему подняться, вгляделся в лицо, ища взгляд, с облегчением вздохнул и отыскал лежащий в стороне «дипломат».

– Это ты меня, что ли? – продолжал Такэда. Хмыкнул, посипел немного сквозь зубы. – Ты первый, кто меня «вырубил».

– С твоей помощью. Ты на долю секунды отключил вселённого, и я этим воспользовался.

– Да? Ничего не помню. – Толя подошел к сгорбившемуся Сухову. – Никогда не думал, что им удастся вселить в меня боевика СС. А должен был подумать! Извини.

– Ничего. – Никиту вдруг затрясло, с минуту он унимал дрожь, наконец глубоко вздохнул. – Забыли. Но это было… страшно!

– Наверное, – кивнул инженер, морщась. – Саданул ты меня крепко. Феномен! За год с небольшим овладеть россдао – это мощно!

– Не преувеличивай, мне еще тренироваться и тренироваться. С мечом, например, у меня не очень-то получается. Куда теперь?

– К Роману, домой. Он дал мне ключ. Отдохнем.

– Отдыхать будем потом, первым делом попробуем поработать с Вестью.

Такэда сквозь пелену на глазах глянул на ожесточенное, осунувшееся, похудевшее лицо танцора, хотел что-то сказать, но передумал. Удар, которым его послал в нокаут Сухов, еще давал о себе знать, но вместе с болью и головокружением в душе зрело и другое чувство – восхищение. А вместе с ним и уверенность в завтрашнем дне. Хотя Тоява и понимал всю сложность их положения, как и то, что трудности и мытарства, ожидающие их впереди, не идут ни в какое сравнение с земными.

К эксперименту с «включением» Вести они готовились два дня. Отдыхали, спали, выходили из квартиры Романа, расположенной на Кузнецком мосту, лишь для покупки необходимого, слушали новости по телевизору и почти не разговаривали. О Ксении не было сказано ни слова, хотя о ней они думали больше, чем обо всем остальном. Такэда еще раз навестил ее квартиру и студию, но никаких следов, ни намека на ее появление… И все же они верили, что девушка жива.

В среду утром, сразу после завтрака, Никита с решительным видом разделся до пояса, некоторое время разглядывал «родимое пятно» Вести, не потерявшее форму звезды, буркнул Такэде:

– Поехали, чего тянуть.

– Садись в кресло. Ничего такого не чувствуешь?

– Никаких ощущений… кроме мандража. Боюсь, конечно, чего уж там, но и на попятную идти – себя не уважать. Давай лучше попрощаемся на всякий случай. Кто знает, что может случиться…

– Если не уверен – не начинай. – Такэда украдкой глянул на перстень, оранжевый пятиугольник пульсировал с нарастающей частотой. Вокруг незримо концентрировались силы мрака, настойчиво ища двух человек, несущих угрозу существования Системы – Системы вседозволенности, насилия и страха, которую создали добровольные помощники грозного Денницы-Люцифера. Да, он имел право быть недовольным своим положением, так же как имел право называть себя Владыкой, величайшим из вершителей судеб Веера Миров. Но создателем, творцом назвать его было нельзя. Понимал ли он сам, что является величайшим разрушителем, когда-либо существовавшим во Вселенной? Или только людям, разумным существам, доступны муки моральных сомнений по поводу того или иного поступка, муки нравственного оправдания?..

– Что застыл? – осведомился Никита.

– Я тоже боюсь, – вздохнул Такэда. – Больше, чем ты. Но времени у нас нет. Они могут объявиться здесь в любую минуту. Если готов – начинай.

– Как?

Толя походил в задумчивости вокруг кресла, в котором сидел Сухов, подергал себя за вихор.

– Понимаешь, я, как и ты, считаю, что просто так Весть не заговорит, нужен эмоциональный взрыв, стресс, как в прошлый раз.

– Я попробую. – Сухов сосредоточился, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то сдвинулось внутри, словно открылась форточка в сплошной стене и кто-то выглянул оттуда, угрюмый и опасный. Но сама «стена» осталась монолитной и неприступной. Не помогли ни внутренние призывы к Вести открыться, ни болезненное напряжение всех мышц. Весть молчала. Лишь один раз удалось ощутить тонкий укол холода в плечо – во время «открывания форточки в стене», затем «форточка захлопнулась», холодная сыпь перестала играть кожей плеча, и ощущение бездны у ног исчезло.

– Все! – выдохнул Сухов, мокрый от пота. Расслабился, вытер лоб, виновато глянул на бесстрастного Такэду. – Не получается. Она меня слышит, я чувствую, но отвечать не хочет.

– Я же говорил… – начал было Толя, и в этот момент какой-то звук у входной двери заставил его замереть. – Т-с-с-с…

Никита мгновенно вскочил, напрягся, все еще думая о звезде Вести, и почувствовал бесшумный толчок в голову; перед глазами все поплыло, будто при нокдауне или после стакана спирта, а затем сильнейший «электрический» разряд пронизал плечо, шею, висок, вонзился в голову и на некоторое время парализовал тело. Сухов не упал только потому, что длился этот паралич мгновение. И тут же все изменилось.

Визуальное восприятие предметов перестроилось, как и ощущение пространства, времени, веса, объема тела. Казалось, Никита размножился, внедрился в каждую вещь, в стены комнаты, всего дома, ощущая их как части своего тела. Все предметы стали полупрозрачными, неплотными, оставаясь в то же время твердыми и материально ощутимыми. Никита видел их и снаружи, и изнутри, абсолютно точно зная состав каждого, характеристики и возможности. Он мог бы при желании изменить параметры любого из них, вылепить новую форму и придать другие свойства. Он мог бы свободно пройти сквозь любую стену, оставив ее целой и невредимой, мог бы проделать в ней отверстие любого размера практически без применения энергии, бесшумно, мог бы…

Пространство снова изменилось вокруг: состояние всемогущества длилось три удара сердца, как и состояние паралича. Вернулось ощущение привычно существующего тела, готового к физическому действию, основанному на законах бытия этого мира. Ушло всезнание и всеумение, исчезло чувство колоссальных возможностей, а с ним и тысяча других чувств, не передаваемых человеческим языком. Но кое-что осталось – частичка знания, медленно проступающего в голове, как маленькая крупинка драгоценного металла сквозь мутную воду на дне лотка золотоискателя.

В комнате ничего не изменилось, вся гамма состояний Никиты действительно длилась не более секунды, поэтому Такэда ничего не заметил, вслушиваясь в шорохи за дверью. Перстень на его пальце пылал, как осколок алой звезды.

– Их пятеро, – прошептал Никита. – Есть лишь один вариант спасения…

Инженер поднял брови, показывая пальцем на «дипломат». Сухов отрицательно качнул головой.

– Пожар.

Такэде не надо было пояснять мысль: выбор был – жизнь за обстановку квартиры товарища, и вряд ли Роман протестовал бы, знай этот расклад.

Жил он в однокомнатной квартире, по-спартански голой: шкаф, стол, кровать, два кресла, гимнастическая стенка, шкафчик для спортивных снарядов. И единственной по-настоящему ценной вещью была полка с книгами. В кладовой, располагавшейся в нише прихожей, Никита нашел пластмассовую трехлитровую канистру с бензином для очистки загрязненных поверхностей, плеснул на пол прихожей и на дверь. За дверью почему-то медлили, хотя и не уходили: обострившимся чутьем Никита буквально видел сочившиеся в щели зло и угрозу. Однако нерешительность гостей дала им несколько секунд форы, и беглецы успели выполнить свой план.

Сухов бросил спичку, взметнулось пламя. За дверью затихли, затем тишину взорвал хор восклицаний. Тяжелый удар едва не сорвал с петель дверь, замок крякнул и вылез из лунки. В образовавшуюся щель рвануло пламя, охватив чье-то лицо. В тот же момент Такэда разбил окно в комнате – со звоном разлетелось стекло – и завопил, будто они собирались бежать этим путем:

– Прыгай!

Вслед за криком раздался приглушенный удар – Толя выбросил в окно гирю.

В дверь ударили еще раз, так что она распахнулась во всю ширь и пламя загудело веселее, не давая пришельцам ворваться в квартиру. Сквозь треск и шипение послышался еще один хлопок снаружи – Такэда выбросил в окно гантели. И гости подумали, что их жертвы сиганули в окно с пятого этажа. Послышался топот – все пятеро бросились вниз по лестнице, лифта в этом доме не было.

Как только лестничная площадка очистилась, Никита прыгнул сквозь пламя в прихожей, загородив рукавом лицо. За ним выскочил Толя, более осторожный и внимательный, чем танцор. Он рассчитывал на худший вариант и не ошибся: на площадке пролетом ниже их ждал еще один чужак – профессионалы «свиты» знали толк в подстраховке.

Такэда появился на площадке в тот момент, когда Сухов, пропустив удар, падал на пол, а громадный парень в сером комбинезоне со множеством кармашков и «молний» отводил назад руку с коротким светящимся копьем. На прыжок инженера он отреагировал тотчас же, но запнулся о выставленную ногу Никиты, – тот успел среагировать, будучи в полубессознательном состоянии! – и нунчак Толи, позаимствованный у Романа, с глухим треском врезался пришельцу в переносицу. Это был страшный удар, способный проломить череп быку, но боевик СС лишь откинул голову с разбитым носом назад, снова нацеливая свое копье. И все же он был потрясен, потому что пропустил еще два удара – по руке с оружием и по челюсти. Копье выстрелило, уже вылетев из руки гиганта. Разряд неведомой энергии, сопровождаемый волной холода, погасил пламя, рвущееся из квартиры Романа, и проделал в стене лестничной клетки глубокий, метровой длины шрам.

Такэда подхватил копье, едва не заорав от неожиданной боли – рука онемела, как от тока, – но не выпустил его, сделав угрожающее движение в сторону гиганта в сером, упавшего на колено. Наклонился над Суховым, протягивая руку с нунчаком.

– Жив? Идти можешь?

– Могу. – Никита с трудом встал, глаза его стали осмысленными. – Чем это он меня?

– Хорошо, что не вард… э-э… копьем. Вперед, пока он не очухался.

И они побежали наверх, на шестой этаж, не обращая внимания на ошеломленные лица соседей Романа, выглядывавших из квартир.