Славенские вечера

„Ты, повелевающий небом и землею, ветрами небесными и светилами дня и ночи! Склонись на мольбы наши и удостой место сие Твоим присутствием! Росс хощет вопросить Тебя“.

Мрачная туча показалась на небе противу холма священного.

Жрец продолжал:

„Вопли и стоны чгущего Тебя народа, конечно, достигли слуха Твоего. С высоты горней Ты зрел токи крови мужей и слезы жен и матерей их. Росс хощет спасти их; он хощет вопросить Тебя“.

Туча спустилась ниже, – и полет ее устремлялся с быстротою ветра.

Жрец вещал:

„Одни мрачные сыны земли питают гордость и неправосудие. Их только сердца спокойно взирают на поражение жертвы несчастия. Но не такова воля богов. Милость и щедрота есть свойство небожителей. Сойди же к нам, великий Повелитель неба, и объяви волю Твою. Росс хощет вопросить Тебя“.

Он рек, и грозная туча разлеглась на холме; раздался звук грома, и струи молнии расстлались у подошвы.

„Приблизься, Росс!“ – вещал глас с вершины дубов – и Росс с кипением груди и стеснением сердца бодро потек на священный холм – внять слова божества о судьбе своей и своего народа. Он взошел, поверг у корней дубов булаву свою, лук с колчаном, княжескую диадиму, и сам повергся лицом к земле.

Глас вещал:

„Возьми народ твой, жен и детей их и теки в страну иную. Славу твою и благоденствие твоего народа продлю до веков позднейших. Знаменем небесным открою тебе место твоего господствования. Теки по течению звезды северной. Ты обретешь народы дикие и испытаешь сердца оледенелые – укроти и просвети их. Прилежи к обработыванию земли – и научай знанию сему тебе подвластных; се есть верховная воля моя! В священных сновидениях открою тебе таинства сей науки“.

Глас умолк. Росс восстает, и народ его. Туча священная уже сокрылась. Дневной свег озарил их паки, – и Росс зрит у подножия священного холма двух белоснежных тельцов, на выях их висел ярем, держащий стальной плуг со всеми орудиями.

Росс устремился в путь свой, и прежде нежели солнце совершило годичное свое кругообращение, достигли мы брегов Ильменя, там, где река Мутная вливает в него волны свои. Тут паки услышали мы глас небесный:

„Остановись, Росс! Се предел пути твоего. Землю сию даю в удел тебе и твоему племени!“

Тут нашли мы народ дикий, живущий без законов. Своенравие управляло делами каждого. Звериная ловля и хищничества продолжали жизнь их.

Долго вели мы брани с сим народом; наконец кротость и мудрость Россова победили их, когда оружия не сильны были учинить того. Мало-помалу они усмирялись, преклоняли выи свои под кроткий скипетр Россов и дивились, находя его орудием их счастия. Сперва с изумлением, а после с радостью и веселием взирали они, как мы, раздирая недра земные плугами, ввергали з оные семена; как они возникали, росли, зрели и наконец приносили в воздаяние трудолюбивого плод сторичный. Мир и доверенность водворились; два народа соединились в один, – и по истечении полвека никто не помнил прежнего своего состояния, – скифы, что бы они когда-либо вели брани с своими хозяевами; сии – что бы когда-нибудь могли дикостию и зверством раздражать Росса и богов небожителей. Соседи и народы отдаленные редко дерзали возмущать тишину нашу, ибо видели внутри нас мир и дружелюбие. В противном случае бедствие и раскаяние были их неминуемым уделом. Наконец все страны, ближние и дальние, пораженные удивлением к добродетелям и доблестям Росса, единодушно и единогласно нарекли его Славеном – и народ его славенами, любимцами славы. Росс, соглашаясь с волею богов, принял имя сие и град свой на берегах Ильменя нарек Славенском.

И в преклонных уже летах своих, дабы теснее соединиться с новым его народом, по кончине первой своей супруги, взял он другую от семейства своих хозяев; и Всемила, плод любви их и краса страны нашей, была виною битвы после полувекового мира.

Радимир, со дней детства обитавший в стране отцов своих, положил славу в кровопролитиях и утехи свои в хищениях. Часто с дружинами своими востекал он на корабли быстроходные, предавался волнам ярящимся, противуборствовал ветрам гневным и опустошал страны прибрежные. Слух имени его ужасал храбрейших, – все трепетали его, кроме Славена и чад его.

Слух о красоте юной отпасли Славеновой, громкая слава о прелестях Всемилы достигли дикого слуха Радимирова. Возжелал он иметь ее супругою, но безнадежность успеть в сем привела его в неистовство. В первый раз Раднмир оставил насилие и устремился к коварствам.

Собирает он отличнейших из дружины своей и назначает скрытное шествие ко граду Славенову. Один месяц и звезды небесные освещали пути его. Наконец прибыл он к пределам града и сокрылся в пещерах, осененных дремучими лесами. Оттуда устремлял он жадные взоры свои к девическому терему Всемилы, – я конечно, богам угодно было покрыть его вечным посрамлением: сего утра с появлением Световида великого возжелала княжна насладиться пением птиц воздушных и благоуханием цветов сельных. С верными своими рабынями и подругами ее девства исходит она из чертогов родительских ко брегам реки Мутной.

Сего ожидал Радимир неукротимый. Подобно зверю хищному, нападающему на жертву робкую, устремился он ко Всемиле, объял ее руками сильными и востек на коня своего, держа бесчувственную в своих объятиях. Пыль поднялась до облак от копыт коней ратных.

Болезненный вопль рабынь Всемилы разнесся по волнам речным и дошел до слуха Волхова, сына Славенова.

Познал он вину сей печали и, подобно вихрю, устремился ко граду. Вострепетал Славен и весь град его об участи княжны прелестной. Мгновенно потекли они во след похитителей и в начале третей зари утренней настигли буйного.

Брань длилась до полудня. Тогда Радимир, отчаянный смятением своих сопутников, собирает последние усилия и возносит копие к челу Славенову, Мгновенно пораженный булавой Волхова – простерся по земле, – и бесчувствие надолго оковало его. Воины преклонили оружие – и нарекли себя рабами пленными».

Добромысл умолк, и сопиршествующие восплескали.

«Чего ожидаешь, Радимир?» – вопросил Славен, обрагя к нему слово свое.

«Смерти лютой», – отвечал сей со скрежетом и погрузил во прах главу свою.

«Не познал ты Славена, – вещал старец. – Смерть пленного навлечет на меня гнев богов и нарекание от потомства.

Ступай с миром в страну свою, – и если, по прошествии дванадесяти полных обращений месяца – услышим мы, что Радимир толико же велик в добродетелях мирных, колико грозен в бранях кровавых, – тогда прииди в мои палаты и требуй Всемилы. Она назначена быть наградой мудрого, а никогда свирепого».

Радимир потек в страну свою. Он оставил и воспретил другим хищничества. Обратил ум свой к познанию мудрости и сердце ко внушениям добродетели. Грады его отверзлись мирным мореплавателям – и украсились богатством, без пролития крови приобретенным.

Протекло время, Славеном назначенное. Радимир, окружаемый прежде буйными оруженосцами и грабителями неистовыми, – теперь в кругу старейшин, великих двора его по их отличной мудрости и доблестям, прибыл в град Славенов и преклонил колена пред обладателем.

Славен подал ему дружелюбно десницу свою, и – на третий день после пиршества великого Всемила, юная и прекрасная, украсила собою брачное ложе князя варяжского.

Вечер III

РОГДАЙ

Восшел Световид во славе своей над долинами Полянскими. Багряная риза его разостлалась по небу лазуревому, ночной туман пал на лоно земли – и рассеевался в образе мужа грозного, изнемогающего от поражения.

«Близка смерть витязя сильного, – вещал Рогдай, обратясь к Слотану, своему оруженосцу. – Вижу я густой туман, то предвещающий! Конечно, боги посылают мне знамение сие».

Он рек, и дума мрачная покрыла крилами своими взоры его. Буреподобный конь его шел медленными стопами – и грозно ударял копытами в землю твердую.

Слотан не дерзал нарушить молчания своего витязя.

Вдруг от леса со стороны десныя появляется и достигает их гонец земли Русской.

«Витязь! – возопил он, – если любезно тебе отечество и спокойствие князя Владимира, – теки поспешно со мною.

Жестокие печенеги окружили Белград и, пользуясь далеким отсутствием князя, грозят предать всех погибели, разрушить храмы богов и чертоги Князевы; сокрушить все, не щадя теремов Владимировых, где укрываются триста наперсниц князя веселого».

«Велика ли сила неприязненная?» – вскричал Рогдай – и простер десницу к Слотану. Сей вручил ему копие тяжелое и булаву железную.

«Триста воинов в повелениях грозного Буйслава – хищного подобно тигру ливийскому, неукротимому, подобно буре».

«Веди меня», – вещал Рогдай; обнажил меч свой; повесил по бедре булаву и устремился в путь.

«Витязь! – сказал Слотан в недоумении. – Или не внял ты словам гонца белоградского? Триста воинов ожидают нас».

«Мольбы народа, на помощь коему стремлюсь, испросят мне у небес силы достаточные! Приятно, сладостно вкусить смерть за отечество, – говорили воины Святославовы и поражали робких греков, как поражает орел гор Днепровских слабых горлиц».

Вскоре достигли они до стана печенежского. Рогдай вострубил в трубу ратную, – и враги возмутились. Жители града услышали звук сей и познали крепкую грудь российскую. Они устремились на стены градские – зреть прю великую.

Буйслав со своими оруженосцами вышел к нему во сретение, на коне, питомце пещер Кавказских. Поражающи были взоры его; в них открыта была душа негодующая на дерзость Рогдаеву.

«Чего ищешь ты? – возопил он гласом бурным. – Чего ищешь, витязь незнаемый, в стане нашем? Груба твоя звучит брань свирепую; но она возвещает твою погибель неизбежную! Удались же, древний витязь! С мужами испытанными первых дней Владимировых испытывал я крепость копия своего и оставался непостыженным. Седый витязь!

Ты зришь Буйслава и дружину его!»