Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги

Проблемы тут могут быть специфическими, и решать их приходится не по стандарту. Вот, например, возвратился ходивший в город по увольнению юнга. Расстроен, даже заплакан – «двое городских мальчишек отняли тельняшку». На это реагировать можно всяко. Совет командиров реагирует так. Собирает весь лагерь для срочной беседы. Беседа идет о тельняшке, о том, что значит она для морского братства, почему во время войны матросы ходили в атаку в тельняшках и почему фашисты смертельно боялись людей в полосатых рубашках. Тут же упрек пострадавшему: «Если б вернулся ты поцарапанным, с разбитым носом, а то ведь, наверное, отдал, как только сказали «снимай». (Фрэд: «Утором парень подходит и снова просится в город. Я отпускаю. Возвращается в тельнике. В подранном, правда. Но с какой радостью вечером на поверке мы объявили об этом. И надо было видеть счастье мальчишки. Тельняшку я вручил ему новую, а побывавшую в переплете перед строем отдал на память – береги, будешь знать: за себя надо уметь постоять».)

Другой пример. «Хотим пойти на шлюпке». – «Ветер. Вам трудно на веслах будет вернуться». – «Вернемся!» – «Выручать не будем». Настаивают: «Вернемся!» (Фрэд: «Возвращаться было действительно трудно. Я на катере вышел навстречу. Обрадовались: «Берите нас на буксир!» «Нет, – говорю, – покажите характер. На веслах – значит, на веслах». Проще, конечно, было бы на буксире – нам, командирам, меньше хлопот, им облегчение мгновенное. Однако два с половиной часа борьбы с сильным ветром были хорошей наукой: во-первых, вкусили, что значит поступать легкомысленно, а во-вторых, почувствовали – трудность можно преодолеть».)

Главный принцип воспитания в лагере: мелочно не опекать, не запаздывая, однако, ни с поощрением, ни со взысканием. Чтобы мальчишки почувствовали себя окрыленными, поощрения хватает порою и маленького – благодарность перед строем во время вечерней поверки, письмо родителям, фотоснимок в стенной газете или просто мимоходом сказанные слова: «Молодец, действовал верно». В числе наказаний – выговор на поверке или там же – шутливое замечание, от которого виноватый чувствует себя неуютно среди смеющихся. Сильное средство – дня на два лишение формы. (Фрэд: «Ощущения белой вороны никому не приятны».)

И соревнования… Из-за нередкого, к сожалению, формализма, из-за того, что слово «соревнование» употребляют нередко всуе, само понятие здорового соперничества обесценивается. А между тем соревнование лежит в естественной природе человека. И подросток, начиная утверждать себя на земле, участвует в нем охотно и радостно. Жизнь лагеря, где все на виду – аккуратность постели, результат в спорте, знания, труд, заслуги и погрешения, – дает умелым организаторам соревнования надежный педагогический инструмент. (Фрэд: «Важно лишь соблюсти полную объективность и справедливость в оценке. И награду, если она обещана, победитель должен получить непременно».)

Награды в «Варяге» великолепны. Экипаж-победитель (40 человек) под конец пребывания в лагере садится на самолет Як-40 и облетает Братск, Братское море, видит сверху плотину на Ангаре, видит свой лагерь в Зябском заливе, своих друзей, кидающих в это время кверху пилотки…

Двенадцать – пятнадцать человек, отличившихся лично, получают награду, еще более привлекательную: на заработанные деньги в конце лета они едут к лучшим друзьям «Варяга» – к морякам Тихоокеанского флота в город Владивосток.

* * *

Дружба эта началась сразу. В первый же год существования «Варяга» Фрэд поехал на флот, рассказал там о лагере и попросил о поддержке. Молодой еще адмирал слушал его внимательно и сказал: «Дело хорошее. Считайте, что Братское море соединяется теперь с Океаном». (Фрэд: «Спустя какое-то время мне домой позвонили со станции: «Пришел специальный поезд. Явитесь получить груз». Являюсь. У теплушек – морская охрана. По всем правилам воинского порядка передали имущество: катер, шлюпки, корабельные пушки, две учебные торпеды, морские приборы, флаги, много учебных пособий».)

А летом в лагерь приехали восемь молодых курсантов Высшего военно-морского училища для прохождения практики, какую они обычно проходят на кораблях. Училище послало лучших своих воспитанников. И теперь уже каждое лето двенадцать курсантов являются в Братск и становятся командирами-воспитателями. (Фрэд: «Мои мальчишки и эти молодые еще моряки, сами вчерашние мальчишки, друг к другу тянутся как магниты. К моменту закрытия лагеря дружба становится просто трогательной. Проводы командиров – стихийное выражение накопившихся чувств. Отъезжающих окружают плотным кольцом и почти на руках несут до автобуса. Потом все вместе едут в аэропорт. Стоят, пока самолет не взлетит и не скроется в небе. Провожали вот так же, помню, Володю Рыжих, так дело дошло до слез. Трое ребят стояли на вахте и не могли излиться в общем хоре прощания. Сменившись, они прибежали в последний момент. Украдкой сунули командиру записку. Развернул записку Володя, и вдруг вижу, у парня потекли слезы. На клочке случайной бумаги было написано: «Володя, мы тебя никогда не забудем. Не забывай и ты нас». Теперь Володя – морской офицер. Однажды посчастливилось встретиться. Конечно, вспомнили лагерь и тот отъезд. Смотрю, достает моряк офицерскую книжку, раскрывает, вижу, лежит в ней тот самый лоскут бумаги: «Мы тебя никогда не забудем».)

Связь «Варяга» с Высшим военно-морским училище двусторонняя. К Братскому морю едут курсанты на практику, во Владивосток уезжают учиться те, кому лагерь «Варяг» помог выбрать дорогу к морю. Каждый год десять – двенадцать «варяжцев» поступают в морские училища. Из них училище имени адмирала Макарова – особо для них почетное.

В честь всех, кто в морские училища поступил, в лагере, чуть в стороне от линии построения, двумя рядами сажают березы. Мне объяснили: «Это дерево в честь Володи Цибульского, это – в честь Игоря Тютрюмова, Вячеслава Зыкова, Сергея Арцыбашева, Виктора Сирыка…» Кончает военно-морское училище и сын Фрэда Александр Юсфин. Недавно прислал письмо: «Ходил в плавание штурманом. Получил благодарность. Спасибо, отец, за науку».

Из заработанных в «трудовые дни» денег учредили недавно в лагере стипендии для «варяжцев» в училище. Невеликие деньги эта стипендия – десять рублей всего, но можно представить, сколько тепла приносит курсанту эта забота корешей с Братского моря.

Ежегодная осенняя поездка во Владивосток отличившихся в лагере – особый праздник на линии «Океан – Братское море». Якорь приехавшие обычно бросают в военно-морском училище. Их ставят тут на довольствие, и наступают для мальчишек из Братска полторы недели очень счастливой жизни. Знакомство с училищем, братание «со своими», осмотр Владивостока – порта, кораблей, памятников и музеев. Флот принимает «варяжцев» тепло и сердечно. С ребятами беседует сам адмирал. Потом посещение больших кораблей, подлодки. С цветами они идут к монументу героям легендарного крейсера, чье имя носит и лагерь.

Особая встреча – на борту корабля, главного шефа «Варяга». Это новейший ракетный крейсер. Все, что можно на нем показать, гостям показывают. (Фрэд: «Весь корабль, от командирского мостика до машинного отделения, в нашем распоряжении. Мы чувствуем: наше присутствие, горящие глаза мальчишек, их любопытство – праздник на корабле. После взаимных отчетов в каюте у командира – рассказ обо всем интересном, что было за год на крейсере, и обо всем интересном, что было в нашем «Варяге», – обед в кают-компании. Воспоминания. Шутки. Морские истории… После поездок во Владивосток ребята уже навсегда «больны морем».)

Так «самодельное» Братское море соединяется с Океаном.

* * *

О самом Фрэде… Осенью ему исполнится пятьдесят, и, конечно, в «Варяге» он – Фридрих Павлович. Но только официально. Между собой юнги зовут его Фрэд. (Фрэд: «Фридрихом родители нарекли в честь Энгельса. Им было известно, что Маркс называл своего друга Фрэдом. От родителей и пошло».)

Закалку жизнью Фрэд Юсфин получил во время войны. И убеждение: «Надо растить мужчин» – это, помимо всего, еще и опыт собственной жизни.

После войны Фрэд добровольцем ушел во флот. На подлодке «Щ-310» служил с командиром Петелиным Александром Ивановичем – «суровым, знающим, справедливым». В честь командира уже на суше, в Братске, Фрэд назвал Александром сына, а когда в 1962 году подводная лодка «Ленинский комсомол» подо льдами достигла полюса, послал командиру ее телеграмму: «Служба под вашим командованием была и остается лучшей школой жизни». И получил от Петелина теплый ответ – командир помнил подводника Фридриха Юсфина.

В Братск Фрэд приехал тоже в числе добровольцев, начинавших новую жизнь в палатках. Он был тут диспетчером стройки. Хорошим диспетчером. Однако «частицей истории Братска» Фрэда сделал его талант заводилы, веселого, общительного человека, организатора кипевшей тут молодой жизни. Я это знаю не по рассказам, я помню Братск той счастливой поры, помню, например, вечера в до отказа набитом «Глобусе», клубе – детище Юсфина. (Фрэд: «Да, есть что вспомнить. В зале на двести мест каким-то образом умещалось шестьсот – семьсот человек».)

Из большой стройки Братск стал теперь немаленьким городом. Новые люди, новые интересы, новый ритм жизни. Многие из создателей Братска уехали – повышение по службе, семейные обстоятельства, иные взгляды на жизнь. Фрэд остался. И для меня он – хранитель всего доброго, чем создавался город на Ангаре.

Лагерь «Варяг» – ноша нелегкая. В два потока за лето «прививку» в нем проходят четыреста человек. И не «кадры для моря», а «кадры для жизни» – основная забота Фридриха Юсфина, человека с редким талантом воспитателя-вожака. Для него лагерь – не служба, для него лагерь – жизнь. И мальчишки хорошо это чувствуют. (Фрэд: «Удивительный возраст. Если во взрослом человеке они почувствовали друга – в огонь и в воду пойдут. При таком доверии мера ответственности очень большая».)

Самим мальчишкам мера ответственности их вожака часто совсем не видна. Между тем существует житейское море со своими фарватерами, маяками, сигнальными знаками, мелкой водой и подводными камнями. Прокладывать новый курс в этом море – всегда нелегкое дело. Вот для примера один эпизод.

На четвертом году существования «Варяга» команда из семи человек решила пройти на шлюпке по Ангаре до Иркутска. По Ангаре вверх на шлюпках никто никогда не ходил. Ходили лишь «бечевой» – на веревках лодки тянули идущие берегом лошади. К серьезному путешествию хорошо подготовились, все было испытано и проверено. А накануне отплытия Фрэда срочно вызывает Ответственное Лицо.

– Кто разрешил?

– Этот поход в плане нашей работы…

– А если что-нибудь с ними случится, кто отвечать будет?

– Я их готовил и, конечно, за все отвечаю. Между прочим, на шлюпке вместе со всеми – мой сын…

В заключение разговора Фрэду дали листок бумаги, и он написал: «…Всю ответственность как начальник лагеря беру на себя». (Фрэд: «Я сделал это спокойно, потому что был совершенно уверен в ребятах».)

И все же легко ли было после этого провожать шлюпку и ни намеком, ни словом не сказать о состоявшемся разговоре. «Действуйте, как учились. И все у вас будет в порядке», – это было словом-напутствием.

Все и было в порядке. За девятнадцать дней три пары гребцов с рулевым одолели встречное течение Ангары. Иркутск встречал победителей. Прямо с ходу они стали участниками шлюпочных соревнований и, несмотря на усталость, заняли в них призовое место. (Фрэд: «Но главным призом для всей семерки стала высокая точка отсчета в мужестве и выносливости. Шестеро из ребят стали или через год уже станут офицерами-моряками. И, я уверен, Родина может надеяться на этих людей».)

Случай с походом на шлюпке был серьезным экзаменом для «Варяга». Ответственное Лицо тоже получило хороший урок и теперь совсем иными глазами глядит на лагерь.

У лагеря много сейчас друзей. Начальник «Братскгэсстроя» Леонид Иванович Яценко считает «Варяг» опорной точкой в воспитании молодежи. С его одобрения Фрэд хлопочет сейчас о строительстве судна, чтобы не только коротким сибирским летом, а и весь год заниматься с мальчишками. (Фрэд: «Это будет интернат на воде. Мы уже мысленно окрестили его школою юнг».)

Размышляя об этой новой затее, я спросил Фрэда, сознает ли он, как велика ноша, которую добровольно кладет на плечи: построить судно, пусть даже на базе баржи, – это не шлюпку построить. Фрэд сказал: «Сознаю. Но это важно. И сделать это необходимо».

Спустя полгода я увидел Фрэда уже с тремя томами документов под мышкой. Оказалось: съездил в Ленинград, рассказал о «Варяге» на комсомольском собрании проектно-конструкторского бюро Министерства морского флота. И вот она – комсомольская солидарность! Во внеурочное время молодые конструкторы изготовили проект судна. Дело теперь за строительством. И мы надеемся: все, от кого зависит помощь сибирякам, с пониманием встретят ходатайство ребячьего вожака Фрэда Павловича Юсфина.

* * *

И заключение. В подмосковном лагере, упомянутом в самом начале этого очерка, устроили прошлым летом «вылазку в лес». Были палатки и был костер. Но палатки для отроков заранее ставили взрослые люди, они же рубили дрова для костра и готовили пищу. Согласимся, что это крайний случай «заботы о детях», заботы, которая ничего, кроме горького сожаления, не приносит. Но согласимся также: это ведь характерно для большинства лагерей, это вообще характерно сейчас в воспитании.

Прививку против болезней делают в раннем возрасте. И болезнь потом уже не страшна человеку. В раннем возрасте также надо приучать человека к преодолению всего, что неизбежно встретится в жизни. Особо касается это подростков, из которых должны вырастать мужчины, а не изнеженные растеньица. Делать это, разумеется, надо не только в лагере. Но лагерь – особо подходящее место для этого. Можно ли, отбросив заблуждение «не перегрузить бы ребят», а главным образом страх «как бы чего не случилось», вести дело так, как следует его вести? Как видим, можно. Кое-кто скажет: «Но там вот нашелся такой человек…» Верно, от вожака-человека в таком воспитании много зависит. Но люди, подобные Фридриху Юсфину, совсем не былинки в поле. Надо их находить, доверять им, поддерживать.

…А «Варяг» в девятый раз поднял на маленьком полуострове свой романтический флаг. Вчера я звонил туда расспросить: что нового? как дела? Вот что ответил Фрэд:

– Все в порядке. Шесть курсантов-дальневосточников: Федоров Игорь, Турищев Игорь, Салищев Александр, Семенов Александр, Никита Ильченко и Алексей Гладушевский – прибыли к нам и приступили к обязанностям…

В лагере в этом году свой духовой оркестр. Когда грянет марш, даже у меня, бывалого кашалота, мурашки по телу. А утром побудку делаем музыкальной строкой «Наверх вы, товарищи, все по местам…».

Пополнили библиотеку. В Братске у нас жила архивариус Инеева Ольга Илларионовна. Была она страстной путешественницей. Но могла путешествовать только по книгам. Когда умирала, сказала сестре: «Книги – в хорошие руки». И теперь эти книги у нас. Листали вчера – Стивенсон, Конрад, Станюкович, Новиков-Прибой, Тур Хейердал… – ощущение, что держишь в руках сокровища…

Юнга Чижиков Игорь пришел с заявлением отпустить его домой. Говорит, у него там хомяк и двадцать шесть канареек. Они, мол, скучают. Мы понимаем – парню первые дни трудновато. Говорю: возьми хомяка в лагерь. Попросил разрешения подумать. День будем думать – и он, и я…

Большая задача этого лета – в шлюпочных походах начать делать лоцию (описание берегов Братского моря). Будем делать. Как говорили древние, плавать по морю необходимо…

Такие дела на полуострове в Зябском заливе.

Фото автора. Братск – Москва. 16 июля 1978 г.

Проселки

Проселок по Далю – это «расстоянье и пути между селеньями в стороне от городов и больших дорог». Это глухая, не очень ухоженная дорога. Ее всегда поругивали. «Ехать проселком – дома не ночевать». И верно. Застрять на проселке – обычное дело. Колеса телеги после дождей увязают по ступицы, а на нынешних «Жигулях» на проселок лучше и не заглядывать. В ином месте лишь трактор одолевает колдобины, переезды через ручьи, подъемы, спуски.

С хозяйственной стороны поглядеть – погибель эти дороги. Всю быструю жизнь тормозят. Овощ, не увезенный вовремя с грядок, вянет, хлеб мокнет, яблоко-слива гниют. Иное дело шоссе: утром – в Москве, вечером – в Конотопе. Быстрота и всему экономия, времени в первую очередь. Радость большая, когда проселок превращается в асфальтированную дорогу. Жизнь, ставшая на резиновые колеса, требует и дорог подобающих.

Но для странствия, для хождения по земле с котомкой, теперь называемой рюкзаком, и для небыстрой езды на надежной машине что за чудо эти плохие дороги-проселки! По опыту знаю: по шоссе ехать – ничего не увидеть. Много ли замечает мчащийся по шоссе из Москвы в Симферополь?