Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

Новиков подумал – на самом деле, какого черта? Что он грузит друзей собственными комплексами? Лично ему ситуация по-прежнему кажется критически-опасной. И Скуратов, невзирая на мнение Воронцова и рекомендации Ростокина, внушает ничем конкретным не подкрепленную тревогу. Очень может быть – именно фактом своего одновременно внезапного и своевременного появления. С Замком он контактировал, довольно долго и без посредничества Антона… Так и что? Забыть все до утра. Тогда и скажет, что хочется. А сейчас…

– Давай, Саш, кидай до туза, кому сдавать…

Выпало как раз ему.

И больше уже никаких посторонних слов.

На этот раз Андрею карта шла, и в итоге он взял реванш за прошлый проигрыш. Сашка остался практически при своих, а Воронцов и Левашов подсели крепко.

Собрались расходиться в шестом часу утра. Как принято говорить «усталые, но довольные». На крыльце Шульгин, будто только что вспомнив, сказал о предложении Ростокина изготовить специальный прибор для воздействия на психику Шатт-Урха..

– Сделать можно, не вопрос, – ответил Левашов. – Только смысла не вижу. Антон Урха и так психологически сломал. Отвечать он будет. Остается грамотно вопросники составить. Я, например, пока плохо представляю, какие вопросы нужно задавать, чтобы получить полезные ответы.

– Ну и подумаем, каждый по своей теме. Спешить нам точно некуда.

– В том смысле, что если мы уже под прицелом, то суетиться поздно, – согласился Воронцов.

На этой оптимистической ноте и расстались.

…Шатт-Урх, как и рассчитывал Левашов, проявил полную готовность к сотрудничеству. Гораздо большую, чем в начале знакомства. Тогда он рассматривал себя как высшее по отношению к партнерам существо, независимо от понесенных его расой поражений в каждом из случившихся боестолкновений. По-своему он был прав, в пределах имевшейся у него на тот момент информации. Как были правы те, кто организовал попытку свержения Олега Константиновича в две тысячи пятом. Способность перемещаться между мирами, воздействовать на психику аборигенов, совокупно с громадным военно-техническим превосходством делали шансы на успех абсолютно стопроцентными.

Как тогда Шульгин и Берестин с Басмановым сумели ввести в игру не предусмотренные противником факторы, так и Антон вверг Шатт-Урха в тягостное недоумение, а затем и в панику. Дуггур понял, что его представления о другом человечестве не имеют ничего общего с реальностью. До него дошло, что люди (а он не имел оснований считать форзейля представителем иной расы и неземных цивилизаций) превосходят дуггуров не просто технически, а именно интеллектуально. И вширь, и вглубь. Количественно и качественно.

Количественно – потому, что несколько миллиардов индивидуально мыслящих особей всегда смогут придумать гораздо больше оригинальных идей и методик, чем несколько тысяч урарикуэра, как бы ни был гениален каждый из них.

Качественно – тут и объяснять ничего не нужно. За несколько минут прямого общения человек не только нашел самое уязвимое место в цивилизации дуггуров, но и выяснил механизм ее уничтожения, вернее – превращения в массу бессмысленных, ничем, кроме взаимного пищевого интереса, не связанных особей.

С таким противником вступить в открытую конфронтацию – прямое самоубийство.

О том, что Антон блефовал, догадаться Шатт-Урх не мог, все по той же особенности присущего ему способа мышления.

Кроме того, очутившись в каменном строении, где его заточили до следующего раунда переговоров, Шатт-Урх почувствовал себя узником камеры, которая в его мире использовалась в двояких целях. И для наказания провинившихся мыслящих, и для решения специфических научных проблем особо подготовленными личностями.

Проще говоря – аналог обычной сурдокамеры, широко использующейся на этой Земле последние несколько тысяч лет. Йоги, добровольно замуровывающиеся в глубоких пещерах, умели достигать там высших уровней просветления. Космонавты, готовившиеся к первым одиночным полетам, проверяли устойчивость своей психики. А простые, не склонные к самопознанию люди, лишенные свободы и сенсорных ощущений, довольно быстро повреждались в уме. Часто – необратимо.

Здесь, в форте, дуггур-урарикуэра оказался лишен главного – ментальной связи с соотечественниками и единомышленниками. И это оказалось страшным испытанием. Ни фильмы, ни книги, бумажные и электронные, ни прекрасные виды из окон на горы и море не компенсировали страшной, глухой пустоты мирового эфира.

Как это могло случиться, он не понимал. Совсем недавно, когда его доставили с берега на плывущее по морю судно, даже после взрыва плазменной бомбы он оставался в пределах своей ноосферы, и вдруг – как обрезало. О переходе в реальность, не имеющую «мостов и перемычек» с другими, доступными проникновению дуггуров, Шатт-Урх не подозревал.

Двенадцати здешних часов хватило, чтобы превратить по-своему отважного интеллектуала в тварь дражащую. Он был готов на все, чтобы вернуться в свой, наполненный мозговыми излучениями миллионов мыслящих, мир. Да пусть и немыслящих.

Человек, сидящий в одиночке, рад общению с воробьем, прилетающим к его окну, с крысой, по ночам вылезающей из свой норы под нарами, с тараканом, на крайний случай.

Об этом и пошла речь, когда Шатт-Урха пригласили для очередной беседы.

Его ждали Новиков, Шульгин, Левашов, Воронцов, а также Антон и Скуратов. Синклит вполне достаточный для обсуждения любых могущих возникнуть тем.

Тот эффект, на который пожаловался дуггур, свидетельствовал о том, что в настоящий момент никакой связи между этой реальностью и его миром нет. Как выяснилось чуть позже – и не было. Отчего так получилось – не совсем понятно. Так непонятного в природе куда больше, чем объяснимого.

Но сам по себе факт весьма обнадеживающий и заодно опровергающий основополагающую идею Арчибальда о том, что дуггуры непременно нагрянут в двадцать пятый год, чтобы окончательно разделаться с врагами.[4 - См. роман «Ловите конский топот».]

На самом ли деле он этого опасался или использовал угрозу как повод сначала заманить полюбившихся ему людей «в гости», а затем убедить или заставить отправиться в прошлый век? Новиков все больше укреплялся в мысли, что со стороны Арчибальда имела место довольно тщательно спланированная провокация. Но пока держал эту догадку при себе, рассчитывая чуть позже обсудить ее со Скуратовым, надеясь, что тот сумеет взглянуть на проблему под недоступным им углом.

Антон, которому единодушно поручили исполнять роль ведущего (слишком яркое впечатление он сумел произвести на парламентера), сообщил Шатт-Урху, что эфирная связь с его миром прервана специально, особым способом, чтобы предотвратить возможность повторной агрессии.

– Не дай бог, если на этот раз твои друзья точнее прицелятся…

Дуггур помнил, как говорящий с ним Антон совсем недавно продемонстрировал свою способность ставить ментальный блок вокруг собственного мозга. Он и сейчас не слышал его и тех, кто побывал на станции и оставил там отпечатки своих ментаграмм. Но в тот раз эфир извне оставался открытым. Оказывается, люди могут и такое. Возможно, они научились этому только что, исследуя захваченного в плен старшего пятерки итакуатиара.

– Они мне не друзья, – с интонацией, намекающей на пренебрежение к тем, кого имел в виду Антон, ответил Шатт-Урх. – Я уже говорил, тапурукуара не относятся к моей варне, мы с ними никогда не поддерживали прямых отношений. Все контакты между кастами и варнами происходят только через Рорайма.

– Не слишком гибко, но рационально, – отметил Шульгин. – А то мало ли о чем вояки с учеными через голову начальства сговориться могут.

– Мы не можем рисковать, – продолжал Антон. – Вдруг имел место не эксцесс исполнителей, а целенаправленная акция, санкционированная с самого верха вашей общественной пирамиды? Лучше подождем немного, разберемся. Пока исходим из того, что нам объявлена тотальная война. Или, допустим, у вас случился государственный переворот, собственная гражданская война или что-нибудь еще, вроде бунта «неразумных». По своим ведь просто так плазменные бомбы не швыряют.

В общем, мы постараемся помочь тебе, чем сможем, но для этого нам нужна полная информация. Мы в долгу не останемся. Убедимся, что для тебя и нас это безопасно, – переправим обратно. Куда скажешь…

Перед началом допроса согласились, что историю, биологию, сравнительную генетику и прочие интересные темы затрагивать пока не стоит. Раз обстановка фронтовая, так и спрашивать следует о вещах, к ней относящихся. Вопросы при этом следует задавать беспорядочно, перескакивая с темы на тему, чтобы подследственный не имел времени на подготовку вытекающих из общей логики ответов.

– Ты предупредил, что повторного удара по месту нашей стоянки можно ожидать примерно через три часа. Как ты определил этот срок?

– Очень просто. Я знаю стандартное время прохождения запроса от старейшин варн до Рорайма, принятия решений и сообщения ответа. Если бы кто-то из тапурукуара использовал бомбу по собственному усмотрению, нас бы давно не было в живых.

– Значит, рораймы все же санкционировали агрессию?

– Действие было совершено с их согласия, теперь я уверен. Сначала я не поверил в это, но потом долго думал…

– Как ты считаешь, почему?

– Не могу ответить. Не знаю, какие доводы приводились «за» и «против». Видимо, Совет решил, что данное решение – самое рациональное.

– Они не учитывали возможности возмездия с нашей стороны? – вмешался Шульгин.

Шатт-Урх задумался. Обычно он отвечал мгновенно, а сейчас пауза затянулась. Видимо, из-за блока он не мог извлекать из памяти собеседников готовые словесные конструкции, относящиеся к заданному вопросу, и ему сейчас пришлось формулировать ответ самостоятельно.

Когда он заговорил, стало видно, что он на самом деле испытывает затруднения, смысловые и стилистические.

– Мне кажется, такая возможность не рассматривалась. Я не зря говорил: «Если бы мне было позволено выступить на Рорайма…» В совете не так много мыслящих, хорошо знающих привычки и обычаи людей. Вернее, хорошо их не знает никто. Я – один из самых осведомленных. Подобных мне наберется дюжина, две – уже нет. Другие, мне кажется, рассуждали так: «Каждое действие встречает противодействие на сопоставимом уровне. При наших встречах с людьми они никогда не продолжали боевые действия после завершения… эпизода. Во время боя на станции люди убили несколько мыслящих и использовали взрывчатое вещество. Мы ответим тем же. На этом все закончится. До… следующего столкновения».

– А ты думаешь иначе?

– Да, теперь я думаю иначе. Особенно изучив историю. Когда я вызвался прилететь на встречу с вами, я понимал уже, что между нами все время происходят… недоразумения. Я решил, что, появившись сразу после… конфликта, откровенно поговорив с глазу на глаз, сумею убедить людей в отсутствии с нашей стороны намерения враждовать бесконечно. Как знак… доброй воли, я хотел предъявить вам наш отказ от… равноценного ответа. Я надеялся, что сумею организовать встречу ваших представителей с Рорайма…

Шульгин неожиданно засмеялся.

– Что это с тобой? – удивился Левашов.

– «Сказку о тройке» вспомнил. Насчет реморализации клопов и переключение их с паразитизма на равноправный симбиоз с человечеством. Так этот тоже – клоп-говорун! Он донесет до своих ценную мысль, что с людьми воевать не стоит. И кто же его послушает?