Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Это у них тоже была как бы игра для двоих. Взаимной любви на почве этого самого спасения не вышло, но взамен Герта завоевала права как бы младшей сестрёнки, которой многое позволяется, несмотря на её моментами очень откровенное ехидство. И у баронессы хватало ума никому, за исключением Вяземской, такой тип отношений не демонстрировать. Людка не ревнивая, точнее, настолько уверена в себе, что соперниц не боится. Мол, или он её выберет в жены, или так до смерти в холостяках проходит. Знает она, видишь ли! Эти слова Вяземской Герта, между прочим, Вадиму дословно пересказала, да ещё и со своими комментариями. В силу тех же отношений.

– Не беспокойтесь, господин полковник. Ни за Воловича, ни за остальных. Как примет, так и сдаст, по описи. Остальное тоже будет исполнено в точности. Через вахту как прикажете проходить?

– Обычным образом. Впрочем, я встречу. Будешь готова – одним импульсом просигналь Людмиле на блок. Без звука. А я с улицы световым сигналом отвечу. Тогда стойте у двери и ждите.

– Есть!

Сразу после Московского путча, имевшего целью не допустить воцарение Олега и подавленного только с помощью белых офицеров Югороссии, Фёст с Секондом, да и Тарханов, впечатлённый агрессией чеченских и бандеровских боевиков из параллели, согласились, что им крайне необходимы собственные подразделения, способные работать в другой России, Москве прежде всего. Что-то вроде «городских партизан», в стиле шестидесятых годов, группы Баадера – Майнгоф[12 - Баадер Андреас, Майнгоф Ульрика – организаторы левацкой «Фракции Красной Армии», террористической организации, ставившей целью «свержение капитализма в Западной Европе». Действовала в ФРГ и Западном Берлине в 1970–1972 гг. После ареста организаторов «РАФ – Роте армее фракцион» прекратила свою деятельность. Баадер и Майнгоф умерли в тюрьме при невыясненных обстоятельствах.] с их «Красной Армией». Там, кстати, процент женщин-террористок был весьма высок, как и во многих других радикальных движениях. А в Россиях, что одной, что другой, таких экстравагантных «любительниц странного» не счесть. От изысканных Засулич и Перовской до отвратительных Каплан и Землячки. А всякие атаманши Маруськи? И так далее.

Тогда и родилась идея укомплектовать хотя бы одно подразделение по «половому признаку». Ведь для подавляющего большинства населения женщины по-прежнему не выглядят источником опасности, кроме разве мусульманских шахидок. А раз так, то и на государственной службе, по другую сторону баррикады, «дамский спецназ» имеет целый букет технических и психологических преимуществ. Некоторое количество девушек и молодых женщин окажутся куда эффективнее мужских групп. На них если и будут смотреть, то с понятными мыслями и чувствами, почти любые их ошибки поведения, вызванные недостаточным знанием местной специфики, проскочат куда легче, чем у крепких парней «призывного возраста». А каковы они в бою – на собственном опыте знает почти каждый женатый мужик, имевший несчастье навлечь серьёзный гнев своей «благоверной».

Чекменёв, а за ним и Император согласились с этим предложением и первое же боевое использование валькирий, как девушек сразу же начали называть с лёгкой руки Фёста, доказало их высокую эффективность. Достаточно сказать, что им обязаны жизнью и сам Чекменёв, и Ибрагим Катранджи, лидер «Чёрного интернационала». После этого первый взвод был развёрнут в полноценную роту численностью сто двадцать человек, и Секонд с Тархановым подумывали о создании ещё трёх. Претенденток хватало, хотя требования к ним превышали таковые в самых элитных подразделениях любого спецназа мира.

За истекший год семёрка валькирий и ещё три отделения их подруг, всего сорок человек, прошли дополнительную, весьма солидную и крайне секретную подготовку для зафронтовой разведки, проще говоря – работы в параллельной реальности. Девушки наизусть запоминали все отличия в политическом устройстве, перемены в городской и подмосковной топографии и топонимике, номера практически всех автобусных, троллейбусных и трамвайных маршрутов. Практиковались в вождении машин по московским улицам, метро знали так, словно по нескольку лет проработали в тамошней службе безопасности движения. Знали, что почём в магазинах, как разговаривать с обычными гражданами, представителями органов власти и криминалитетом. Научились не ошибаться в границах приемлемого насилия при самозащите, умели прикинуться хоть девушками из консерватории, хоть «ночными бабочками», интуристовскими и даже «плечевыми».

Впрочем, по мере того, как события путча отодвигались в прошлое, подёргивались, так сказать, патиной прошлого, руководство к «девичьему межвременному спецназу» охладело, и все заботы и прелести командования этим «патрулем времени», как назвал спецвзвод Фёст, легли на его и на Валерия Уварова плечи. И дело не только в личной заинтересованности. Отважный граф, сам проявивший героизм при спасении Императора, а потом и руководивший одесской операцией, верил в своих «девочек» безоговорочно и не сомневался – придёт время, и они себя так покажут…

Зачёты по «спецподготовке» принимал сам Фёст, и ни одна курсантка не провалила главного испытания – прожить в Москве РФ неделю без денег и документов и вернуться на базу целой и невредимой. «Разборы полётов» потом, конечно, были, но в основном для корректировки допущенных ошибок «нефатального» характера и «обмена передовым опытом».

Особо эта работа активизировалась, когда пошёл в разработку «Мальтийский крест». Тут каждый из причастных сообразил, что кадров сначала нелегальной, а дальше видно будет, работы потребуется много. И соответствующие службы над этим работали.

Вот сейчас и пришло время. Фёст решил для прикрытия своих контактов с новыми союзниками (если они, конечно, пойдут на союз) использовать только два отделения, как бы «головной дозор». А остальная рота вместе со всей бригадой «печенегов» пойдут следом.

Фёст с Людмилой вернулись в зал. Майор безмятежно ужинал, довольный, что ещё пару тысяч рублей может сэкономить. Даже с учётом чаевых не сильно пошикуешь на зарплату охранника и офицерскую пенсию. После знакомства с Фёстом полегче стало, но всё равно. Вот он и заказывал от души, и выпивал не абы что, а «премиумную» водку.

Снова увидев «жильца с племянницей», вскинулся, но Фёст его успокоил:

– Не спеши, не спеши, Иваныч. Я так понимаю, неплохо бы темноты подождать, а то по свету я не очень люблю. Хрен знает, может мы тут с десяти точек обложены, и как поедем – нас двадцать машин поведут…

– Сомнительно, но, в общем, верно. По сумеркам лучше начинать. Тогда давай, присоединяйся. Я давно хочу с Людочкой выпить. Очень мне интересно, сколько ей, в натуре, лет и где служила…

– Девятнадцать, дядя Боря, девятнадцать, всё остальное макияж. И кроме средней школы ничего не заканчивала…

– Ну да, средней спецшколы для детей с задержками развития…

Вяземская вежливо улыбнулась. Не поняла юмора, наверное. Кое-какие моменты в русском языке сами по себе, без контекста, звучат непонятно, тем более иностранцам или русским, но с другим жизненным опытом.

– А выпить мы в любом случае можем, дядя не запрещает, я уже взрослая, даже замуж собралась, – и короткий выстрел взглядом в сторону «жениха» из-под взмаха ресниц: среагирует, или как?

– Не рановато ли? – приподнял бровь консьерж, и не совсем понятно было, что он имеет в виду, выпивку или замужество. – Но – дяде виднее…

Час пролетел незаметно в разговорах как бы нейтральных, в том смысле, что касались они общей обстановки в стране, а не конкретно предстоящей встречи.

Потом наконец Вяземская толкнула Ляхова ногой под столом. Он кивнул.

– Ладно, Людок, ты здесь ещё посиди. Чужие парни приставать начнут – вежливо отшивай, «без шума и пыли», как Папанов в кино говорил. А мы с Борисом Ивановичем отлучимся на короткое время, – сказал Фёст, вставая. Майор пошёл за ним к выходу из дворика.

– Что у тебя?

– Так, дельце одно, вспомнил вдруг, – ответил Вадим, закуривая и одновременно условными тремя вспышками зажигалки подтверждая Герте или кто там сейчас смотрит в окно, что всё идёт по плану и что он начинает действовать.

– У тебя на вахте один помощник сейчас? – спросил он майора.

– Один, а зачем больше?

– Да вроде и незачем. Ты вот что, дай ему сейчас денежку, – Фёст протянул стодолларовую бумажку, – пусть до обменника с хорошим курсом пробежится. Ну и прикупит чего-нибудь вам перекусить для пересменки. Ты ж его обедать-ужинать в кабак не отпускаешь?

– Точно, – консьерж всё больше напрягался, не в состоянии уловить ход мысли собеседника.

– Вот пусть не стесняется, возьмёт, что нравится. И не торопится особенно, минут тридцать у него есть. А сам давай, занимай его место, отключай видеорегистраторы и выходи ко мне снова. Минут на пять хотя бы…

– Зачем это вдруг?

– Квартиры я соседние собрался грабить, неясно, что ли? Удивляешь ты меня, командир. Ладно, скажу доступнее – в течение этих пяти минут в подъезд войдут или из него выйдут несколько человек. Мне сейчас не нужно, чтобы их видел даже ты, не говоря о тех, кому записи на проверку сдаёшь…

– Слушай, как-то не по делу всё это. Темнишь?

– Как раз сейчас истинную правду говорю. Мы ж на войне, и неизвестно, доживём до утра или… Чего тут неясного – я не хочу, чтобы именно сейчас кто-то видел моих гостей и смог их пересчитать, – почти по слогам ответил Фёст. – Теперь доходчиво? У тебя свои секреты, у меня свои. Вот, даст бог, разберёмся сегодня окончательно – на что я надеюсь, – тогда и взаимных тайн поменьше станет. А то ведь не ты один головой рискуешь, я – в гораздо большей степени…

– Пусть так. Но как же я регистратор выключу, сразу же на записи дырка по времени выйдет…

– Если у вас так всё сурово, сделаем по-другому. Иди с племянницей ещё по одной выпей, а я просто предохранители в коробке на лестнице перемкну. Ты прибежишь не раньше, чем через десять минут, как свет в окнах погаснет, и вызовешь аварийку электросетей. Приедут, починят, вызов в журнал запишут, и ты тоже, в свой. Вот тебе и алиби. Годится? А если жильцы нервные раньше начнут тебе на вахту звонить, я отвечу.

– Ну, если так надо… – с сомнением протянул майор. А куда деваться. Что там за разговор будет, в том месте, куда он беспокойного жильца везти собрался, время покажет, а деньги-то он уже взял. Хотя бы в этих пределах нужно пожелания клиента, а то и будущего начальника, исполнять. Тем более продумано всё отчётливо. Другое дело, что страшно хотелось ему посмотреть, что ж там за гости такие? Раньше, за весь прошлый год и почти весь этот, сколько раз Вадим Петрович людей к себе водил, и обычных девок, без всякой маскировки под школьниц-племянниц, и мужиков серьёзных. Сейчас что-то изменилось? Стоит подумать. Да, к чёрту, о чём тут думать? Что нужно – скажут, чего не положено – всё равно не узнаешь, а неприятностей огрести можно…

– Так я пошёл?

– Само собой. Парня отошли и – к «Дяде Гиляю». Через три минуты после твоего ухода я вырубаю свет, значит, через двенадцать будь на месте. Как раз то время, чтобы опытный привратник убедился, что самому не справиться, и вызвал аварийку. И всех делов…

Фёст сделал, что планировал, и бегом взлетел на свой этаж, подсвечивая под ноги фонариком из блок-универсала. Сумерки были уже очень густыми, да и сколько там остаточного света проходило через темноватые даже в солнечный день витражи? Герта ждала на пороге.

– Быстренько выводи людей, пять минут у вас, рассредоточьтесь вдоль переулка и ждите. А мне ещё инструктаж провести…

Впрочем, с этим можно и не торопиться, в положенное время майор заступит на пост и станет ждать электриков, потом разбираться с ними. В лучшем случае в полчаса едва уложатся.

Первым из двери вышел Секонд, за ним, цепочкой, тринадцать девиц из взвода Вельяминовой. Плохо, самой командирши нет, ну ничего – полковник Ляхов её как-нибудь заменит, авторитета у него хватит, чтобы этих опасно-безобидных на вид пантер в руках держать. Фёст бы с ними точно справился, он для барышень авторитет непререкаемый, только сегодня ему некогда. Секонд – старший воинский начальник, а Герта – за взводную.

Кстати сказать, если б её вместо Анастасии на этот пост назначить – барышни бы взвыли. Та ещё штучка. Не зря в министерши госбезопасности всей РФ метит. На равных с самим Чекменёвым желает стать. А что, у неё получится. Екатерина Вторая тоже совсем сопливой девчонкой из своих Ангальт-Цербстов в Россию приехала, в пятнадцать лет, в цесаревны наниматься, а потом быстренько в обстановке разобралась и всех «буквой Зю» поставила. Генералов, царедворцев, князей-Рюриковичей, русаков исконных, а муженька вообще того… В пресс-релизе написали – «Государь Пётр Фёдорович июля шестого дня сего тысяча семьсот шестьдесят второго года скончался в Ропше от геморроидальной колики, усугубленной употреблением алкоголя…». Просто и мило. Могли бы завтра и про Президента нашего что-то в этом роде написать.

Герта вышла последней, одетая подходяще почти на любой случай. Джинсы, такая же курточка, обтягивающая тёмная водолазка. И не заметишь, что под ней бронекорсет. На ногах лёгкие кеды, рюкзачок за плечами, волосы в «конский хвост» собраны. Сейчас две трети её ровесниц из самых разных социальных групп так ходят, если не в ночной клуб, конечно. С ней – поручик Яланская, действительно видная, словно с парадных портретов начала XIX века, девушка лет двадцати пяти. Эта, предупреждённая, что работа ей предстоит «гарнизонная», да ещё и по «присмотру» за гражданскими мужчинами, оделась, что называется, «на грани» – вроде всё пристойно, но всё слегка «чуть-чуть». Юбка совсем немного, но покороче общепринятой длины, ткань типа «мокрый шёлк» облегает рельеф крайне выразительно, вырез на груди совсем немного поглубже. Золотистые чулки со швом тоже кое-что подчёркивают. В Москве Фёста она бы особого внимания не привлекла, здесь и не такое видали, свобода нравов, что вы хотите, а у себя барышня смотрелась этакой суфражисткой, что в XIX веке в обществе в брюках появлялись. В её России правила приличия были примерно как для голливудских фильмов конца сороковых годов: платье ветер не имеет права поднять выше, чем на ладонь от колен, если случайно мелькнёт застёжка чулка – уже почти фурор, никаких купальников-бикини, только глухие, поцелуй в кадре максимум две секунды. Зато в таком наряде никто не подумает, что девушка почти три года откомандовала взводом «очень специального назначения» и ждёт назначения на роту или, в крайнем случае, очень удачного замужества.

Вообще, подумал Фёст, девушки «местных» взводов и отделений, хотя и отличались от валькирий (если тех и других рядом поставить), были тоже весьма своеобразны. Сильно сексапильных красавиц, как бы случайно затесавшихся в их ряды, вроде, допустим, Глазуновой или Темниковой, среди них было немного, но зато все в пределах среднестатистической симпатичности и миловидности. Если б не служба, в девках бы не засиделись. Но всё же, даже компанией появляясь на улицах, особенно в штатском, приступов оторопи у прохожих мужиков и парней не вызывали. Фёсту они напоминали девчат, которые в его молодые годы серьёзно занимались спортом, ходили в турпоходы, гоняли на мотоциклах. Типаж «свой парень», одним словом.

Вадим быстренько изложил поручице индивидуальный боевой приказ: тщательно оберегать «квартирантов». На улицу не выпускать, на эту половину квартиры доступ воспретить, кормить и поить неограниченно, скандалов и членовредительства между представителями разных политических взглядов не допускать. На все вопросы, кроме личных и общеобразовательного характера, отвечать: «Не могу знать, вот скоро господин полковник вернётся, он всё скажет». В случае необходимости разрешается обращаться напрямую, не по команде, лично к полковнику Неверову. Прямой телефон такой-то.

Яланская подтвердила, что приказ поняла, улыбнулась на прощание, одновременно «сделав глазки». Девушки-«печенежки» отчего-то все при встречах улыбались Фёсту, умело отличая его от Секонда. С разной степенью радости и даже обожания в глазах улыбались, но – все. Наверное, рассказы валькирий о совместной битве на генеральской даче их очень впечатлили, или так выражали своё одобрение тому, что выбрал в невесты одну из них, а не совсем постороннюю даму, как их, настоящий Ляхов.

Дверь закрылась, снова отсекая от Вадима мир спокойной, почти нормальной жизни. Стало темно, только фонарик в руке освещал площадку и полмарша лестницы впереди.