Исполнение мольбы

– Теперь я понимаю, почему этот ребенок никогда не плачет по ночам! – кричит он, багровея лицом, – Ты делаешь его наркоманом?! Давай разведемся. Я даже готов забрать мальчика, найду ему кормилицу. Ты же все равно спишь со всеми подряд, зачем мы тебе оба, скажи Бога ради! – взмолился он.

Чувствовалось, что он забыл о том, что нужно держать удар и сохранять лицо. Ему по настоящему страшно за этот комочек плоти – Фредди, за эту кроху, который беззащитен перед самым родным врагом – матерью!

А Жиз, между тем, выглядела даже довольной. Словно то, что раньше она делала тайно, став явным, помогло ей почувствовать свою силу.

– Ты мне нужен в постели, – с ядовитой ухмылкой тягучим голосом сообщила Жиз, – А мальчишка был необходим, чтобы приковать тебя к себе намертво, создать уязвимое место в твоей броне. Пусть живет карапуз, пока ты мне не надоешь. А станет наркоманом или дебилом – еще лучше. Когда-нибудь, по глупости, выйдет в окно с двенадцатого этажа вместо двери. Или умрет как-то еще – ну, ты же знаешь, какие бывают способы избавиться от балласта? Бросить в море с яхты, уронить в колодец. Утонуть в ванне. Ты ведь пару раз в детективах снимался.

Клод в ужасе шарахается от нее. Он идет в бар и пьет, соображая, что же делать. Лицо его искажено настоящим страданием и безысходностью.

Ангелы опять перешли к другому экрану, где события развиваются в реальном времени.

…И залегшая над складками между бровями морщинка этаким выпуклым коромыслом, говорит о том, что кроме отчаяния ничего ему не светит. Похоже, что все клубы дыма, которые испускают посетители бара из своих сигарет, скапливаются над ним одним, показывая, что мозг перегревается от безысходности и вот-вот что-то изменится в нем настолько, что он перестанет останавливать себя на краю той черты, за которой точка невозврата – будь то сумасшествие или убийство…

– Пора уйти от жены. Взять только банковскую карточку и паспорт, схватить малыша в охапку и уехать. В полицию заявить на эту развратную дуру, пусть ее упрячут за решетку.

– Но что если она пойдет ва-банк и ничего не побоится, просто желая настоять на своем, как она всегда и поступает?

Клод возвращается домой из бара пешком сквозь почти штормовой ливень. Ему не хотелось ехать на машине, чтобы попасть домой, когда ненавистная стерва уснет.

Струи хлещут в лицо, размывая предметы до акварели. Размытые фонари только резче подчеркивают почти горизонтальное направление струй выплесков из туч. Входит он в дом, мокрым до нитки. Стягивает туфли, но и голые ступни чавкают по полу – настолько намокли брюки.

Но нет времени переодеваться. Его гонит страх, который возник еще в баре. Надо проверить, в безопасности ли малыш.

Клод с тревогой заглядывает в комнату сынишки. Его там нет. Мужчина обыскивает весь дом. Ребенок будто исчез. Его не видно и не слышно.

Жиз спит в пьяном угаре, распространяя в комнате похрюкивание и вонь. Клод яростно тряс ее за плечи, бил по щекам, но она только вяло отмахивалась, не отвечая на его вопросы по поводу Фреда.

Но Клод не унимался, и, наконец, она досадливо в полусне показала рукой на дверь балкона. Та была плотно прикрыта и завешана синей шторой, что для спальни пьяной Жиз не очень характерно. Видно, шум дождя ей мешал. Или…или мешал другой шум – плач ребенка, например?!

Похолодев спиной от тревожного предчувствия, Клод выскочил на открытую террасу пентхауса. Так и есть! В открытой коляске, по горло в воде, лежит малыш и уже хрипит, поскольку уже не может даже плакать. На него как из ведра хлещет ливень.

Буквально выхватив малыша из коляски, как был, без ботинок, в мокрой одежде, забыв о том, что есть телефон, что можно вывести из гаража машину, Клод помчался по колено в воде вниз по горбатой улице, немного нависнув, скрючившись, насколько возможно, над ребенком, чтобы дождь не так сильно по нему хлестал.

Малыш был горячим, как огонь. Это чувствовалось даже через мокрые одежды. Волосики на лбу образовали странный узор: словно мишень, только наполовину стерлась. Одна мысль об этом придала прыти отцу.

Вдруг это стало самым важным – успеть спасти этого мальчишку, на которого ни один из родителей много времени не тратил.

Клод ведь осознал, что и он сам тоже виноват в том аду, в котором родился малыш.

Жар этого маленького колотящегося в хрипах тельца не мог остудить ни ливень, не ветер. Но могла погасить смерть.

Клод ворвался в приемный покой большой стеклянной снаружи больницы и буквально прижал собой к стене проходившего врача, бормоча угрожающе «помогите».

– Но у нас больница для взрослых, мы не можем принять ребенка.

Врач – пожилой и жалостливый, имел алый след от подушки на щеке. И желание его начать лечить того, кого ему не полагается, было минимальным.

Но он вроде бы все же склонялся к тому, что нужно сделать исключение. Уж больно сильно хрипел мальчик на руках у промокшего отца.

– Он умрет, если сейчас ему не ввести антибиотик, доктор. Умоляю, умоляю или угрожаю – на ваш выбор. Но сделать это вам придется все равно.

Ангел доктора Радзински надавал своему подопечному крыльями по физиономии, заставляя окончательно проснуться и начать действовать.

Доктор все еще медленно набирал лекарство в шприц, потом высморкался, пробурчал что-то.

– Что?! – заорала в ответ отец, у которого даже руки тряслись от страха за сынишку.

– Я спросил, что с ним случилось, с малышом.

Клод попытался сформулировать мысль как можно короче: – Ребенок лежал в холодной воде в коляске на балконе, а его мать пьяная валялась в постели, закрывшись от его воплей дверью на террасу.

Кажется, слова оказались верными. Клод перестал быть для этого на все насмотревшегося врача папашей – паникером, он стал его соратником по борьбе с женами, страдальцем.

Поэтому укол был сделан быстро. Медсестра привезла каталку, потом увезла мальчика вглубь помещения. Врач крикнул ей вслед: – В реанимацию. И присмотрите за ним. Не надейтесь на помощь матери. Похоже, ее у него нет.

Клод встрепенулся: – Еще есть. Но если сын умрет и ей не жить, хоть она и чемпионка по стрельбе. Клод шел вровень с каталкой до двери, намереваясь оставаться возле сына. Малыш дышал с присвистом, будто что-то внутри у него порвалось или ему, как резиновому пупсу, вставили внутрь «пищалку».

От аналогии с неживым пупсом Клоду стало еще хуже. Он принялся обмозговывать: надо ли позвонить в полицию или в какую-нибудь социальную службу, чтобы они сейчас же приехали и застали Жизель в том виде, что и он. Тогда можно взять у них подтверждающий ее недостойное поведение документ, присовокупить у нему выписку из истории болезни сына, отсюда, из больницы. Тогда Жизель точно лишат материнских прав.

Но то, что никто ее не лишит умения стрелять – это точно. А, значит, жизни Фредди и Клода всегда будут под угрозой из-за несомненной мстительности Жиз.

К;аталку довезли до реанимационного отделения. Клод хотел войти и туда. Но врачи оттолкнули встревоженного отца от двери:

– Вы не должны путаться под ногами, и мешать нам действовать быстро. Уйдите сейчас и вернитесь утром. Оставьте ваш номер телефона на рецепшн, если ситуация станет критической, мы вам позвоним. Клод не стал тратить время врачей на борьбу с ним, когда от скорости их действий зависит жизнь его сынишки.

Так что Клод заставил себя выйти на улицу, где все еще лил дождь, но уже начинало светать. Он решил вернуться в дом, забрать свою машину из гаража. Он в панике не догадался ее использовать для доставки малыша в больницу. Он хотел быть в шаговой доступности от клиники. И самое разумное сейчас – это, сидя в «Бентли» у больницы ждать новостей. А, дождавшись вестей о состоянии мальчика, можно будет поехать в какое-нибудь агентство и снять квартиру.

Маленький Фредди лежал под капельницей, пристегнутый ремнями к постели. Ему второй раз за час вводили антибиотики. Его Ангел в это время помчался за советом к коллегам. Он верно рассудил, что в этом конкретном случае речь о состоянии здоровья малыша должна идти на Высшем совете.

Ангел Фреда сам был еще мальчишкой. Его двенадцатилетний прототип – миловидный подросток – ехал перед своей смертью по велосипедной дорожке, когда на нее вильнул автомобиль с пьяным водителем за рулем. Мальчика сбросило с велосипеда, и череп его раскололся. Убиенный тинейджер тут же попал в рай. И Фредди – его первый Хранимый.

Уроки старших коллег Ангел без стажа учил, но не все еще усвоил досконально. Поэтому Ангел Фреда и кинулся вслед за сопровождающим Клода его Хранителем. Ангелочек робел, но понимал, что сейчас – час, когда решается участь его малыша.

Ангел Клода жестом подбодрил младшего собрата. И тот решился на смелый шаг.

– Дело в том, что по сценарию Фредди должен сейчас умереть, ведь у него все равно с такой матерью без отца не было шансов выжить. А отца он должен был лишиться, ведь тот пристрелил бы Жиз. Но ведь теперь участь Клода переменилась, может, и его сынишке дадут шанс?

– Так спроси об этом не у меня. Это вопрос к Господу. Сообщи хотя бы Архангелу Рафаилу срочно по интуифону. Он на небе ответственный за излечение от болезней.

– Но я же не могу улететь в такой момент от моего подзащитного.

Ангел Клода, поворчав что-то неразборчивое про молодежь, раздвинул сам пальцы указательный и средний на руке начинающего Хранителя и поднес пленку, натянувшуюся между ними к лицу Ангела Фредди.

– Говори скорее, только представься, и сразу запроси милостивого совета Архангела. Мальчик-Ангел, зажмурившись, вызвал на связь самого Рафаила, быстро изложил суть проблемы.

Рафаил озадачился не меньше. Исполнение Воли Абсолюта важнее всех других многочисленных просьб к нему от представителей человечества. Поэтому он сам мгновенно прилетел в больницу, на ходу обсуждая суть дела с Абсолютом.

При подлете к клинике и приземлением прямо в реанимации, Архангел сразу стал внушать врачу желание вставить в плевру мальчика трубку для отсоса жидкости. Потому что врач, введя антибиотики, решил пока больше ничего не делать. В том числе и рентген. Архангел же увидел проблему сразу.