Кровь Заката

– На сестру? – Жалкая попытка выкрутиться. – Я не понимаю…

– Я не принадлежу к ордену, – губы женщины тронула нехорошая улыбка, – напротив, у меня к капустницам свой счет. Так уж вышло, что ваша сестра оказалась свидетельницей моей, скажем так, беседы с Папессой[40 - В прямом смысле Папесса (в других вариантах Повелительница демонов, Повелительница Кошек, Великая Жрица) – одна из самых сильных фигур при игре в Эрмет.]. После этого оставлять Эстелу в обители было бы бесчестно, на нее могли взвалить мою вину.

– Вину?

– Ее Иносенсия лишилась рассудка, перед этим пустив в ход магию. – Сероглазая пожала плечами. – Я ей вернула то, что предназначалось Эстеле и мне. Правда, гадюка не предполагала, что я это я.

– Где Эста? – Рауль уже ничего не понимал и, пожалуй, не хотел понимать.

– Через дорогу, вон в той гостинице с малиновой вывеской. Ей отчего-то пришло в голову, что я должна вытащить еще и Тагэре.

– И…

– Я думаю, как это сделать. Лучше всего, если вы мне расскажете об этом обряде все, что знаете и предполагаете. Мне кажется, синяков можно ударить их собственным оружием, но для этого я должна знать все.

2850 год от В.И.

10-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

В комнате бланкиссимы Козимы было душно и жарко. Тощая и изжелта-бледная, словно снедаемая изнутри каким-то недугом, Козима даже летом куталась в шаль и зажигала камин, осенью же и зимой ее покои и вовсе превращались в подобие преисподней. Не хватало только сковородок да жарящихся на них грешников, впрочем, под тяжелым взглядом наставницы воспитанницы чувствовали себя не многим уютнее, чем души в преисподней.

Соланж Ноар преклонила колени перед комнатным алтарем, облобызала перстень циалианки и замерла, опустив глаза. Козима кашлянула, поплотнее закуталась в белую шаль и обратила свой пугающий взгляд на девочку.

– Мы слушаем тебя, Соланж. Сегодня ты должна рассказать нам о Войне Оленя.

Сола судорожно сглотнула и молитвенно сложила руки.

– Война Оленя началась в 2228 году. В те времена светоч Церкви Единой и Единственной освещал Арцийский материк до Последних гор, но в Таяне и Эланде уже прорастала ересь. – Сола запнулась, испуганно вздрогнула и торопливо продолжала: – Однако Творец не желал гибели Благодатных земель. Своим орудием он избрал непорочную деву той же крови, что и равноапостольная святая Циала. Это была дочь тарскийского герцога Мишеля…

– Надо говорить «благочестивого тарскийского герцога».

– …благочестивого тарскийского герцога, – послушно повторила Соланж.

– Как было ее имя?

– Ее имя было Мария-Эрика.

– Так, дальше.

– Благочестивый герцог Мишель выдал свою дочь за престарелого таянского короля Марка, который не мог сделать ее своей женой. И тогда свершилось чудо. Юная Мария понесла по воле Божией и разродилась младенцем мужского пола, который должен был стать спасением Благодатных земель. Но у короля Марка была дочь Илана…

– Упоминая ее, – перебила наставница, – следует всякий раз осенять себя Знаком и добавлять: «Да будет ее имя проклято во веки веков».

– Да будет ее имя проклято во веки веков.

– Арде[41 - «Арде!» – «Да будет так!», заключительное слово некоторых молитв.], – веско произнесла Козима.

– Принцесса, желая после смерти отца единолично владеть Таяной, вознамерилась погубить мачеху и брата и обратилась за помощью к богомерзким тварям, именуемым гоблинами и обитавшим в Последних горах. Твари эти испокон века поклонялись Антиподу и почитали Проклятого и были весьма искушены в черном колдовстве. Среди них находили приют и маги людского племени, предавшиеся Запретному. С одним из них, именуемым Романом Черным, и сошлась Илана, да будет проклято ее имя во веки веков.

– Арде!

– С его помощью дочь короля Марка убила брата, призванного стать спасением Благодатных земель, но Мария-Эрика была спасена святой Циалой. Босая и одинокая, она прошла зимой через леса, горы и болота, и дикие звери не трогали ее, а лютые морозы не причиняли ей вреда. Ведомая святой Циалой, она вышла к святому городу Кантиске, где и нашла приют. Илана, да будет проклято ее имя во веки веков, сказала своему отцу и благочестивому герцогу Мишелю, что не ведает, где их супруга и дочь. И те поверили.

Мишель отправился на поиски дочери. По дороге ему явилась святая равноапостольная Циала и поведала, что Мария в Кантиске и что грядет поход Тьмы против Света, а он, Мишель Тарский, избран, дабы встать на пути вражеских ратей. Благочестивый герцог Мишель Тарский отправился в Мунт, предстал пред мудрым императором Базилеком и сказал то, что открыла ему святая равноапостольная Циала. И выслушал его император и повелел собирать воинство. Но племянник императора Луи не захотел принять сторону Света и предался Тьме, потребовав у богомерзких за помощь арцийскую корону. И те ему обещали. И соединилось войско Луи Арцийского с нечестивым воинством, приведенным с Последних гор магом Романом. И оскверняли они храмы и иглеции, и приносили жертвы человеческие Антиподу, и желали они освободить Проклятого и править его именем. Многое множество народа погубили они, и среди всех прочих благочестивого кардинала Таянского Тиберия, который перед смертью постиг, что Илана, да будет проклято ее имя во веки веков, и есть та, кого именуют Темной Звездой, погибелью Тарры.

И все, что было в Благодатных землях темного и порочного, принимало сторону Луи Арцийского и чернокнижника Романа, а все, что было доброго и светлого, вставало под знамена благочестивого герцога Мишеля. И пришел срок. И сошлись два воинства под стенами святого города Кантиски…

Соланж перевела дух и робко взглянула на наставницу.

– Продолжай, дитя мое.

– Герц… Благочестивый герцог Мишель сражался как лев, но был убит. Непорочная дева Мария-Эрика видела со стен святого города гибель отца. В отчаянье она воззвала к святой Циале, и ее мольба была услышана. Святая послала на поле боя Белого Оленя, который поразил чернокнижника Романа и остановил полчища мерзких тварей, именуемых гоблинами, которые в ужасе бежали. Но Илана, да будет ее имя проклято во веки веков, избежала кары, воззвав к Антиподу, и тот укрыл ее до поры до времени. Если Тарра вновь погрязнет во грехе и Свет ослабеет, именуемая Темной Звездой вернется, дабы сеять смуту в душах и готовить возвращение Проклятого. Это об Илане, да будет ее имя проклято во веки веков и да защитит нас святая Циала.

– Арде! Чем же закончилась битва?

– После бегства чудовищ открылись ворота Кантиски, и оттуда выехало Святое воинство, обрушившееся, как меч карающий, на головы таянских еретиков, ведомых предавшимся Тьме арцийским принцем Луи. Меч ударял о меч, – монотонно шептала Сола, – ломались копья и сокрушались щиты. Но у Луи было много богопротивного зелья, именуемого порохом, и исход битвы не был ясен. Но тут подошли войска эландского герцога Рене, который, увидев великую сечу, заколебался.

Эландский герцог Рене был смел и честолюбив, но душа его была далека от Света, хотя в те поры еще не погрязла во Тьме. Душой эландский властелин тянулся к власти, а телом к разврату, но, подобно двум крыльям, удерживающим птицу над бездной, удерживали Рене Эландского от грехопадения благочестивая жена его Ольвия и кардинал Максимилиан…

– Обычно, – вмешалась Козима, – первым называют духовную особу, но в данном случае надлежит говорить так, как ты и сказала. Ибо благочестивая Ольвия впоследствии стала Предстоятельницей ордена равноапостольной Циалы. Итак, что же сделал Аррой Эландский?

– Он, – выдохнула трясущаяся Соланж, – он… Он колебался, и, видя это, кардинал Максимилиан посулил ему корону Арции, если он сразит впавшего во Тьму принца Луи. Так извлечен был мед из львиного чрева, и властолюбие герцога Рене подвигнуло его к подвигу… К подвигу подвигнуло… И он свершил во имя короны, что не желал свершить во славу Творца нашего. Рене Эландский бросил свои полки на полки безбожного Луи, и вновь закипела битва, и вновь Свет не мог одолеть Тьму, а Тьма Свет.

И тогда во всех храмах и иглециях святого города Кантиски воззвали к Творцу, и Творец услышал и послал свое воинство на помощь воинству церковному. И узрели люди сверкающую рать на дивных конях, и за плечами всадников вздымались белые, как снег, крылья. И при виде их в ужасе бежали полки безбожного принца Луи, а сам он погиб в битве, и даже тело его не удалось найти. Так была одержана великая победа у Святого холма, на котором позднее был воздвигнут храм.

– А что было дальше? – Немигающие глаза продолжали буравить девочку.

– Дальше корона Благодатных земель была вручена эландскому герцогу, как и обещал ему Максимилиан. Но герцог захотел большего. Он увидел Марию-Эрику и, пленившись ее красотой, воззж… вожж… возжелал ее. Дочь благочестивого герцога Мишеля с негодованием отвергла домогательства старого императора, который уже был женат на достойнейшей из женщин. И тогда Рене Аррой предался Тьме. Он воззвал к Проклятому, и тот ответил ему из бездны. При помощи Тьмы, которой Аррой предавал свою душу и свою кровь во веки веков, император совратил Марию-Эрику и вместе с ней бежал за Запретную Черту. С тех пор никто никогда о них не слышал. Однако благочестивой Зенобии, наперснице супруги герцога Рене благочестивой Ольвии, перед смертью было видение, что святая равноапостольная Циала послала бурю, утопившую корабль нечестивцев. Сама же Ольвия, дабы искупить грехи, совершенные тем, кто был избран ей в мужья, вступила в орден, и не было в те времена женщины достойнее, добродетельнее и мудрее ее. Ее молитвы умилостивили святую Циалу, и она послала Благодатным землям золотой век, а с сына Ольвии и Рене Сгинувшего не было спрошено за грехи отца, и он царствовал долго и мирно. – Сола замерла, с опаской глядя на наставницу.

Темные губы тронуло нечто напоминающую улыбку, и Козима еле заметно кивнула.

– Иди, дочь моя. Сегодня ты отвечала удовлетворительно. На завтра подготовь житие святого Анхеля.

2850 год от В.И.

Вечер 10-го дня месяца Волка.

Арция. Мунт

Королевский желудок отчего-то совершенно не переносил слив. Сладкие темно-синие ягоды, которые Пьер обожал, через несколько ор доводили его до самого жалкого состояния. Его Величество, разумеется, знал, что ему следует избегать слив, да и много чего другого, но сила воли отнюдь не числилась среди достоинств девятнадцатилетнего короля Арции, к тому же ему всякий раз казалось, что в этот раз обойдется. Сначала воспитатели, а потом придворные поняли, что самый верный способ сберечь королевский желудок и простыни – это не допускать во дворец опасные лакомства. И тем не менее Пьер каким-то непостижимым способом умудрялся их находить, или, вернее, они находили его.

Вот и сегодня после скучного вечера, когда король под бдительным присмотром дяди Жана нарисовал свое имя под кучей бумаг, он обнаружил целое блюдо вожделенных слив, забытое на окне в комнате, где стояли клетки с королевскими хомяками. Пьер Шестой с детства любил этих маленьких неопасных существ, которые забавляли его, бегая в специальных колесах и желобках и лазая по решеткам.

В первый раз малолетний король увидел хомяка на портрете, изображающем какую-то древнюю королеву, и пролепетал «дай». Заботливый дядюшка тут же отрядил за зверьками доверенного нобиля, который, несмотря на зиму, сумел разыскать на покрытом снегом поле норку и вытащить из нее меховой комочек. Оказавшись в тепле, хомячок быстро пришел в себя и стал любимцем пятилетнего Пьера. С тех пор привязанности короля не изменились. Он боялся собак и кошек, научить его ездить на лошади стоило больших трудов, но вот хомякам был предан всей душой. Не было дня, который бы не начинался с высочайшего визита в комнату, где обитали королевские любимцы, спешил он к ним и покончив с государственными делами. Чем скучнее и неприятнее был день, тем больше времени король проводил с хомяками. Его Величество предпочитал заниматься со своими зверьками лично и в одиночестве, поэтому слуги, подготовив все необходимое, покидали помещение, как только король выходил из кабинета.

Так было и на этот раз. Наутро и лакей, и специальный человек, отвечающий за чистоту клеток, клялись, что злополучные ягоды появились после их ухода. Так ли это было, никто не знал, но король, дорвавшись до излюбленного лакомства, за вечер съел все, что лежало на немалом блюде. Ночь прошла спокойно, но утром стало ясно, что ни о каком участии в церемонии покаяния Шарля Тагэре не может быть и речи. Канцлер Бэррот, злой, надоедливый и непонятливый человек, предложил было все отложить до выздоровления Его Величества, но дядя Жан сказал, что ничего интересного там не будет, но что, когда желудок короля успокоится, можно будет съездить к бланкиссиме. Впрочем, если Пьер хочет сидеть на площади, где очень холодно, и смотреть на неинтересное зрелище, его туда отведут.