Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Месть еврея

<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 >>
На страницу:
11 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

И как некстати на голову свалилась скучная эта поездка. Как длинны покажутся три недели, проведенные вдали от него. Слава богу, что она назначила на утро ему свидание, им еще о стольком надо поговорить.

Она сбросила одеяло и позвала камеристку.

Валерия с большим вниманием занялась туалетом, надела синие туфли, розовое платье и кружевную косынку, выделявшую жемчужную белизну ее лица, и приколола синий бант к русым волосам, ниспадающим двумя длинными косами. Затем, удостоверившись в зеркале, что она прелестна в этом простом туалете, взяла зонтик и поспешно отправилась к месту свидания. С нетерпением ходила она взад и вперед по аллее рощи, поглядывая на часы, а всего было только десять с половиной часов, и вдруг открыла калитку. Пред ней расстилались широкие поля, слегка холмистые, засеянные хлебами, волнующимися под дуновением ветерка.

Направо виднелась, теряясь в пространстве, дорога, ведущая в Рюденгорф, прямо извивалась другая, изрытая дождями и колесами тяжелых телег. Валерия пошла этой дорогой, срывая в пути васильки и маки, но дойдя до большого дерева, бросающего кругом густую тень, она села на скате холма и стала плести венок из васильков. Отсюда ей видны были калитка парка и Рюденгорфская дорога, а сама она была скрыта тенью ветвей и хлебными стеблями.

Взглянув на дорогу, она увидела мчавшегося всадника. Доехав до ограды, он проворно соскочил на землю, привязал лошадь и хотел открыть калитку.

– Самуил! – крикнула Валерия.

Тот повернулся с удивлением, но, не видя никого, хотел идти далее. Тогда она позвала его еще раз. Уловив направление голоса, он тотчас вышел на проезжую часть дороги и увидел Валерию, она сидела, улыбаясь, вся в цветах, и сама была похожа на василек.

– Ах, как вы хороши, дорогая моя, – воскликнул Самуил, садясь возле нее и поцелуем заглушая ее привет. – Я так счастлив, что вы тут ждете меня, и боялся все утро, что, поразмыслив, ваша гордость осудит вчерашний вечер, и вы не придете.

Молодая девушка покраснела.

– Какое вы составили обо мне понятие! Какая гордость может разлучить нас теперь, между нами все ясно, как июльское солнце! Я сожалею о том, что мы должны расстаться. Ах, зачем вы еще не крещены? Мы поехали бы вместе.

– Скоро, дорогая моя, я буду всецело ваш, и ничто более не разлучит нас; но если вы хотите, чтобы я был вполне счастлив, говорите мне «ты» теперь, когда мы здесь одни. Это слово из ваших уст будет для меня талисманом.

– Вы стали слишком требовательны и смелы со вчерашнего дня; если бы я не уезжала, то не согласилась бы, но сегодня я ни в чем не хочу тебе отказывать, – прошептала Валерия в смущении.

– Благодарю, благодарю! Сердце твое почувствовало, что никогда еще я так не нуждался в утешении; три недели я буду терпеть адские мучения ревности, знать, что ты в незнакомом мне обществе, окруженная блестящей молодежью, которая, конечно, будет ухаживать за тобой!.. Ты так обольстительно хороша, что нельзя видеть тебя и не любить. И все эти дни люди не будут знать, что ты невеста другого, которого никто не решится назвать…

Лицо Самуила мало-помалу хмурилось, глубокая печаль и горечь звучали в его голосе и странным огнем горели его черные глаза.

– Нет, нет, не ревнуй, Самуил, ты знаешь, что я люблю тебя. Кто же может вытеснить тебя из моего сердца? – утешала его Валерия.

Но видя его мрачность и задумчивость, она наклонилась и провела цветком по его щеке. Самуил глубоко вздохнул.

– Милая Валерия, я более тебя испытал пагубную силу светских предрассудков, – сказал он печально. – Ты сама, когда не знала, что я еврей, любезно отнеслась ко мне, пока Рудольф одним словом не заставил тебя измениться.

– Зачем ты мучаешь меня, да еще в такие минуты, когда я думала, что мы будем вполне счастливы! Я вижу, что ты не простил тех слов, которые мне внушала моя гордость и это служит тебе основанием бояться моей неверности! Но ты забываешь, жестокий человек, что в твоих руках честь моей семьи? Разве я полюбила бы тебя, если бы ты не отнесся ко мне враждебно и всеми способами заставил меня тебе покориться? Тем не менее, твоя пленница стала твоей союзницей.

– Не напоминай мне этого никогда, Валерия, – сказал молодой человек, тяжело дыша. – Ужасной угрозой я приковал к себе женщину, страшно любить и чувствовать, что тебя ненавидят, презирают. Я никогда не забуду кровного оскорбления, нанесенного мне тобой, когда ты мне сказала прямо в лицо, что мое происхождение внушает такое отвращение, которое не может уничтожить никакое крещение. Как же не бояться, что эти предрассудки и твоя врожденная гордость не заставят тебя стыдиться за твой выбор? Свет не будет знать, что сперва, ты хотела принести себя в жертву своей семье. Останешься ли ты, тверда, если тебя будут окружать поклонением, если какой-нибудь гордый аристократ сложит к твоим ногам свою любовь и имя, достойное тебя? Поклянись мне остаться верной, несмотря на искушение, не красней за мое происхождение, а я буду спокоен и постараюсь подавить адское чувство ревности.

– Боже мой! Какой же клятвы ты хочешь от меня? – спросила Валерия в сильном смущении.

Самуил поднял глаза к солнцу, лучи его играли на траве у их ног.

– Взгляни. Это солнце озаряет равно всех людей, без различия расы и вероисповедания, оно создано богом, который – наш, равно как и ваш, и только люди жадные, гордые и завистливые, по своей взаимной ненависти, делят его, чтобы вернее разрушить гармонию природы, которой управляет единая воля. Валерия, этого единого бога я призываю в свидетели твоей клятвы, и если ты мне изменишь, пусть это солнце, озаряющее нас в эту минуту, будет тебе всегда живым упреком и осуждением твоего поступка.

Она слушала, дрожа и бледнея.

– Жестоко с твоей стороны так мучить меня, но я клянусь остаться тебе верной, не стыдиться тебя, и если я изменю своему слову, пусть глаза мои больше не увидят солнечного света.

Последние слова ее были заглушены рыданиями. Слезы любимой женщины испугали и произвели сильное впечатление на Самуила, он побледнел и, упав на колени к ногам Валерии, покрывал поцелуями ее руки, просил у нее прощения, упрекал себя, что увлекся своими мрачными предчувствиями до того, что огорчил ее.

– Хочешь, чтоб я осталась? Я скажусь больной и не поеду на свадьбу, если это может тебя успокоить, – сказала она вдруг.

– Нет, нет. Теперь я прошу тебя ехать, забыть мою безумную ревность, и в доказательство твоего полного прощения взять вот это.

Самуил вынул из кармана красный сафьяновый бумажник и подал его невесте.

– Что это значит? Что в этом бумажнике? – спросила с удивлением молодая девушка.

– Это значит, что я хочу, чтобы ты была весела, чтобы никакая мучительная забота относительно твоего отца и брата тебя не тревожила. В этом бумажнике все их обязательства, они мне больше не нужны, так как ты отдала мне свое сердце.

– Возьми их назад, умоляю тебя, отдай их после отцу, как было условлено, – сказала Валерия, бледнея от волнения.

– Нет, любовь не нуждается в материальных оковах, и меня ужасает мысль, что ты все еще находишься под гнетом твоего самопожертвования. Ты поклялась мне в верности, и я верю тебе, как самому себе. К чему же эти бумаги? У меня было желание приобрести тебя, а гибели твоих родных я не хотел; я стану спокойнее, сильнее, когда у меня не будет против тебя иного оружия, кроме твоей любви, иного ручательства, кроме твоего честного сердца.

Побежденная, растроганная этой слепой верой и беспредельной нежностью, отражавшейся в глазах Самуила, все еще стоявшего перед ней на коленях, Валерия обвила руками его шею и прошептала взволнованным голосом;

– Я беру эти бумаги, но не уничтожу их, всю жизнь я буду их беречь в память этой минуты, когда ты ответил на наши оскорбления и презрение своим великодушным доверием.

– Что говорить об оскорблениях? Все забыто, все сглажено этой минутой, минутой невыразимого счастья, – сказал Самуил, прижимая ее к сердцу и целуя ее пушистые волосы.

Настало короткое молчание. Оба они верили, что достигли совершенного счастья, фата-морганы ослепленного сердца человека, который воображает, что может нащупать то, что видит глаз, а между тем это лишь неуловимый призрак…

Заметив, что Валерия дрожит, Самуил поборол волновавшие его чувства и, сев рядом, весело сказал:

– Когда ты вернешься обратно, мы непременно должны встретиться в этом же месте. Я не предполагал, что эта проселочная дорога внушит мне такое почтение; но теперь каждый раз, когда я буду в Рюденгорфе, я обязательно стану ее посещать. Дай мне на память эту гирлянду васильков, которая так идет тебе, или подожди немного, это будет еще лучше.

Он вынул из кармана записную книжку и карандаш, попросил ее не шевелиться и через несколько минут показал ей эскиз, прекрасно удавшийся.

– С этого я сделаю твой портрет масляными красками, – сказал он улыбаясь. – Время пройдет скорее, когда у меня перед глазами будет всегда твой чудный образ.

– Ах, какая хорошая мысль и как этот набросок похож, – воскликнула Валерия, хлопая в ладоши. – Какой ты милый! Но пора расставаться. Антуанетта и моя камеристка, верно, ждут меня, я едва успею переодеться в дорожное платье. Иди теперь к отцу и постарайся нас проводить, я хочу видеть тебя до последней минуты.

– Желание, волшебная фея, будет исполнено. Я сажусь на лошадь и совсем прилично въеду по большой аллее, – смеялся Самуил, с комическим почтением отвешивая ей поклон.

– До свидания. А венок я тебе пришлю.

Когда Валерия, раскрасневшаяся и улыбающаяся, пришла к себе в комнату, горничная доложила ей, что Антуанетта уже одета и ждет ее в саду.

– Я запоздала, собирая цветы. Скорей дай мне, Марта, дорожное платье и затем уйди, мне надо еще написать письмо.

Она спрятала в дорожный несессер красный сафьяновый бумажник и наскоро оделась. Затем она сбегала в комнату Рудольфа, сняла свой висевший над его письменным столом миниатюрный портрет, сделанный в Италии, положила в ящик вместе с гирляндой, приложила к этому золотой крест на тонкой цепочке и записку следующего содержания:

«Я получила этот крест в день моего первого причастия, теперь он будет твоим крестильным. Пиши мне на имя Рудольфа и пришли мне твой портрет. Я буду, отвечать через брата».

Затем она позвала Марту.

– Сегодня вечером эту шкатулку надо отнести господину Мейеру, я проиграла ему пари. Распорядись, чтобы после нашего отъезда она была доставлена в Рюденгорф.

Ключ от шкатулки Валерия положила в карман, чтобы отдать его потихоньку Самуилу, и направилась поспешно в залу, где ее с нетерпением ожидали.
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 >>
На страницу:
11 из 15

Другие аудиокниги автора Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер