Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Выкуп за рыжего вождя

Автор
Год написания книги
2015
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Сэм, – говорит он, – ну что для нас каких-то двести пятьдесят долларов, в конце-то концов. Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой – и смирительная рубашка мне обеспечена. Мало того что мистер Дорсет – настоящий джентльмен, так ведь он еще и транжира, раз делает нам столь великодушное предложение. Сэм, ты не упустишь этот шанс, правда же?

– По правде говоря, Билл, – отвечаю я, – мне этот агнец небесный тоже начал действовать на нервы. Отвезем его домой, заплатим выкуп и рванем отсюда подальше.

В ту же ночь мы отвезли мальчишку домой. Наплели ему с три короба – будто отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и пару мокасин, а завтра мы будто бы едем на охоту стрелять медведей.

Было ровно двенадцать, когда мы постучали в парадную дверь Эбенезера. В ту самую минуту, когда мне, в соответствии с первоначальным планом, надлежало изымать полторы тысячи долларов из коробки под деревом, Билл стоял и отсчитывал двести пятьдесят долларов в руку Дорсету.

Когда до мальчишки дошло, что мы оставляем его дома, он взвыл пароходной сиреной и вцепился Биллу в ногу, как пиявка. Отец отдирал его от ноги дюйм за дюймом, словно клейкий пластырь.

– Как долго сможете его держать? – спрашивает Билл.

– Как сказать, силы-то уже не те, – говорит старик. – Минут десять продержусь, а большего не обещаю.

– Годится! – говорит Билл. – Как раз миную Центр, Юг и Средний Запад, а там до канадской границы можно уже и вприпрыжку!

Хоть ночь была темная, Билл очень толстый, а я, как известно, бегун не из последних, но когда мне удалось его догнать, от города нас отделяло уже полторы мили.

Дороги, которые мы выбираем

В двадцати милях от городка Таксон, штат Аризона, «Западный экспресс» остановился у гидранта взять воды. Помимо живительной влаги локомотив этого знаменитого поезда взял на борт и нечто менее живительное.

Покуда кочегар заводил шланг в цистерну, в кабину паровоза поднялись трое. Боб Тидбол, Акула Додсон и индеец-квартеронец из племени крик по кличке Джон Большой Пес влезли к машинисту и показали ему круглые отверстия своих пушек. Три внушительных дырки так впечатлили машиниста, что он заломил руки в театральном жесте, словно хотел воскликнуть: «Скажи мне всю правду, даже самую страшную!»

Повинуясь короткой команде Акулы Додсона, главаря группы захвата, машинист сошел на землю и отцепил паровоз и тендер. Джон Большой Пес, усевшись на куче угля, франтовато наставил два револьвера на машиниста и кочегара и предложил им отогнать локомотив на пятьдесят ярдов и ждать дальнейших указаний.

Акула Додсон и Боб Тидбол, не испытывая никакого интереса к такой бедной золотом породе, как пассажиры, сразу направились к золотой жиле – сейфу почтового вагона. Там они обнаружили умиротворенного и сонного экспедитора, пребывающего в полной уверенности, что экспресс остановился, чтобы пополнить запасы чистой воды, и ни о чем более опасном даже не помышляющего.

Покуда Боб рукоятью своего шестизарядного кольта выбивал эту бредовую идею из его головы, Акула закладывал под сейф заряд динамита.

Грохнул взрыв, который принес чистой прибыли на тридцать тысяч золотом и ассигнациями. Кое-кто из пассажиров высунул голову в окно поглядеть, где это гремит гром. Кондуктор дернул шнур звонка, но тот обвис, не оказав сопротивления. Акула Додсон и Боб Тидбол побросали добычу в грубый брезентовый мешок, спрыгнули наземь и побежали к паровозу, увязая в насыпи высокими каблуками.

Машинист, угрюмый и злой, благоразумно повинуясь их приказу, погнал локомотив прочь от неподвижного состава. Тем временем экспедитор, очнувшийся от спячки, вызванной кольтом Боба Тидбола, выскочил из вагона с винчестером в руках. Джон Большой Пес, неосмотрительно усевшийся на тендере с углем, представлял из себя отличную мишень. Он сделал явно неудачный ход, и экспедитор прихлопнул его козырным тузом. Достойный представитель своей профессии от племени крик получил пулю прямо между лопаток и скатился наземь замертво, увеличив таким образом долю добычи каждого из своих товарищей ровно на одну шестую.

В двух милях от гидранта машинисту приказали остановиться. Бандиты издевательски помахали ему ручкой, скатились по крутому склону и нырнули в заросли густого кустарника, окаймлявшего путь. Минут пять они бешено мчались напролом сквозь заросли колючего чапарраля и оказались на опушке негустого леса, где стояли три лошади, привязанные к нижним ветвям деревьев.

Одна из них предназначалась Джону Большому Псу, которому уже не суждено было ездить ни днем ни ночью ни на этой лошади, ни на какой-либо другой. Бандиты сняли седло и уздечку и отпустили ее гулять на воле. На оставшихся двух они сели, уложили брезентовый мешок на луку седла и поскакали через лес, хоть и быстро, но не забывая смотреть по сторонам. Скоро они въехали в дикое пустынное ущелье, и здесь лошадь Боба Тидбола поскользнулась на мшистом валуне и сломала переднюю ногу. Они сразу пристрелили ее выстрелом в голову и уселись, чтобы обсудить план дальнейших действий. Особой спешки не было: отъехав довольно далеко по каменистому ущелью, они могли чувствовать себя в относительной безопасности. От самой быстрой погони их отделяло множество миль и часов. Лошадь Акулы Додсона тяжело дышала и, волоча по земле уздечку, благодарно щипала травку у ручья в глубине ущелья. Боб Тидбол развязал брезентовый мешок и, зачерпнув его содержимое двумя руками, засмеялся как ребенок, увидев аккуратно заклеенные пачки ассигнаций и тугой мешочек с золотыми монетами.

– Ах ты, бандюга! – игриво обратился он к Додсону. – Ну надо же, все получилось! Точно так, как ты и говорил. Ну и голова у тебя, прямо как у финансиста. Кого угодно в Аризоне заткнешь за пояс.

– Где нам взять лошадь для тебя, Боб? Нам нельзя здесь задерживаться, к утру они организуют погоню.

– Ну, пока что твой Боливар понесет двоих, – ответил безмятежно Боб. – А там – раздобудем лошадь. Возьмем первую попавшуюся. Черт побери, вот это улов, а? Если верить тому, что на них написано, здесь тридцать тысяч долларов – по пятнадцать тысяч на брата!

– Я рассчитывал на большее, – сказал Акула Додсон, осторожно трогая пачки с деньгами носком сапога. И тут он задумчиво оглядел мокрые бока своего усталого коня. – Старина Боливар совсем выдохся, – проговорил он медленно. – Жаль, что твоя гнедая сломала ногу.

– Мне тоже жаль, – добродушно отозвался Боб. – Но что теперь поделаешь? Твой Боливар – крепкий коняка, отъедем подальше, а там добудем свежих лошадей. Черт возьми, Акула, я все время думаю, как это так: ты, парень с Востока, приехал сюда, на Запад, и обскакал нас, местных, в нашем-то деле. А из какого ты штата?

– Штат Нью-Йорк, – сказал Акула, усаживаясь на валуне и пожевывая травинку. – Я родился в округе Ольстер, на ферме. Удрал из дому, когда мне было семнадцать. А на Запад я попал случайно. Я шел в Нью-Йорк. Давно мечтал попасть в Нью-Йорк и разбогатеть, мне всегда казалось, что это у меня получится. И вот, иду я по дороге с котомкой за спиной, смотрю – а впереди развилка, и я не знаю, куда повернуть. Я с полчаса раздумывал, а потом повернул налево. А к вечеру набрел на стоянку бродячего цирка. Они ездили по захолустью с ковбойским шоу. С ними я и ушел на Запад. Я часто думаю – может, все сложилось бы иначе, если бы там, на развилке, я выбрал другую дорогу?..

– Чепуха, точно так бы все и сложилось, – весело философствовал Боб Тидбол, – дороги тут ни при чем. Дело не в дорогах, дело в том, что у тебя внутри. От этого и зависит, как все сложится.

Акула Додсон встал и прислонился к дереву.

– Черт побери, ну как же мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу, – проговорил он почти трагически.

– Да уж, – согласился Боб, – первоклассная кляча была. Но ничего, Боливар нас вытащит. Слушай, наверное, нам пора двигаться. Сейчас я уложу это хозяйство, и поехали куда-нибудь поближе к лесу.

Боб Тидбол сложил добычу в мешок, затянул его и туго завязал. Он поднял глаза и увидел, что прямо в лицо ему смотрит неподвижное дуло сорокапятикалиберного кольта в твердой руке Акулы Додсона.

– Брось баловаться, – сказал Боб с ухмылкой, – ехать пора.

– Не двигайся, – сказал Акула, – ты никуда не поедешь. Прости, Боб, но уехать может только один из нас. Боливар совсем выдохся, двоих он не вынесет.

– Мы с тобой партнеры, Акула. Уже три года, – тихо сказал Боб. – Вместе жизнью рисковали не раз. Я всегда к тебе относился по-честному, и я думал, что ты человек. Хотя слышал я о тебе всякое, будто ты кому-то стрелял в спину – дело темное. Но я не верил. Если ты пошутил – убери пушку и поехали отсюда скорее. А хочешь стрелять – стреляй, подлая тварь, стреляй, тарантул!

На лице Акулы Додсона было выражение глубокой печали.

– Ты и представить себе не можешь, – глубоко вздохнул он, – как мне жалко, что твоя гнедая сломала ногу.

И тут в одно мгновение лицо его преобразилось, теперь оно выражало холодную жестокость и неукратимую алчность. На краткий миг открылась душа этого человека, словно в окне респектабельного дома мелькнуло на миг лицо злодея.

Бобу Тидболу и впрямь не суждено было больше ездить. Грянул выстрел – смертоносный кольт сорок пятого калибра не дрогнул в руке вероломного друга. Грохот прокатился по узкому ущелью, отразился от скал и вернулся негодующим эхом. Невольный соучастник Боливар, которому не пришлось трудиться за двоих, стремительно уносил прочь с места преступления последнего из участников ограбления «Западного экспресса».

И вот когда Акула Додсон галопом несся через лес, деревья у него перед глазами вдруг словно растворились, рукоять револьвера каким-то образом превратилась в гнутую ручку кресла, седло почему-то задрапировалось, он открыл глаза – и увидел свои сапоги, но не в стременах, а покоящимися мирно на краю внушительного дубового стола.

Я имею в виду, что Додсон, совладелец маклерской фирмы «Додсон и Деккер» с Уолл-стрит, проснулся в своем кабинете. Прямо перед ним, не решаясь заговорить, стоял доверенный клерк Пибоди. Снизу доносился приглушенный шум колес, убаюкивающе жужжал вентилятор.

– Ой, Пибоди, – часто моргая сказал Додсон, – я, кажется, уснул. Приснились какие-то чудеса… В чем дело, Пибоди?

– Пришел мистер Уильямс, сэр. Из компании «Трейси и Уильямс». Он ждет в приемной. Он пришел рассчитаться за «Икс, Игрек, Зет». Если помните, он много потерял на этом деле.

– Да, помню. А как котируются эти акции сегодня?

– Один восемьдесят пять, сэр.

– Вот пусть и платит один восемьдесят пять.

– Простите, сэр, что говорю об этом, – начал Пибоди, заметно волнуясь. – Но я беседовал с мистером Уильямсом. Он ваш старый друг, сэр. Сегодня вы владеете почти всеми акциями этой компании. И я думал… может быть… то есть вы, наверное, не помните – он продал вам свои акции по девяносто восемь. И если он теперь рассчитается по сегодняшней цене – он лишится всего, что у него есть. И вынужден будет продать свой дом.

В одно мгновение лицо Додсона преобразилось. Теперь оно выражало холодную жестокость и неукратимую алчность. На краткий миг открылась душа этого человека, словно в окне респектабельного дома мелькнуло лицо злодея.

– Пусть платит по один восемьдесят пять. Боливар не вынесет двоих.

Дары волхвов

Один доллар восемьдесят семь центов. И это все. Из них шестьдесят центов монетками по одному. Деньги были по одной-две монетки выторгованы у бакалейщика, и зеленщика, и мясника – и щеки пылали в безмолвном негодовании от такой бережливости. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра Рождество.

Ну что еще тут оставалось, кроме как упасть на дряхленькую кушетку и разрыдаться. Так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из всхлипов, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5