Цветы на чердаке

Сделав паузу, она осмотрела комнату и задержала взгляд на кремовых стенах, как будто видела сквозь них и могла заглянуть во все комнаты этого гигантского дома.

– Это странный дом, а люди, которые здесь живут, еще более странные, – естественно, не слуги, а мои родители. Я должна была сразу предупредить вас, что они фанатично религиозны. Верить в Бога – это хорошо, это правильно. Но когда вера основана на цитатах из Ветхого Завета, которые человек выискивает, чтобы интерпретировать, какая из цитат лучше всего соответствует его потребностям, – это лицемерие, и это как раз то, чем занимаются мои родители. Да, мой отец умирает, но каждое воскресенье его везут в церковь: или в кресле на колесах, если он чувствует себя достаточно хорошо, или на носилках, если ему хуже, и он отдает десятую часть своего дохода – а это, естественно, очень значительные деньги – на нужды церкви. Поэтому ему там все очень рады. На его деньги была построена церковь, он купил для нее витражи, он контролирует пастора и влияет на содержание его проповедей. Он хочет вымостить свой путь на небеса золотом, и если бы святого Петра можно было подкупить, он обязательно получил бы право на вход. В церкви с ним обращаются как с богом или живым святым, поэтому после службы он возвращается домой и чувствует, что имеет право делать все, что пожелает, потому что он выполнил свой долг, внес плату и заработал спасение души. Когда мы росли здесь вместе с моими старшими братьями, нас буквально заставляли ходить в церковь, даже если мы болели и должны были бы оставаться в постели. Религия стояла у нас комом в горле. «Будьте добродетельны, будьте добродетельны, будьте добродетельны» – вот все, что мы слышали. Каждый день маленькие удовольствия, позволительные для нормальных людей, объявлялись для нас греховными. Нам с братьями не разрешали плавать, потому что это означало носить купальный костюм и выставлять напоказ большую часть своего тела. Нам запрещали играть в карты и любые другие азартные игры. Нам запрещали танцевать, потому что это означало близкое соприкосновение с противоположным полом. Нам предписывалось контролировать свои мысли, чтобы они не касались греховных предметов, потому что, как считали наши родители, мысли так же греховны, как и поступки. Перечислять то, что нам было запрещено делать, можно до бесконечности, казалось, все веселое и интересное было для нас греховным. А как известно, в молодом человеке все начинает протестовать, когда ему слишком много запрещают, и тогда пробуждается желание делать все наоборот. Мои родители, пытаясь сделать из нас святых, ангелов во плоти, преуспели только в одном – сделали нас гораздо хуже, чем мы выросли бы без их излишней строгости.

Я слушала, широко открыв глаза. Крис и близнецы тоже сидели завороженные.

– Потом, однажды, к нам приехал жить красивый мужчина. Его отец был моим дедушкой и умер, когда сыну было всего три года. Его мать звали Алисия, и, когда она вышла замуж за моего дедушку, ей было шестнадцать лет, а ему – пятьдесят пять. Поэтому, в принципе, она должна была прожить очень долго, чтобы увидеть сына взрослым человеком. К сожалению, Алисия умерла очень молодой. Моего дедушку звали Гарленд Кристофер Фоксворт, и, когда он умер, половина его состояния должна была отойти к младшему сыну. Но Малькольм, мой отец, получил право распоряжаться состоянием своего отца, назначив себя администратором, поскольку трехлетний мальчик, разумеется, не имел права голоса, а Алисия была его лишена. Когда мой отец захватил все под свой контроль, он выкинул Алисию и ее маленького сына. Они уехали в Ричмонд к родителям Алисии, и там она жила, пока не вышла замуж во второй раз. Она счастливо прожила несколько лет с молодым человеком, которого любила с детства, а потом он тоже умер. Дважды побывав замужем, дважды овдовев и оставшись одна с маленьким сыном, она вдобавок лишилась и поддержки родителей, которые тоже умерли. А потом, однажды, она обнаружила у себя в груди уплотнение и через несколько лет умерла от рака. И вот тогда ее сын, Гаральд Кристофер Фоксворт Четвертый, приехал жить сюда. Мы всегда называли его просто Крис.

Немного поколебавшись, она спросила:

– Вы знаете, о ком я говорю? Угадали, кто был этот молодой человек?

Я вздрогнула. Итак, вот кто такой этот загадочный дядя.

– Папа… ты имеешь в виду папу, – прошептала я.

– Да, – сказала она и глубоко вздохнула.

Нагнувшись вперед, я посмотрела на моего старшего брата. Он сидел совершенно неподвижно, с блестящими глазами и странным выражением лица.

Мама продолжала:

– Ваш отец приходился мне дядей, но он был всего на три года старше меня. Помню, как я увидела его впервые. Я знала, что к нам приезжает мой молодой дядя, и хотела произвести хорошее впечатление, поэтому весь день я готовилась, завила волосы, приняла ванну и надела платье, которое, на мой тогдашний взгляд, было самым красивым и лучше всего мне подходило. Мне было четырнадцать лет, а в этом возрасте девушка впервые начинает ощущать свою власть над мужчинами. К тому же я знала, что мальчики считают меня красивой, и, наверное, в тот момент я окончательно созрела для того, чтобы влюбиться. Вашему отцу было семнадцать. Была поздняя весна, и он стоял посреди холла с двумя чемоданами и в стоптанных ботинках. Его одежда также выглядела изношенной, и он из нее явно вырос. Рядом с ним стояли мои родители, а он вертел головой из стороны в сторону, пораженный богатством дома, в который приехал. Я никогда не обращала внимания на то, что окружало меня. Я принимала это как должное и, пока не вышла замуж и не лишилась всей этой роскоши, вряд ли понимала, что росла в исключительных условиях. Видите ли, мой отец, что называется, «собиратель». Он покупает все, что считается уникальными произведениями искусства, не потому, что ценит это искусство, но просто потому, что ему нравится чувство обладания. Он, наверное, хотел бы владеть всем, если бы это было возможно, особенно красивыми вещами. Я чувствовала, что я часть его коллекции objets d’art[1 - Предмет искусства (фр.).], и он собирался оставить меня себе, чтобы другие не смогли наслаждаться его собственностью.

Мамино лицо залилось краской, и она смотрела куда-то вдаль, видимо, назад, в тот удивительный день, когда ее молодой дядя ворвался в ее жизнь, чтобы произвести в ней такие изменения.

– Ваш отец приехал тогда к нам такой невинный, такой чувствительный и доверчивый, знающий только настоящую привязанность, истинную любовь и – бедность. Из четырехкомнатного коттеджа он приехал в огромный, величественный дом, ослепивший его своим великолепием и вселивший новые надежды. Он думал, что повстречал миг удачи и попал в настоящий рай на земле. На моих отца и мать он смотрел с нескрываемой благодарностью. Боже, мне до сих пор больно и жалко вспоминать его благодарность. Половина всего, на что он смотрел с таким восхищением, должна была по всем правилам принадлежать ему. Мои родители сделали все, чтобы он чувствовал себя бедным родственником. Я увидела, как он стоит, освещенный бьющими в окно косыми лучами солнца, и остановилась посреди лестницы, не в силах ступать дальше. Его золотые волосы были окружены серебристым сиянием. Он был красивым – не просто симпатичным, а именно красивым, надеюсь, вы понимаете, что это разные вещи. Он обладал настоящей красотой, которая излучалась изнутри. Наверное, он услышал мои шаги, потому что поднял голову, и его голубые глаза засияли: о, я помню, как они засияли, а потом, когда нас представили, его взгляд потух. Так же как и я, он был разочарован, узнав, что я его племянница. Потому что в тот самый день, когда мы обменялись взглядами, он – стоя в холле, а я – на лестнице, в наших сердцах затеплился огонек, который все разрастался и разрастался до тех пор, пока мы уже были не в состоянии скрывать его.

Увидев, что Крис смущенно прячет лицо, а я беспокойно ерзаю, мама сказала:

– Я не буду заставлять вас выслушивать историю нашей любви. Просто скажу, что это была любовь с первого взгляда. Так иногда происходит. Может быть, он был готов влюбиться, как и я, и судьба распорядилась так, что мы встретились, а может быть, нам обоим не хватало тепла и внимания. Моих старших братьев тогда уже не было – они погибли от несчастных случаев; и у меня было очень мало друзей, потому что никто не был «достаточно хорош» для дочери Малькольма Фоксворта. Я была его наградой, его радостью; если он и рассчитывал отдать меня какому-нибудь мужчине, то за очень, очень добрую цену. Поэтому мы с вашим отцом тайком встречались в саду и часами сидели, просто разговаривая, иногда качаясь на качелях вместе или по очереди, толкая друг друга. Стоя на взлетающей все выше и выше доске, мы забывали о времени и окружающем нас мире. Он рассказывал мне все свои секреты, а я ему – свои. Вскоре как-то само собой получилось, что мы признались друг другу в любви, и, правильно это было или нет, мы поняли, что должны пожениться. И мы должны были бежать из этого дома, вырваться из-под власти моих родителей, пока они не превратили нас в себе подобных, потому что именно эту цель они преследовали, принимая вашего отца и пытаясь изменить его, чтобы искупить то зло, которое, в их понимании, совершила его мать, вступив в брак с человеком намного старше себя. Они действительно дали ему все. Они относились к нему как к собственному сыну, потому что он в какой-то мере заменял им двух погибших сыновей. Они послали его учиться в Йель, и он добился отличных результатов. Ты именно от него унаследовал свой ум, Кристофер. Он закончил университет за три года, но не мог использовать свою степень магистра, потому что на дипломе значилась его настоящая фамилия, а мы должны были скрывать ее. Первые годы совместной жизни были особенно трудными для нас, потому что он не мог использовать свое высшее образование.

Она замолчала и задумчиво посмотрела на нас с Крисом. Поцеловав светлые макушки близнецов, она озабоченно нахмурилась.

– Кэти, Кристофер, от вас я жду понимания. Близнецы слишком маленькие. Вы пытаетесь понять меня?

– Да, да, – закивали мы одновременно.

Она говорила на понятном мне языке, языке музыки и балета, романтической любви, прекрасных лиц и живописных ландшафтов. Кто сказал, что такое бывает лишь в сказках?

Любовь с первого взгляда. О, это должно произойти и со мной, я просто знала, что это случится и он будет таким же красивым, как папа, излучающим красоту и волнующим мое сердце. Человек должен влюбляться – иначе он увянет и умрет.

– Теперь слушайте внимательно, – сказала она тихо, стараясь придать своим словам больше весомости. – Я должна сделать все от меня зависящее, чтобы снова понравиться отцу и чтобы он простил меня за то, что я вышла замуж за его единокровного брата. Как только мне исполнилось восемнадцать лет, мы с вашим отцом сбежали, а через две недели вернулись и рассказали все родителям. С отцом чуть не случился удар. В ярости он изгнал нас обоих из дома и заявил, что больше не хочет нас видеть. И поэтому я и ваш отец, мы оба лишились наследства. Я полагаю, он собирался оставить ему некоторую сумму. Основная часть должна была остаться мне, ведь у моей матери тоже есть состояние, независимое от отцовского. Вообще, надо сказать, что отец женился на ней в основном именно из-за денег, хотя в молодости она была, что называется, интересной женщиной, не то чтобы красавицей, но в ней было какое-то властное, царственное благородство.

«Нет, – с горечью подумала я, – эта женщина родилась безобразной!»

– Итак, я собираюсь приложить все усилия, чтобы снова понравиться отцу и убедить его простить мой побег и замужество. А чтобы сделать это, я намерена играть роль послушной, смиренной, наставленной на путь истинный дочери. Иногда человек слишком вживается в роль, которую он играет, и поэтому, пока я еще остаюсь самой собой, я хочу все вам объяснить, по возможности честно. Сразу признаюсь, что я не отличаюсь ни сильной волей, ни особой независимостью. Я была сильной, только когда за мной стоял ваш отец, но теперь его нет. Внизу, на первом этаже, в маленькой комнате за гигантской библиотекой, живет человек, подобных которому вы никогда не встречали. Вы видели мою мать и теперь более или менее понимаете, что она из себя представляет, но отца вы еще не видели. И я не хочу, чтобы это произошло, пока он не простит меня и не признает факт, что у меня четверо детей, отцом которых является его единокровный брат, намного младше его самого. Ему будет трудно воспринять это. Но я не думаю, что ему будет слишком трудно простить меня, потому что ваш отец мертв, а на мертвых нельзя держать зла.