Оценить:
 Рейтинг: 4.67

«Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Летописи и разрядные записи конца XV – начала XVI в., времен заката независимого Рязанского княжества, рисуют нам картину относительного спокойствия. После стояния на Угре, по словам Д.И. Иловайского, «вместе с Москвою и Рязань навсегда избавилась от ига… Золотая Орда после Крымского погрома уже не в состоянии была высылать по-прежнему толпы грабителей, и нападения с этой стороны, по-видимому, прекратились. В следующие 30 лет о них почти не слышно; Рязанская земля, спокойная внутри и безопасная извне, в это время наслаждалась отрадным отдыхом»

. Оговорка же «относительного» не случайна – Большая Орда Ахматовичей, переживавшая трудные времена и клонившаяся к упадку, действительно уже не могла организовать крупное нашествие. Однако это не мешало отдельным мурзам и князьям, «казаковавшим» в Поле, на свой страх и риск совершать набеги на русские украины. Примером такого набега может служить случай, упомянутый в летописи под июлем 1492 г.: «Приходиша татарове ординские, казаки, в головах приходил Тимишом зовоуть, а с ним двесте и 20 казаков, в Алексин, на волость на Вошань и пограбив и поидоша прочь». 64 служилых человека великого князя под началом голов Ф. Колтовского и Г. Сидорова (уж не родственник ли нашего Степана?) отправились в погоню за татарами, «и оучинися им бой на поли промеж Трудов и Быстрыя Сосны, и оубиша погани великого князя 40 человек, а татар на том же бою оубиша 60 человек, а иные едучи татарове в Ордоу ранены на поути изомроша»

. Нечто подобное произошло и на Рязанщине годом позже, когда «татарове, казаки ординские», внезапно («изгоном») пришли «на Рязанские места, и взяша три села, и поидоша вскоре назад»

.

Увы, сохранившиеся источники ничего не сообщают нам об участии юного Степана Сидорова в борьбе с такими казаками» (равно как и о том, как именно была устроена на Рязанщине пограничная и сторожевая служба). Но вот где мог получить свое пускай и не боевое, но крещение юный сын боярский, сказать, пожалуй, можно (хотя, конечно, это только предположение). Речь идет о большом выходе русских полков в Поле, предпринятом в 1491 г. В мае этого года крымский «царь» Менгли-Гирей, друг и союзник Ивана III, прислал в Москву гонца Кутуша с посланием, в котором молил московского государя о помощи («прислал бити челом к великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии царь крымской Мин-Гирей, что идут на нево ардынские царевичи Сеит да Охмет с силою»

). Ивана III такое развитие событий совершенно не устраивало – Ахметовичи, дети «царя» Ахмата, того самого, который в 1480 г. «стоял» на Угре со своей ратью, были врагами «московского». Поддержка Менгли-Гирея соответствовала его планам дальнейшего ослабления Большой Орды, и потому «князь великы на помощь крымскому царю Менли Гирею отпустил воевод своих в поле ко Орде», князей П.Н. Оболенского и И.В. Репню Оболенского, «да с ними многых детей боярьскых двора своего, да Мердоулатова сына царевича Сатылгана с уланы и со князи и со всеми казаки послал вместе же со своими воеводами». Своих воевод по приказу Ивана отправил казанский «царь» Мухаммед-Эмин и брат великого князя Борис Васильевич (другой брат, Андрей, проигнорировал требование старшего брата и своих ратных людей в Поле не отправил)

.

В летописи состав русско-казанского воинства, отправившегося в Поле против Ахматовичей, прописан не весь, в сокращенном виде, чего не скажешь о дипломатической переписке Ивана с Менгли-Гиреем. 21 июня того же года московский государь писал своему «брату», что вместе с его людьми и ратными от казанского «царя» на встречу Ахматовичам отправились и «сестричев моих резанских обеих воеводы» (рязанские князья Иван и Федор были детьми Василия Ивановича, великого князя Рязанского, и сестры Ивана III Анны)

. И поскольку предприятие это было совсем немаленьким, то вероятность того, что 16-летний Степан Сидоров поучаствовал вместе с другими рязанским «воинниками» в этом «Польском походе», достаточно велика.

Следующий раз рязанцы ходили в «Польской поход» спустя 10 лет, в 1501 г., и снова этот выход был связан с борьбой Менгли-Гирея и Ивана III с Ахматовичами. В июле этого года в Москву прибыл сын боярский Ф. Кушелев с грамотами от московского посла в Крыму И. Мамонова, а с ним «царский татарин» Кутуш с письмами Менгли-Гирея Ивану III. Крымский «царь» отписывал Ивану, что-де Ахматовичи, «содиначившись», намерены идти в верховья Дона, с тем чтобы соединиться там с литовской ратью. Узнав об этом, хан собрался выступить навстречу своим природным врагам, но при этом попросил у Ивана «к нам на пособь десять тысяч человек посадив на конь к нам пришли, и хотя пак одну тысячу наперед пришли, прикажи», а к ним, вприбавку, русскую «судовую рать», а «в судех пушки и пищали»

.

За Иваном дело не стало. Отправляя спустя две недели Кутуша обратно, он писал хану, что верный союзническому долгу и братской дружбе, «ныне посла есмя на поле на орду Махмет-Аминя царя да и брата твоего царевых Нордоулатовых уланов, и князей и казаков с ним есмя послали, да и русскую рать с ним есмя послали» с наказом, как пойдут Ахматовичи против Менгли-Гирея, «идти на их орду» и улусы их «имать», и быть «у них на хребте и недружбу бы им чинил, сколко им Бог пособит»

. Разрядные книги позволяют уточнить, кто именно вошел в состав русской пособной рати – «великой княгине резанской (Аграфене Федоровне, вдове великого князя Рязанского Ивана Васильевича. – В. П.) велел князь великий послати воевод Сунбула Тутыхина (двоюродный брат отца Степана Сидорова Григория. – В. П.) да Микиту Инкина сына Измайлова, а князю Федору (брату покойного рязанского великого князя. – В. П.) велел послать Матвея Булгака Денисьева»

.

Поход по уже известному маршруту снова, как и прежде, обошелся без боевых столкновений. Менгли-Гирей и Ахматовичи, постояв некоторое время друг против друга «усть Сосны» в укрепленных таборах («крепость учинив») и учинив «стравку» (т. е. прощупав намерения и силу друг друга в серии стычек удальцов-богатуров), после чего крымский «царь», сославшись на то, что де кони у него устали, а корму нет, и к ордынскому «царю» помощь идет, не дождавшись подхода рязанско-казанской рати, повернул назад

. Ну а раз хан ушел, то и смысла продолжать новый «польской поход» не было. В итоге посланная Иваном III «пособная рать» тоже повернула восвояси

. И, поскольку в этой экспедиции снова, как и в прошлый раз, принимали участие все рязанские полки, то вряд ли Степан Сидоров, которому к тому времени исполнилось 25–26 лет, остался в стороне.

За исключением этих эпизодов, если судить по летописным и разрядным записям, на южной «украине» в конце XV – начале XVI в. было относительно спокойно. Пользуясь же тем, что крымский и казанский «цари» были его «братьями» и союзниками, Иван III в начале 90-х гг. переориентировал главные свои усилия во внешней политике на западное, литовское направление. В этой связи отметим, что с Литвой у Рязани были давние счеты, еще со времен Олега Рязанского, который попытался было стать «третьей силой» в споре Литвы и Москвы за право собирать под свою руку русские земли. Ноша эта оказалась неподъемной для Рязани, однако на рязанско-литовском пограничье ситуация оставалась неспокойной. Взаимные наезды и мелкие конфликты продолжались, свидетельством чему может служить посольство во главе с Василием Хребтовичем, прибывшее в Рязань к великому князю Ивану Федоровичу летом 1456 г. с жалобой от великого князя Литовского Казимира на своевольство и бесчинства рязанцев. Казимир наказывал своему послу передать Ивану, что годом раньше, в канун Николина дня, «твои люди з твое земли пришодши безвестьно… войною, под город наш Мценеск, место зажьгли, села повоевали и многии шкоды починили, и люди головами в полон повели». Но набег на Мценск был достаточно крупной акцией, а вот более мелкие наезды и разбои были обыденным явлением. Рязанцы, не особо церемонясь, согласно жалобам литовских «украиньников», регулярно чинили на пограничье «кривды и шкоды велики», «татьбы, забои и грабежи», «места и села жгут» и «головами в полон ведут», «зверя бьют, а пьчолы дерут, а по рекам бобры бьют и рыбы ловять, где изъдавна им входов не бывало», и «иные многие шкоды делают»

. Одним словом, пути-дороги рязанцам на литовские «украины» были хорошо ведомы, и, когда Иван III во исполнение прежних договоров призвал своего «сестрича» Ивана Васильевича послать своих воевод вместе с москвичами против Литвы, они знали, куда идти и что делать.

Конфликт между Москвой и Вильно был предопределен еще в XIV в., когда две правящие династии, московские Калитичи и литовские Гедиминовичи, заявили о своих претензиях на «наследство Ярослава Мудрого». На первых порах, во второй половине XIV – первой трети XV в., при великих литовских князьях Ольгерде и Витовте, перевес был на стороне Литвы. Однако после смерти Витовта, не оставившего прямых наследников, внешнеполитическая активность Вильно на востоке пошла на спад и при великом князе Казимире практически сошла на нет. Казимир даже не смог оказать поддержки и помощи Новгороду, когда тот попытался перейти под его покровительство, не желая признавать верховенство Ивана III, равно как и старинному союзнику, Тверскому княжеству. Инициатива перешла к московскому великому князю, и переход его к наступательной политике был лишь вопросом времени, а повод – что ж, повод долго искать не надо было. Мелкие наезды и прочие «обидные дела» на московско-литовском пограничье давно уже стали такой же повседневностью, как восход и заход солнца, порой перерастая в довольно серьезные стычки, как это было, к примеру, в 1488 г. Прибывший в конце декабря этого года от Казимира в Москву посол Иван Плюсков жаловался Ивану III, что-де «люди твои с Колуги полки приходили под городы наши (Мценск и Любутск. – В. П.) и многи шкоды людем нашим починили, люди побили, а иныи головами у полон повели, животы и с статки побрали», и не только под Мценск и Любутск, но под Торопец, Вязьму, Смоленск и другие украинные волости. На эти обвинения Иван III выдвинул свои претензии, в частности, что жаловавшиеся на своевольства и грабежи со стороны московских людей князья Семен и Дмитрий Воротынские сами хороши, наслали «на наши волости на Медынские своих людей Ивана Шепеля да Ивана Бахту, да Федора Волконского, да Звягу Иванова, на Сеню Павлова и с иными со многими людми з знамяни и с трубами войною (sic!), да волости наши выграбили и выжгли, а людей многих до смерти побили, а иных головами свели…»

.

Пограничные конфликты постепенно переросли в большую войну между Москвой и Вильно. Сперва летом 1492 г. московские полки под водительством князя Ф. Телепня Оболенского взяли Мценск и Любутск и увели в Москву множество полону. Затем в конце того же года князья С.Ф. Воротынский и еще несколько пограничных «верховских» князей отъехали на Москву «с вотчинами, з городами и с волостьми»

. Великий князь литовский Александр, сменивший на виленском столе умершего летом 1492 г. Казимира, отправил отбивать важные пограничные городки Мезецк и Серпейск своих воевод, «из Смоленска своего пана Юрья Глебовича да князя Семена Ивановича Можайского, да князей Друцких», которые названные городки «с волостьми поимали и позасели»

. Ответный ход Ивана не заставил себя долго ждать. Получив известия о том, что «так над нашими слугами учинилося за вашею (литовскою. – В. П.) посылкою, и мы велели своих слуг боронити»

, Иван собрал на Москве большую рать, которая выступила в поход 29 января 1493 г. И в эту рать, помимо государевых полков, ведомых девятью воеводами, и князя Семена Воротынского (недавно перешедшего на службу Ивану III) со товарищи, вошли также рязанские полки великого рязанского князя Ивана Васильевича, которыми командовал воевода Инька Измайлов, и удельного рязанского князя Федора Васильевича «со многими людми»

. Судя по всему, экспедиция была серьезной, и рязанские князья выставили под знамена Ивана III большую часть своих сил, а значит, и Степан Сидоров, которому шел тогда примерно 18-й год, не мог не принять участия в этом зимнем походе.

Поход соединенной рати увенчался полным успехом. Согласно летописям, «смоленскии же воевода пан Юрии Глебович и князь Семен Иванович Можасково, слышав рать силну великого князя идоуща противу их, и в граде посадиша князеи и панов многых во осаде, а сами оубоявшесь и побегоша к Смоленскоу». Подступившие было к Мезецку московско-рязанские полки были встречены тамошними посадскими людьми, открывшими ворота и повязавшими посаженного в городе окольничего Кривца «и иных многих князеи и панов, Литвы и смолян». Приведя жителей Мезецка к «целованию за великого князя», союзная рать двинулась дальше, к Серпейску, который оказал московским и рязанским воинникам упорное сопротивление, «воеводы же великого князя повеле воем моужствене приступати ко граду с пушками и с пищалми». Приступ увенчался успехом, Серпейск пал. Гарнизон городка был частью перебит, частью попал в плен вместе с оставленным Глебовичем руководить обороной Серпейска Иваном Плюсковым (тем самым, который несколькими годами раньше ездил в Москву с посольством). Сам же Серпейск был разграблен и сожжен, а немногие его уцелевшие жители целовали крест великому князю. Следующим на очереди был Опаков, который ожидала та же печальная судьба. «И тако възвратишась, – писал летописец, – а Литвоу и смолнян, седящих в осаде, и градских болших людеи приведоша на Москву, а всех их 500 и 30 человек; и князь велики Иван Васильевич посла их в заточение по своим градом»

.

Собственно, на этом война с Литвой для рязанцев и закончилась. Московские полки в том году еще не раз ходили ратью на владения великого князя Александра, но помощи своих «сестричей» Иван III уже не требовал. Но и без того рязанцы изрядно ополонились, нахватали разных животов, а молодые «удальцы и резвецы, узорочье рязанское», такие, как наш герой, набрались опыта участия в большом зимнем походе и организации осады и штурма укрепленных городов.

В следующий раз помощь рязанцев потребовалась Ивану во время следующей войны с Литвой. Сперва рязанские полки, которыми командовал «великие княгини резанские воевода Яков Назарьев», вместе с полками великого князя и удельных князей Василия Шемячича и Семена Стародубского в ноябре 1501 г. подступили к Мстиславлю. Навстречу им вышел князь Михали Ижеславский, владетель Мстиславля, и воеводы великого литовского князя Якуш Костевич и Остафий Дашкевич «з двором великого князя заставою и з жолъныри». В последовавшем сражении успех сопутствовал соединенной московско-рязанской рати. «И снидошась полци вместе, – сообщал своим читателям московский книжник, – и божиею милостию одолеша полци великого князя Ивана Василевича московстии, и многих Литвы изсекоша, тысяч с семь (явно сильно преувеличенное число. – В. П.), а иных многих поимаша». Князь Михаил едва сумел укрыться в замке, взять который полки великого князя так и не смогли, хотя, по словам составителя «Хроники Быховца», «оступивше город Мстиславль, стояли время немало, и много злого около города вчинивши»

. Был ли Степан Сидоров в этом достаточно успешном походе (Мстиславль взять не удалось, но его посады были сожжены, округа – разграблена, и взят немалый полон) – на наш взгляд, скорее да, чем нет. Кому, как не ему, богатому и знатному рязанскому бояричу, ходить «конно, людно и оружно» в поход на литовский «дальноконный град»?

На следующий, 1502 г. великий князь замыслил нанести своему противнику Александру сокрушительный удар, взяв Смоленск. В состав рати под началом сына Ивана Дмитрия Жилки, посланной к этому важному в стратегическом, политическом и экономическом отношении городу, вошли и рязанские полки под водительством князя Федора Васильевича

. Правда, из разрядных записей неясно, командовал ли он всеми рязанскими «резвецами» или только своими, из своего удела, поэтому участие Степана Сидорова в этом предприятии, окончившемся, впрочем, неудачей, маловероятно, чего не скажешь о предпринятом под занавес войны зимнем походе 1502/03 г. «из Северы на литовскую землю». На этот раз владения великого князя Литовского воевали все рязанцы – в полку правой руки был все тот же участник мстиславльской экспедиции «великие княгини резанской воевода Яков Назарьев» со своими людьми, а в полку левой руки – «князь Федоров воевода Васильевича Резанского Чевка Васильевич Дурнова»

.

По всему выходит, что к 30 годам наш герой уже приобрел немалый опыт участия в боях и походах – здесь и дальние выходы в Поле, и «малая» война с татарскими «казаками», набегавшими на государевы украины, и набеги на Литву, и полевые сражения, и осада крепостей. Можно предположить, что Степан к этому времени уже продвинулся вверх по карьерной лестнице и стал начальным человеком – сотенным головой

. Вполне возможно, что со временем он поднялся бы и выше, выбился бы в полковые воеводы, которые ходят «своим набатом, а не за чужим набатом и не в товарищах»

, но в 1505 г. скончался Иван III, на московском столе воссел его сын Василий. Сменились и действующие лица на рязанской политической сцене – в 1500 г. умер великий князь Рязанский Иван Васильевич, спустя год ушла из жизни его жена, сестра Ивана III Анна, в 1503 г. не стало и брата Ивана Федора. Он перед смертью завещал свой удел Ивану III, а московский князь, в свою очередь, своему наследнику Василию

. «В начале XVI в. от древнего Рязанского княжества оставалась только небольшая часть земель, – констатировал Д.И. Иловайский, – со всех сторон охваченная московскими владениями (согласно завещанию Ивана III, в руки Василия III перешел «на Рязани в городе и на посаде свои жеребеи», которым ранее владел Федор Васильевич. – В. П.); самая колыбель княжества Старая Рязань была в числе этих владений»

. Меняется мир и за пределами Московского государства и Рязанского княжества (точнее, того, что от него к тому времени осталось). Большая Орда так и не оправилась от последствий острейшего экономического кризиса и обострившихся внутренних распрей и после «стояния на Сосне» фактически распалась

. А с распадом Орды и смертью Ивана III отношение Менгли-Гирея к союзу с Москвой стало изменяться, и не в лучшую сторону, равно как и московско-казанские отношения. И в довершение всего в 1506 г. умер король Польши и великий князь Литовский Александр. Начиналась новая эпоха.

Первым знаковым ее событием стал неудачный поход московской рати на Казань, предпринятый в ответ на откровенный разрыв казанским «царем» Мухаммед-Эмином отношений с Москвой. Начинавшийся вполне благополучно, он закончился катастрофой

, и эта катастрофа имела далекоидущие последствия. В Литве и Казани начали зреть реваншистские планы, позиции «московской» партии при крымском дворе поколебались, и, что самое главное, нет никакого сомнения в том, что и в самой Рязани оживилась борьба сторонников и противников союза с Москвой. И снова обратимся к Д.И. Иловайскому. Историк писал, что при Василии III, в первые годы его правления, система отношений между Москвой и Рязанью осталась прежней, но с учетом перемен, произошедших в начале столетия, «такой порядок вещей не мог держаться долгое время». Еще бы – с тех пор, как Василий унаследовал от отца удел покойного Федора Васильевича Рязанского, пределы его власти в Рязани существенно расширились. И это обстоятельство не могло не беспокоить ту часть рязанского боярства, которая опасалась (и не без оснований) утратить свой статус и свое место во властной иерархии в случае, если Василий попытается ликвидировать остатки рязанской независимости. «Московская», «старорязанская» партия, группировавшаяся вокруг вдовы великого князя Аграфены, надеялась, видимо, выказывая лояльность московскому великому князю, сохранить status quo и милую их сердцу «старину». Но ее позиции были сильны до тех пор, пока не ослабевала железная хватка Москвы. Поражение же полков Василия III под Казанью и отпадение Казани давало надежду противникам Москвы, группировавшимся вокруг юного Ивана Ивановича, вернуть Рязани прежнюю независимость и, естественно, перераспределить власть, деньги и привилегии в свою пользу, оттеснив в сторону московских доброхотов. К этой «партии» историк относил боярские фамилии Кобяковых, Коробьиных, Глебовых, Олтуфьевых, Калеминых и родственников Сидоровых Сунбуловых. Федор Сунбул, родоначальник Сунбуловых, по мнению Иловайского, играл важнейшую роль при дворе Ивана Ивановича

, и, на наш взгляд, именно он и был главой «младорязанской» партии. Любопытно, что если Иван III не часто, но регулярно привлекал рязанские полки к походам против Орды и Литвы, то при Василии III ни летописи, ни разрядные записи не пишут ничего об участии «узорочья рязанского» ни в войне с Великим княжеством Литовским в 1507–1508 гг., ни в войне с Казанью, ни в новой войне с Литвой, начавшейся в 1512 г. И чем можно объяснить тот факт, что в своем ярлыке, который Менгли-Гирей отправил Сигизмунду, новому великому князю Литовскому в 1507 г., хан жаловал «брата» своего, помимо всего прочего, еще и Рязанью с Переяславлем «в головах, людях, тьмах, городах и селах, и данях, и выходах, и з землями, и з водами, и с потоками»? Причем в ярлыке было отдельно прописано, что «вышеи писаные городы, князи и бояре наперед сего великому князю Витовъту, брату нашому, а потом великому князю Жикгимонъту, брату нашому, какъ есте служивали, ино и ныне по тому жъ великому князю Казимиру, брату нашому, служите, колко городовъ, дани и выходы сполна давали, а которые люди напотом повышая дали есмо, не молте, перво того не служивали есмо, и дани и выходу не даивали есмо, никоторое вымовъки не меите, дани и выходы даваите, отъ нынешнего часу служите»

.

Складывается впечатление, что все это звенья одной цепи. Смена власти в Москве вдохновила «младорязанскую» партию при дворе юного Ивана Ивановича на определенные действия, нацеленные на дистанцирование от столицы Русского государства и, в перспективе, на восстановление независимости Рязани как великого княжества. Понятно, что без надежных союзников сделать это было невозможно – ресурсы Рязани и Москвы к тому времени были несопоставимы, и в качестве таковых помощников Федору Сунбулу и его единомышленникам виделись Литва и Крым. Похоже, что и первые контакты «партии» Ивана Ивановича с Крымом и Литвой приходятся как раз на 1506–1507 гг., и Василий III, осведомленный об этих контактах, занял выжидательную позицию, благо чего-чего, а терпения и умения ждать ему было не занимать. Однако привлекать рязанцев к своим внешнеполитическим акциям он не стал – кто его знает, до чего они договорились с Сигизмундом?

Какую позицию во всех этих интригах занимали Сидоровы и наш герой? Круг лиц, причастных к контактам между Сигизмундом, Менгли-Гиреем (а потом его преемником Мухаммед-Гиреем) и рязанским князем, довольно точно очерчен в следственном деле о побеге Ивана Ивановича из московского заточения в 1521 г.

Ни семейство Сидоровых, ни сам Степан в этом комплоте как будто замешаны не были

, однако же недоверие, которое испытывал Василий III по отношению к рязанцам, сказалось и на них. Но об этом немного ниже, а пока вернемся к последним годам рязанской независимости и интригам рязанского двора.

Затянувшаяся для рязанских служилых людей на почти 10 лет пауза в участии в походах и боях была прервана в 1512 г. Сперва в мае «прииде весть к великому князю, что крымского царя Минлигиреевы дети, Ахмат Кирей и Бурнаш Кирей, пришли безвестно на великого князя украйну, на Белевские и на Одоевские места», «а иные тотаровя, отделясь, пошли вниз на олексинские места, и на Колодну, и на Волкону»

. Немедленно по получении этой неприятной новости пришли в движение московские полки, выступившие навстречу татарам и занявшие важнейшие броды через Оку. «В седло всели», судя по всему, и рязанцы. И эта предосторожность, как оказалось, была совсем не лишней. В июле месяце сторожи принесли весть, что «Махмут царевич Крымской пошол был на Рязань»

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
3 из 8