Матушки. Очерки о подвижницах благочестия наших дней

А вообще надо сказать, чем тяжелей было состояние того или иного человека, попадавшего к матушке, тем большую заботу она старалась проявить о нём. И слово её было со властью. Она могла так убедительно говорить, что с ней невозможно было не согласиться. Так она изменила жизнь многих. Даже обратила в православие одного американского бизнесмена. Мало того, что он сам принял крещение, но и всю свою семью окрестил.

Добро матушка помнила всю жизнь. Когда я, время от времени посещая их монастырёк (а пострижениц у матушки было немало), привозил с прихода гостинцы (прихожанки наши собирали творог, сметану, яйца, овощи), матушка практически до самой смерти спрашивала: «А как там Александра с Пелагией поживают?» Александра и Пелагия – от своего хозяйства постоянно посылали матушке эти гостинцы. И матушка мне говорила: «Вы даже не представляете, батюшка, сколько людей питается этим подаянием».

* * *

Прежде, чем поместить матушкино письмо ко мне, для назидания считаю необходимым рассказать его предысторию. Прежде всего, надо сказать о том первом горении, которое в те смутные для России и Церкви времена охватывало сердца многих священнослужителей. Наверное, такого «образованного», вдумчивого, неординарного священства в нашей Православной церкви уже никогда не будет. И это не бахвальство, а исторический факт, о котором свидетельствовал ещё в начале пятидесятых годов и Иван Александрович Ильин. Даже там, за границей было всем известно, что с середины пятидесятых годов (после смерти Сталина) священный сан стали принимать (и просто приходить к вере) самые образованные, самые лучшие представители русской интеллигенции. Наше поколение, с начала перестройки и до конца Ельцинского периода «безначалия» или «бандоначалия», этот процесс, по всему видно, завершило. И вот этот, если так можно выразиться, чистосердечный порыв образованной части общества, как никогда, способствовал духовному подъёму и авторитету Церкви. Шли служить Церкви бескорыстно – сторожами, чтецами, псаломщиками. Одни впоследствии принимали сан, другие постригались в монашество, третьи, стяжав горнюю мудрость, понесли её с просветительской целью в мир и многим помогли свернуть с пути погибельного. А сколько в те годы было создано многодетных православных семей! Это беззаветное служение Богу и ближним, этот духовный подъём, такой жгучий интерес к практическому освоению свято-отеческого учения вряд ли когда в России повторится. Это было своего рода чудо, ибо такой церковной России во всю её историю ещё никогда не было.

Я уже упоминал о «неразумности» неофитского подвига. И, тем не менее, у меня не поднимается рука бросить в него камень, осудить, ибо не бывает поражений и побед без сражений. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

И, как утверждают святые отцы, что лишь фарисейский подвиг молитвенного делания проходит ровно и без перемен, а кто истинно молится, у того всё время в молитвенном деле бывают перемены. И это так. И, скорее всего, права матушка Варвара, когда однажды сказала, что не всегда впадение во время подвига в «прелесть» бывает к погибели, но часто и к «обучению», для приобретения духовного опыта. И подобных опытов, во всяком случае, в моей жизни было несколько.

Первый произошёл в 1983 году в деревне во время пастушества, о чём я писал в своей книге «Русские мальчики», второй – на приходе. После расстрела Белого дома в 1993 году и развала Союза нерушимого в стране начался беспредел, о котором матушка Варвара упоминает в ниже приведённом письме. Я тогда, хотя и посещал регулярно Троице-Сергиеву Лавру, окормляясь у тогдашнего Лаврского духовника, всему церковному миру хорошо известного старца архимандрита Кирилла (Павлова), однако с наступлением Великого поста, из-за частых служб и большого стечения исповедников первые три недели выехать к духовнику не имел возможности. Тогда и произошло это событие. Началось, как всегда, с усиления телесного и молитвенного подвига.

Если кому-то покажутся странными мои дальнейшие слова, отсылаю таких к книге «Великая стража» (о современных афонцах) и книге епископа Варнавы (Беляева) «Основы искусства святости». Согласно свято-отеческому учению, не всякий дар бывает от Бога. Но бывает и так, что тот или иной дар, данный подвижнику от Бога, за неопытностью тотчас пытаются использовать в своих коварных целях бесы. В данном случае святые отцы советуют, по получении дара, молить Господа, чтобы либо отнял дар, либо приставил к нему стража, то есть ангела-хранителя. Но самым лучшим «стражем» всё же считается опытный в духовной жизни наставник. Враг в основном улавливает новоначальных через тонкое чувство тщеславия, ибо телесный подвиг в глазах такого неразумного подвижника всегда имеет некую цену. Прямо об этом не говорится, а даже наоборот, всячески стараются выказать и показать своё недостоинство, но в глубине души этот «самоцен» всегда есть. На этом как раз и пытаются играть бесы.

И получается примерно так. Кажется, что Господь наконец даровал слёзы, тепло во время сердечной молитвы. Молитвенное делание подвижнику по книжкам достаточно известно. Всё вроде бы очень похоже. И всё-таки на первых порах есть сомнение. И в это время как раз необходим совет опытного духовного наставника. А его-то и не оказывается поблизости. Приходится руководствоваться чтением свято-отеческих книг.

И тогда начинается…

Сначала начинают благоухать иконы, и этот аромат чувствуют в храме абсолютно все прихожане, потом начинает от простого крестного знамения благоухать масло, которым помазывают во время соборования. Во время богослужения слёзы обильно текут из глаз. В словах проповеди появляется такая сила убеждения, что люди начинают плакать. Затем во время исповеди приходят помыслы о скрываемых исповедниками грехах. При напоминании о них, исповедники начинают плакать, каяться. Далее появляется такое дерзновение и бесстрашие, что хоть сейчас на крест или в огонь. Ничего и никого не страшно, такой подвижник любому, даже бандиту, готов сказать правду в глаза. Отвратить краткой беседой кого бы то ни было от погибельного пути – представляется пустяшным делом. Пять минут разговора – и человек весь в слезах, расположен к покаянию.

Это обилие чудесных превращений после краткой сердечной молитвы (как правило, собственного происхождения), после непродолжительной беседы и так далее, наконец, доводит подвижника до полного подчинения «внутреннему» голосу. Помолится – и тотчас слышит в уме ответ (первое время, как правило, безошибочный). Позже бывают и несуразицы, но если подвижник доверился этому «водительству», то это уже настоящая беда.

Внутреннего мира во время такого неразумного подвига никогда не бывает. Либо тоска, либо необыкновенное блаженство. И постоянное внутреннее напряжение от «борьбы». Снисхождения такой подвижник не испытывает ни к себе, ни к окружающим. Советов со стороны не терпит и не принимает. Часто впадает в гнев, но тут же «гасит» его внутренним покаянием.

То, что описано в неизданных дневниках отца Иоанна Кронштадтского, происходит с таким подвижником ежеминутно. Это состояние очень тяжёлое. И переносится оно с исключительным мужеством только потому, что всякое отступничество понимается, как поражение, даже погибель. И в этой погибели начинает видеться уже всё человечество. Иногда даже появляется сомнение в правильности церковного устройства. Даже представляется неким тонко измышленным врагом рода человеческого препятствием на пути личного спасения. Усиливается подвиг. Любовь к ближним, которые теперь представляются обузой в деле личного спасения, отходит на второй план. Такой подвижник объясняет это себе тем, что сердечное общение с ближними, с окружающими – это вовсе не «духовное», а «душевное», то есть плотское, земное, а стало быть, погибельное.

Таким образом, из всего подвига врагом вынимается главное – любовь. Отсюда уже недалеко до сумасшествия. Но в том и заключается смысл «обучения» (если только это «обучение»), что всякий, имеющий духовника и периодически бывающий у него на исповеди, в самый критический момент, как правило, на исповедь эту всё же попадает (плохо, если нет). Вопрос тотчас разрешается. Но никогда не обходится в этом деле, как и во время любого поединка, без некоторого вреда. И как после поединка, некоторое время уходит на восстановление физических и душевных сил.

Приобретённый опыт – неоценим. Но идти сознательно на подобный эксперимент всё же не следует. Поэтому описываемое – есть всего лишь частный опыт.

Тогда этот «опыт» встревожил не только моих домашних, но и всех наших друзей. Моя супруга позвонила Щукиным, отцу Михаилу Резину, который служил в Ардатове. Они оба приехали. Я, разумеется, к советам их не прислушивался, игнорировал, ссылаясь на то, что у меня есть духовник. Тогда они предложили ехать к нему в Лавру. Я сначала не соглашался, ссылаясь на то, что будто бы через чтение Евангелия мне было открыто Господом, что до «Вербного Воскресения» никуда ехать не надо.

Они с этим не соглашались. Тогда я сказал: «Давайте так: как скажет ребёнок, так и будет». И спросил старшего малолетнего сына, ехать ли мне «завтра в Лавру». Он сразу ответил: «Да». После этого ничего не оставалось, как только ехать. В это время за меня все наши знакомые молились. Молилась и матушка Варвара.

Отец Кирилл мгновенно решил проблему, сказав: «Ты этому не верь». То есть ни запахам, ни «прозорливости», ни внутренним помыслам, ни теплу во время молитвы, ни особенностям причащения, ни видимым чудесам.

А матушка ещё определённее сказала при встрече: «Ничего не слышу, не чувствую, не вижу».

Но это я и сам прекрасно знал.

Пришедший по просьбе матушки верующий психиатр даже предлагал мне лечь в больницу, и матушка на этом настаивала, но я наотрез отказался, объяснив тем, что с помощью Божьей сам выйду из этого состояния. Ограничились таблетками, которые врач всё же советовал мне первое время принимать, и моим обещанием показаться ему через неделю. Я согласился только для того, чтобы их успокоить. Таблетки пить не стал. Для смирения и по болезни разрешил пост. Стал принимать в виде лекарства молоко, творог, дольше спать, чаще отдыхать и заниматься физической работой. Физический труд по учению святых отцов приносит спокойствие душе.

Прибывший через неделю на приход, очевидно, по матушкиной просьбе отец Михаил уговаривал меня ехать к матушке. Но я отказался. Между нами произошёл спор. Отец Михаил уехал. А вскоре пришло от матушки письмо. Оно одно многое может поведать о любвеобильной матушкиной душе.

Вот оно:

«Дорогой батюшка, отец Владимир, с большой скорбью и тревогой пишу вам.

Врагу рода человеческого дана сейчас от Господа большая свобода для испытания нашей веры и преданности заповедям.

Он ломает сейчас не только малых, но и больших.

Святые отцы, испытав все строгие и большие подвиги, оставили нам в своих наставлениях один путь к Господу – это путь средний, царский, при котором человек, помня своё ничтожество, своё бессилие, шёл бы этим средним путём, не уходя вглубь ни правой, ни левой стороны.

Они, испытав подвиги чрезмерного голода, малого сна и другие, сказали, что подвижнику следует и есть не менее двух раз в день и спать не менее 6 часов.

Но они ведь были в особых условиях и физических сил и природных. Они были совершенно удалены от мира и семьи.

А подвижники следующих веков, как св. Николай Чудотворец, Иоасаф Белгородский, Иоанн Милостивый, Иоанн Кронштадтский и многие другие, чем они прославились – добрыми делами. Они своими руками делали добро людям и тайно и явно. Они спасали людей от уныния, отчаяния, греха и гибели и этим выполняли заповедь Божию, любить ближнего как самого себя, и за это и были прославлены Господом.

Наше время тяжёлых испытаний требует от нас особого служения ближним – спасать людей, попавших в большую нужду, от отчаяния и греха.

Господь сейчас старцам повелевает выйти из затворов для служения ближним. Господу дорога каждая душа и Он хочет, чтобы ни один человек не погиб.

Враг чем начал испытывать Господа? Голодом: „претвори камни в хлеб“. Так и нас сейчас хочет погубить враг этим же – голодом.

Искусственно создали, особенно в Москве и Петербурге, чрезвычайные трудности с питанием и подняли безумные цены на всё. В этих городах большая смертность, много самоубийств, люди не могут взять своих умерших из больниц, потому что хоронить сейчас стоит 50 тысяч рублей. Покойников десятками сваливают в ямы и закапывают.

И если в этих условиях, имея от Господа большую ли, малую ли возможность поделиться продуктами и средствами для приобретения необходимого, мы будем думать, что нам достаточно молиться, а излишки наших запасов гниют, съедаются мошкарой, и мы спокойно их выбрасываем и даже осмеливаемся говорить: „Ну что же – последнее время, пусть привыкают к голодной смерти“, – то не есть ли это полное искажение заповеди Божией и не наведёт ли это на нас справедливый гнев Божий?

Батюшка, дорогой, верх совершенства – это любовь. Любить Бога как должно можно только тогда, когда мы будем любить и жалеть Его создание и не только языком, но и делами, помощью.

Сейчас один зов Господа к нам христианам – объединяться, помогать друг другу, заботиться друг о друге и ближних и дальних, спасаться и спасать от вечных мук своим участием, своей поддержкой, и это будет перед Богом выше нашей одинокой молитвы без участия в добре.

Не отступайте, дорогой батюшка, от этого зова Господа, не замыкайтесь, не отстраняйтесь от дел добра, они сейчас самые главные перед Богом, а без них мы можем оказаться перед закрытыми дверями.

Дорогой батюшка, примите этот мой вопль как вопль матери, друга, почитателя.

Если я в чём-либо вас обидела, простите меня Христа ради.

Приезжайте к нам, дорогой батюшка, о многом хочется поговорить; ваша поездка к нам, связанная с большими трудностями – это подвиг. А за такие подвиги Господь вознаграждает сторицею.

Прошу ваших молитв и благословения.

Недостойная Варвара

P. S. Батюшка, отец Михаил мне сказал, что вы спрашивали о. Кирилла, можно ли вам ездить в Москву, оставляя церковные службы.

Но ведь вам им же и не разрешено служить ежедневно, а только в установленные дни. Поэтому он и сказал вам, что оставлять такие службы не надо.

Но вам следовало бы оставлять несколько дней из недели и для добрых дел, ибо без них молитва мертва.

Простите меня. Грешная Варвара».

Но я так и не поехал. И, пожалуй, это был единственный, так сказать, наш с матушкой «инцидент». Не так уж и много времени оставалось до её исхода в вечность, года четыре. Эти последние годы жизни матушки были насыщены разными удивительными событиями. Расскажу о некоторых из них.