Судьбы, как есть

– А что мне рассказывать?

– Где вы учитесь?

– Я не учусь, я работаю на танковом заводе.

Потом она говорила, что живут они вдвоем с мамой у ленинского рынка, и отца она не помнит.

Артем не слушал, а глотал каждое слово. Голос ее был нежный и приятный. Он готов был слушать ее бесконечно, лишь бы быть рядом. Но время шло быстро, и они въезжали уже в поселок – районный центр, где их ждали труженики села в клубе.

На время концерта у Артема будто выросли крылья, плясал он в этот раз лучше всех, с улыбкой, лихо и задорно. А когда он слушал, как пели заводские девчата, конечно, те песни, где пела Людмила, он просто утопал в какой-то необъяснимой блажи. И, конечно, самой красивой была та, что ехала с ним в автобусе.

Обратно Артем ехал в автобусе со своей танцевальной группой, где над ним подшучивали ребята. Напарница по двум танцам явно его приревновала. Вера была хорошая девушка и плясала она легко, пластично. Она давно готова была начать дружбу с Артемом, но все у них как-то не клеилось. Зная, что Артема дома ждет девушка, она комплексовала, ставя себя на ее место. Артем Веру уважал, заступался за нее, ограждал от ухаживаний других, но не провожал ее домой, поцеловал-то всего один раз в щечку на ее день рождения и все.

Сначала было даже интересно оправдываться шутками да прибаутками, а потом Артем загрустил, так ему сильно хотелось туда, где заводские девчата, юморные тетки, где есть его новая знакомая, не похожая ни на кого во всем, наверно, мире.

И будто бы услышав его желание, автобус остановился, не проехав и получаса, у озера. Все высыпали дружно из автобусов, прихватив с собой приготовленные винно-водочные и продуктовые припасы. Расстилали скатерти на траве, выставляли бутылки, консервы, помидоры, огурцы, резали сало, колбасу и громко, воодушевлено говорили. Курсанты от домашней пищи просто «балдели». Выпили за успешный концерт, Артем для храбрости целый стакан «долбанул» портвейна № 77 и тихонько отошел от стола, удаляясь к шумной компании заводских, которые дружно рванули к озеру купаться.

Она была одна и снова читала свою книжку. Разговор, к сожалению, не получался, и выручили, сняв натянутую обстановку, вернувшиеся после купания женщины. Женщины обрадовались появлению Артема, хваля его за танцы, налили полстакана водки ему и, себя не забыв, дружно выпили за любовь.

Поблагодарив за угощенье, Артем уверенным шагом подошел к своим и объявил о решении ехать в Омск с заводскими. Уходя к автобусу, его абсолютно не интересовало и не волновало чьё-либо мнение о его поведении, что якобы он предательски бросил их коллектив и ушел к заводским.

Артем и Люда возвращались в Омск на том же автобусе, на тех же местах. Вначале что-то говорили, а потом она, слушая его, вдруг тихонько прислонила свою голову к его плечу и задремала. О, как он был этому рад! К тому времени пение и музыка в салоне закончились, и уставший народ спал.

Артем боялся пошевелиться. Так они и въехали в Омск. Хмель прошел, чувства к этой девушки, которая только что нежно посапывала у его плеча, были неописуемы. Такого он еще никогда не испытывал. «Я влюбился, но как это все объяснить, как об этом сказать? Хочется кричать: «Девушка, вы мне нравитесь! Я Вас люблю!» Но как это люблю? Знакомы-то всего ничего. И вообще у него есть девушка, которая говорила ему, что любит, она пишет регулярно письма, встречается, хоть и изредка, с его родителями. Одним словом, его ждут дома на Сахалине». Это вдруг всплыло у него в затуманенной любовью голове. Размечтался в мыслях своих Артем о взаимности и близости к Людмиле, забыв о том, что девушке всего-то семнадцать лет, и он настоял-таки проводить ее домой, ну хотя бы один квартал. К его же внутреннему только удивлению, Людмила согласилась. Это для него тогда была сильная победа.

Наталья шла с одной из женщин концертной труппы. Когда Артем попросил у Люды дать ему номер телефона, то ему отказа не было. И это была «великая победа»! Как только он закончил писать номер телефона и поблагодарил Людмилу за знакомство и проведенное время, то услышал недовольный голос Натальи:

– Люд, прекрати парню мозги пудрить и догоняй, я пошла домой.

– Сейчас догоню, – ответила Людмила.

Артем, не сознавая, что делает, резко обнял Людмилу и поцеловал ее в губы.

– Ну, ты даешь! – сказала она и отстранилась. – Мы так не договаривались. Быстро, шустро, как танк. Прощайте, я пошла.

Она резко повернулась и быстро зашагала догонять Наталью.

Артем стоял довольный и улыбался. Он был счастлив!

– Я позвоню, я обязательно позвоню, – кричал он ей вслед.

Впереди ждала казарма, курсантские будни и, видимо, тоска по этим глазам, по этой загадочной улыбке. Вот оно это настоящее! Вот те чувства, которые разрывают душу на части. А внутренний голос шептал: «А как же та, что ждет? Куда ты прёшь, танкист? Может, это пройдет? Нет, тут что-то не то. Почему, не осознавая, что творит он, поцеловал девушку? Почему его тянет смотреть и смотреть на нее? Почему в его душе все бурлит и кипит, он готов на все, лишь бы снова увидеть ее глаза, ее улыбку и услышать такой нежный и приятный голос? Такого чувства у него с той девушкой, которая его ждет дома на далеком острове, не было. Нет, он не ругал себя, вся его сущность не считала себя виноватым. У него не было близости интимной с Натальей с Сахалина, и если раньше его это огорчало, когда они расстались, то сегодня он был этому безумно рад. Вот рад, и все тут! Его воспитание не оставило бы шансов на другую любовь, на измену, если бы он смог тогда уговорить Наталью на интимную близость, когда баба Феня постелила им вместе на полу в комнате дома Коноваловых, когда они вместе приехали погостить в Хоэ во время летнего первого курсантского отпуска Артема. А может быть, он и не настоял, потому, что был не уверен в полноте своих чувств. Как знать?!

Он был окрылен, готовый на любой «захват», на любую близость и сердцем, и телом, и душой. Артем чувствовал, что еще встретится с Людмилой, а иначе б она не дала ему свой номер телефона.

Моздок.

Военный аэродром.

Борт «Ил-76» готовился к взлету. Сновали туда-сюда машины, солдаты выгружали раненых и сопровождали их или заносили на носилках в открытое сзади у самолета «хайло». Посадкой руководил полковник с черной добротной бородой, похожий на душмана. Артем лежал на своих носилках и наблюдал, как из двух подошедших «Уралов» сгружали ящики с «двухсотыми», которых надлежало передать родственникам в Ростове-на-Дону.

– Как же неуютны в сознании человеческом все-таки были эти слова – «двухсотый», «трехсотый», погибший и раненый. Это чьи-то сыновья, братья, мужья, отцы, а может, как и он, «трехсотый», чей-то дедушка.

Артему доводилось, один раз сопровождать погибшего офицера спецназа и дважды передавать погибших бойцов родителям. Что испытываешь при всем при этом, передать на словах не возможно. Тут и чувство вины, и обида, и горечь утраты, и злость на все то, что есть на этом свете. Костеришь, материшь в душе правительство и командование, проклинаешь «духов», долбанную устаревшую технику, а особенно эту затяжную бойню, эти «хреновы» зачистки и всю эту непонятную для боевого офицера войну. Патриотизм слетает, как шелуха с боевого гонора и бравады, и тут-то задумываешься и о себе, и как, и зачем ты на этой непонятной войне. Он снова вспомнил Илью.

Это было в конце мая 1987 года. Артем по замене прибыл в СГВ (северная группа Советских войск в Польше) в танковый полк мотострелковой дивизии, расположенной тогда в Борне-Сулиново. Командиром разведывательной роты этого полка был капитан Касьян. До того Илья больше двух лет отвоевал в Афгане, имел боевые ордена и медали и так пришелся по душе новому командиру полка, что их совместные труды вывели через полгода разведывательную роту в лучшую роту СГВ. Вечная память Илюше! Какой был человечище!

Воспоминания прервали солдаты, взявшие носилки с Артемом, и понесли их в салон грузового самолета. Он смотрел на молодых, но уже крепких солдат из медсанбата и подумал: «В тылу выжить шансов гораздо больше и вернуться не в цинковом гробу, а почти героем домой тоже больше. Но и эта работа не простая». Пацаны явно не робели, пожалуй, уже привыкли к таким загрузкам. В Моздоке не стреляют, это перевалочная база. Аэродром постоянно гудит, как растревоженный улей. А может, вот эти пацаны, как многие другие, тоже рвались на войну в Чечню.

Таких Артему приходилось встречать гораздо больше, чем тех, кто никуда не рвался. Так ведь можно выделиться среди своих сверстников, доказать себе, что ты не трус и, конечно, надеяться на свое возвращение живым. «Кого-то зацепит, но только не меня», – размышлял дальше Артем. Нет, конечно, они молодцы, эти пацаны, и в этом Артем не раз убеждался. Орешь ему: «Брось, ложись, ползком!» Он же тащит своего, уже мертвого, брата – солдата под огнем «духов», а, вытащив, сам падает с пробитой головой, получив смертельное ранение еще до того, как пуля сразила его товарища. Нет, пацаны молодцы! Стояли такие под Северным Бамутом, стояли тогда насмерть окруженные в засаде наши разведчики, до последнего вздоха бились, до последнего патрона. Хлыщет кровь фонтаном, а он тащит взводного. Перед последним своим движением, перед последним вдохом еще и улыбается от радости, что помог, вытащил. Ну, сколько ж таких героев полегло на земле Афганской и на земле Чеченской? Кто скажет?

Салон «Ила» был битком набит военным людом. Нашлись, конечно, и те, кто узнал Артема. Когда самолет набрал высоту, эти парни поднесли Артему стакан водки и кусок хлеба со свежим огурцом. Помогли выпить. Стало намного лучше, уже не ныло так плечо, все приобретало более позитивный оттенок происходящего. Конечно, пить еще не разрешалось, так как антибиотики тоже кололи еще в болезненные ягодицы Артема, а эта смесь не желательна для качественного выздоровления. Но разве была возможность отказаться?

«Как же здорово пахнут свежие огурцы! – думал Артем. – Вот так же пахнет свежая корюшка на Сахалине. Такая вот сахалинская «таранька». Когда идет ее лов, то этот запах стоит на десятки метров».

Легкая блажь после выпитого растекалась по телу, и сразу потянуло на сон.

Через час приземлились на военном аэродроме, в Ростове-на-Дону. Сначала вынесли ящик с телом старшего лейтенанта, потом передали убитого солдата. Доносился плач, крики и причитания. Горе постигло чьи-то семьи. Но если сержанта родственники могут увидеть, то старлея вряд ли потому, что сильно изуродовано лицо и пролежал труп в тепле больше пяти суток. Кроме погибших самолет покинули и многие служивые, и сопровождающие погибших, и отпускники, и счастливчики, отбывшие свой срок на войне. Облегченный «Ил-76» взял курс на Москву, курс на Чкаловский военный аэродром.

Через неделю Артем заметно пошел на поправку, а через две недели стал ходить в столовую госпиталя. К нему никто, кроме сослуживцев, не приезжал. Своих в Коврове Артем не беспокоил, а они продолжали считать дни до окончания его командировки на Северный Кавказ. Врачи обнадеживали на выписку через месяц. Ох, как же хочется домой! А еще у него есть два закадычных друга – земляка, которых давно он не видел, но есть теперь возможность повидаться с ними, пока он здесь в госпитале, надо только сообщить хотя бы Цветкову, а он Зеленина достанет, и тот прилетит сразу, не задумываясь.

Парни с Сахалина

Их было трое, ну прямо все, как у нас на Руси, три поросенка, три толстяка, три заклинания, короче – Бог любит троицу. А встретились будущие друзья тогда в июле 1968 года в Омском танковом училище при поступлении. Это были три юноши по 17 лет от роду, а главное – с одного далекого острова Сахалин. И не смотря на их юный возраст тогда, представим наших основных героев, как положено, по паспорту: Артем Викторович Шмелев, приехал с города Александровск-Сахалинский (центр Сахалина, западное побережье), Виктор Степанович Зеленин из города Тымовское (центр Сахалина, между западом и востоком) и Владимир Иванович Цветков из поселка Сокол (юг Сахалина). Это были парни с острова, занимающего площадь в 78 тыс. кв. км, протяженностью с севера на юг на 948 км. Из космоса этот остров смотрится как рыба, «чешуей» которой служат тысячи сверкающих рек и озер. В историю освоения Сахалина вписаны имена многих офицеров Русского флота. И наши герои тоже приехали в город Омск, чтобы стать офицерами, только не морскими, а сухопутными.

Неоценимый вклад в освоение и изучение Сахалина внесли замечательный русский мореплаватель Г.И. Невельской и его сподвижники Н.К. Бошняк, Д.И. Орлов, Н.В. Рудаковский и другие. Экспедиция Г.И. Невельского отстояла и закрепила права России на Приморье и Сахалин. Многие из вас, уважаемый читатель, не ведают о той красоте, которую создала природа на этом острове, где рыбаки и моряки, строители, шахтеры и врачи, животноводы и земледельцы, рабочие люди самых разных профессий первыми на нашей Родине России встречают рассвет и новый год. Но, наверно, каждый знает о красной икре. Самое главное, самое замечательное из биологических богатств сахалинских рек и омывающих морей – лососи. Осенью прогретые мелководья рек полны горбуши и кеты. Войдя в реку, они перестают кормиться, преодолевают в сутки до 45 километров вверх против течения. На этом пути рыба меняет свой облик: чешуя тускнеет, утрачивая серебристый блеск, вырастает горб, челюсти искривляются. Горбуша, кета, кижуч, нерка, чавыча, сима относятся к роду тихоокеанских лососей. Объединяет этих рыб одна особенность – все они гибнут после однократного нереста, и умирать, и нереститься они идут в родные речки и реки. Природа щедро наделила Сахалин и нефтью, и газом, золотом, каменным углем, горячими источниками, лечебными грязями, минеральными водами, пушным зверем, лесом и особенно разнообразной растительностью. Самое же главное богатство Сахалина – это его люди, очень трудолюбивые и свободолюбивые. Природа и здесь наложила свой отпечаток на островитян. Что интересно, из всех поступающих в тот год сахалинцев трое поступивших имели фамилии, связанные с природой. Такое сочетание фамилий им порой и помогало и заставляло держаться вместе, преподаватели клевали на это и спрашивали их, бывало, в один день.

– Давай, Шмелев, помоги Цветкову. Ну что, Зеленин, пора вызывать на подмогу Цветкова и Шмелева, и так далее…

Но если кто-то из них залетал, то взводный всегда вспоминал, не очень добрым, а порой матерным словом сахалинцев: «Всех, этих цветущих, растущих Зелениных, Цветковых и еже связанных с ними Шмелевых я научу вас, ядрён-батон, как любить Советскую власть и нашу Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Шмелев, два наряда вне очереди».

Короче, уже по фамилиям им суждено было быть вместе, а плюс то, что они земляки и у каждого своя, но огромная любовь к острову, все это быстро их подружило и объединило. За три года учебы в училище парни возмужали и крепко сдружились. Хоть и разбросала судьба друзей по свету белому, но связь они поддерживали постоянно и неоднократно находили друг друга без особых проблем. Даже служили порой в одних гарнизонах. Темы разговоров, связанных с Сахалином, – это всегда были их излюбленные темы. Сахалин – это не город-герой Брест, и не Курск, и не тем более Ленинград, но бои там тоже были, это земля каторжан, беглых и ссыльных политических, земля в основном вымершего коренного народа гиляк. До 1905 года на Сахалине была всероссийская каторга. «Адом на земле» назвал остров великий русский писатель А.П. Чехов, посетив Сахалин в 1890 году. «Велика изобретательность человеческая по части преступлений, – писал Влас Дорошевич, – но до сих пор не изобретено такого преступления, которое заслужило бы такой каторги, как сахалинская». Да, это было, и, наверно, по сей день в душах коренных сахалинцев есть жажда к свободе и правде.

На Сахалине собраны разные климатические пояса. Можно выехать с центрального Сахалина в январский 20-градусный мороз и в этот же день в Южно-Сахалинске подыматься по трапу самолета под проливным дождем. На севере острова может стоять мороз под сорок и тихо, а на юг обрушится такая метель, что сугробы потом лежат выше крыши.

На острове прошло детство наших героев, там остались школьные друзья, у кого-то первая любовь, у каждого много родственников и, конечно, самые дорогие – это родители. У Артема на Александровском кладбище покоятся мама и папа, у Виктора жива мама, у Владимира и мать, и отец живы, но здоровье уже не ахти какое.

1996 год, это год, где судьбы наших героев, выстоявших в Афгане и в послеразвальном периоде СССР, круто меняются не в лучшую сторону. Наступают другие времена тяжелых испытаний этих людей вместе с Россией. Надо выжить, надо не скурвиться, надо победить, не предать и не потерять дружбу, честь и достоинство русского офицера, а по – другому они не могут и не хотят, они вступают в бой с бандитами, ворами, уголовниками и вершат правосудие за близких и друзей, вместо тех, кто должен это делать и с теми, кто делает. Пусть хранит их Господь, а мы поведаем дальше о судьбах, как есть, как это было.

Весть.

В госпитале Артем отлежал уже месяц, сняли швы, затягивалась рана. Нагрузки пока давать нежелательно, повреждены нервы, сухожилия. Однако Артем по рекомендации врача занимался ежедневно щадящей физкультурой.

Наконец-то ему разрешили съездить домой на побывку. Описать радость и все нюансы встречи просто невозможно. Это надо прожить, это надо прочувствовать.

Когда Артем обнимался с женой, то с боков на него повисли дочери. Артем ойкнул. От боли на лбу выступили капельки пота. Пришлось открыться и рассказать правду. Тесть, Геннадий Григорьевич, напился от радости, теща плясала, жена пела. Девчонки внимательно слушали и слушали. Внучка Ириша все свои наряды продемонстрировала. Позже появились друзья и подруги дочерей. Угомонились все только к двум часам ночи. Вот так же его любили и обожали и еще жалели, когда он вернулся после первой командировки, проделав обратный путь через Сахалин, а прибыл тогда Артем после похорон мамы, самого дорогого для него человека.

10 мая 1995 года они стояли под Хасавюртом, Артему оставался всего один день до вылета на Моздок, а там Москва, а дальше дом, родные и мирная, такая сладкая, жизнь. После утреннего совещания, около девяти часов в палатку зашел посыльный от командующего седьмой – восточной тактической группы войск генерала Овсянникова.