Дельфания. Сокровенные истории

Они и мысли читать могут, осенило меня.

– Можем. Но главное, для чего мы пожаловали к тебе, – так это сказать, чтобы ты не кручинился и не горевал о нас. Это ведь для людей мы сгорели, а на самом деле нас Господь к Себе забрал. Если сказать по-вашему, по-мирскому, так мы перешли через огонь в другой способ существования – невидимый обычному взору.

– Бессмертный вид у нас теперь, – пояснил высокий странник.

– Мы теперь на небесах, – сказал Часовня. – Нас можно там увидеть, если очами души в небо смотреть.

– Так что живы мы, Владимир, и невредимы, только стали другими. Огонь-то невежество сжигает, а любовь и красоту окрыляет, делает вечной, небесной.

Я старался переваривать услышанное, насколько это было возможно в такой ситуации.

– Что же мне теперь делать? – спросил я. – Как жить дальше?

– А дальше, добрый человек, для тебя начнется новый путь.

– Что же это за путь?

– А путь этот без пути! – приглушенно и таинственно поведал Часовня.

– Как же это понять – путь без пути? – недоумевал я.

– Начало пути – это когда нужно строить вещественные, материальные храмы, чтобы были стены и ученик в них возрастал и мужал. На это время дается и карта, и указания, куда идти, что и как делать. Но как вырастет ученик – стены ему более не нужны, начинается путь без карты, без стен, без указаний. И тогда приходит пора строить внутренний, духовный, так называемый себенский храм! – торжественно проговорил Колоколица.

– Вот-вот, – вторил ему Часовня. – Вещественные храмы ты научился строить, теперь учись строить духовные – в сердце и в душе своей. Это и есть путь без пути.

– А строить храм в душе своей, – подхватил Колоколица, – куда сложнее, нежели из бревен или камня. Люди-то научились материальному строительству, а вот духовному еще нет. Не всякому под силу такое, но дело это самое главное и важное. Ибо Господу разве постройки ваши нужны? Разве украшения и подношения? Нет! Ему любящие сердца ваши и светлые души нужны – вот что ждет Создатель от людей.

Эти наставления странных старцев настолько поразили меня своей простотой и глубиной, что я не решался что-либо сказать. Их слова будто пелену с глаз моих сбросили и обнажили то, над чем я так долго и мучительно бился.

– А мне уж стало думаться, что, может быть, Всевышний наказал меня. Ведь я так любил вас, а у меня отняли это, – вымолвил я. – Больно это. Очень.

– Не наказывал тебя Господь, – мягко и ласково произнес Часовня. – А выталкивал тебя на новый путь, в новую жизнь. А боли твои и страдания – это боли нового рождения. Женщина в родах стонет и плачет, а потом рождается жизнь – жизнь подлинная, светлая, божественная. И твоя боль, Владимир, – боль потуг, которые выталкивали тебя из прежней утробы в жизнь без рамок, стен, оболочек, в жизнь, где между тобой и Всевышним уже ничего не будет стоять. Где ничто не будет препятствовать воспринимать Его непосредственно.

– Радоваться ты должен! – улыбнувшись, воскликнул Колоколица. – В новую жизнь родился, а он на? тебе – горюет!

– Так как же понять самому-то было? – защищался я, а внутри что-то уже ожило и забило еще маленьким, но все-таки родничком надежды.

– Ничего, ничего. Жизнь твоя только начинается, – торжественно заключил Часовня. – Ждет тебя впереди такое счастье и праздник, что и представить себе не можешь!

– Так что же мне делать, старцы, скажите! Не томите, – умоляюще спросил я.

– Сказали мы тебе все, что нам надобно было сказать тебе, Владимир. О большем нас не спрашивай. Пора нам, – засобирался Часовня.

– Ну хотя бы одно словечко! – взмолился я, испугавшись того, что старцы уйдут, а я чего-то у них не выспрошу.

– Хорошо, – Часовня приостановился, тем временем как Колоколица уже почти скрылся в зарослях молодого лесняка. – Запомни имя Иларион. Прощай, Владимир! Мир сердцу твоему, – подытожил Часовня и скоро поспешил за Колоколицей…

Вдруг я открыл глаза и понял, что крепко уснул. Ноги затекли, и у меня не получилось сразу встать. Я выглянул из-за ствола дуба – Ассоль безмятежно спала на боку. Вокруг было тихо, изредка доносились птичьи голоса. Значит, это был сон! Как странно, думал я и растирал ноги, в которых тысячи мелких иголочек кололи во все стороны.

Наконец Ассоль подняла морду, посмотрела на меня и потянулась.

– Ну что, Ассоль, выспалась? – спросил я собаку.

А та уже отряхивалась и вертела хвостом, предвкушая поход.

– Пойдем домой. Вот только заглянем на источник и попьем воды.

Впервые за последние месяцы я почувствовал, что с сердца у меня будто камень свалился, и я начал даже шутить. Собака, учуяв игривое настроение хозяина, подскочила ко мне, встала на задние лапы и лизнула в лицо, угодив своим носом прямо мне в губы.

– Тьфу ты! – отплевывался я. – Ну хватит!

Но ее уже было не остановить. Она бегала вокруг меня, нападала, убегала, потом стала носиться во всю прыть, совершая прыжки через поваленные деревья, зарывалась в сухие листья, оглашая лес радостным лаем.

Жизнь продолжалась, а точнее – начиналась новая. Вот какая, это еще нужно было понять, а самое важное – надо было уразуметь, что же такое путь без пути и кто такой Иларион?

Часть вторая. Путь без пути

Глава 1. Константин и Мария

Константин и Мария жили в небольшом городке, затерянном в казахстанских степях. Константину было сорок, когда он встретил Марию, девушку двадцати пяти лет, и женился на ней. У него это была уже вторая семья. Первый брак для Константина оказался изначально неудачным. Его первая жена Елена была чрезвычайно эгоистична, заносчива и стремилась к сытой и обеспеченной жизни. Внешностью Елена отличалась весьма соблазнительной и с детства привыкла находиться в центре мужского внимания. Она относилась к той категории женщин, на которых, как пчелы на мед, слетались мужчины. Конечно, Константин всеми силами старался сделать их семейную жизнь счастливой. Кроме основной работы на горно-обогатительном комбинате он постоянно подыскивал побочные заработки и специализировался на ремонте квартир. Через год после свадьбы у них с Еленой родилась дочь Юлия. Константин всегда мечтал иметь дочь, и его мечта сбылась.

В Юленьке он души не чаял, а кроме того, в глубине сердца надеялся, что Елена наконец успокоится и найдет в семье то, чего ей не хватает для полного счастья. После рождения дочери Константин работал еще больше, стараясь обеспечить семью всем необходимым. Приходил домой за полночь, трудился и в выходные. Может быть, это было его ошибкой, ибо он меньше уделял внимания семье и, возможно, это и привело к тому, что Елена встретила другого мужчину, полюбила его и ушла к нему вместе с дочерью. Впоследствии Константин долго и мучительно корил себя за то, что упустил Елену, искал в себе причины разлада, занимался самобичеванием. Но самую сильную боль он испытывал из-за разлуки с дочерью. Елена с новой семьей переехала в другой город, и Константин только раз в год мог приезжать к Юленьке.

Девочка росла с новым отцом, и ей было трудно разобраться во всех этих взрослых премудростях, в том, почему ее настоящий папа не живет с мамой. Константин и сам понимал, что разрывает детское сердечко своими приездами, и понимал, что нужно в конце концов набраться мужества и не беспокоить дочь. Переживания состарили Константина, лицо его покрылось морщинами и потемнело. Он замкнулся в себе и почти никогда не улыбался.

Константин никогда не верил в Бога – вернее, он, как и многие, верил, что есть какие-то высшие силы, может быть, вселенский разум, информационное пространство, но для него это не имело большого значения. В это время в Союзе начиналась перестройка, и в их городке в здании книжного магазина была устроена церковь в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского. Константин уже не помнил, как впервые забрел в храм и зачем. Просто, вероятно, шел с работы и заглянул туда, где поют странные песни, навевающие покой.

Он стоял среди бабушек, горящих свечей и не понимал ничего из происходящего и произносимого священником, но на сердце в тот вечер у него стало немножко теплее и легче. Будто паук, сплетший паутину в его душе, несколько ослабил свои путы. Потом Константин стал все чаще приходить в храм и узнал много нового из области, которая прежде ему казалась выдумкой и фантазией старых людей.

Именно в этот период он делал ремонт в квартире родителей Марии. Там он и встретил ту, которая сняла боль с его души. Конечно, не совсем, но они полюбили друг друга. Константин – скорееот отчаяния, а Мария – оттого, что встретила мужчину своей мечты. Она была затворницей, любила много читать и мечтать.

Жизнь пошла своим чередом, и Константин начал постепенно оттаивать от прошлых семейных зим, а когда Мария родила малыша, он расцвел и зажил в полную силу радости и счастья.

Конечно, он мечтал о дочери, но вот он трепетно несет из роддома сына в одеяльце – и радости его нет конца. Мальчик был сильно похож на отца, и Константин очень гордился этим, повторяя: «Ну видно же, что папин сыночек!» А Мария не спорила, она была просто счастлива. Возможно, это был как раз тот случай, когда в семье царило простое человеческое счастье, которое так трудно дается, но для которого на самом деле так мало нужно.

С Еленой Константин почти каждое лето ездил отдыхать на море под Сухуми, недалеко от Нового Афона. В то время путевки давали на комбинате за треть цены. С тех пор как ушла Елена, Константин больше не был на юге, да и не до того было. Сейчас же, когда сыну исполнилось три годика и он окреп, Константин уговорил Марию отправиться на отдых.

Излишне говорить, что Абхазия – жемчужный уголок России. Субтропический климат позволяет произрастать в этих краях цитрусовым деревьям. Осенью сады ломятся от мандаринов и апельсинов. Абхазский хребет, высота которого в районе Сухуми достигает 3156 метров, защищает прибрежную землю от холодных северных ветров, к тому же и море работает как аккумулятор тепла, отдавая зимой то, что было накоплено летом. Температура воздуха в холодные месяцы не опускается ниже плюс восьми градусов.

В общем земля здесь благодатная, природа удивительная. С одной стороны – снежные вершины абхазского хребта, а с другой – море. В лесах полноводные речки, ручьи, водопады, пещеры.

Константин и Мария поселились в одном из военных санаториев, который располагался в двухстах метрах от моря. Внешне все складывалось как нельзя лучше, однако как только они въехали в Абхазию, сразу ощутили какое-то гнетущее напряжение. Люди смотрели настороженно, даже враждебно. Собирались группами, перешептывались между собой, опасливо поглядывая по сторонам. Санатории и профилактории были почти пустыми. Мария сразу почувствовала что-то нехорошее и со второго дня отдыха стала упрашивать Константина вернуться домой. Но Константин и слушать не хотел жену, говоря: отдохнем как положено, и все будет в порядке. Кроме того, у Марии была приятная новость, которой она еще не поделилась с супругом, не будучи полностью уверенной в том, что она беременна.

Через неделю Мария все-таки решила, что наступило время сообщить Константину, что у них будет ребенок. Она втайне надеялась, что это подстегнет его к тому, чтобы быстрее вернуться домой. Ведь все чаще приходилось слышать то там, то здесь страшное слово «война».

Константин был на седьмом небе от счастья и долго кружил Марию на руках.

– Ой, отпусти, безумный, голова закружилась, – восклицала, смеясь, Мария.