Портрет и вокруг

– Я говорю не с чужих слов. Я сам сценарист. И работал вместе с ним над сценарием.

– Это вдвойне интересно, – осклабился я, именно осклабился, потому что сказать «улыбнулся» про то, что сделалось с моим лицом при такой весточке, никак нельзя.

– Рассказать?

– Расскажи.

И точно – было интересно. Вдвойне. Может быть, даже втройне, или уж не знаю, какая тут нужна арифметика, потому что речь шла о том, что Старохатов Павел Леонидович, известный наш кинодраматург, а также руководитель Мастерской, помог этому лысому замухрышке написать сценарий – притом безвозмездно. Ни фамилии в правый верхний угол, ни рубля в карман. Ни даже бутылки коньяку. Ни-ни.

– Да ты о Старохатове ли говоришь? – переспросил я.

– О Павле Леонидовиче.

– Послушай, родной, может быть, теперь уже стало двое Старохатовых?

– Один. – Он обиделся. И поскольку я не очень-то верил, он пустил в ход подробности, так как больше всего заставляют нас поверить именно они, подробности. Старохатов, к примеру, сам звонил всегда сразу после обеда. Он объяснял молодому сценаристу, какую сценку и как именно перелопатить… Оказалось, что несколько сценок и сцен Граф написал самолично. Но соавтором не захотел стать. И не потому, что фильм был из рук вон плох. Фильм, кстати, был не лучше других, но и не хуже – обычный.

– Да это же акт чистейшего благородства! – выговорили мои губы, отягченные пивным хмелем.

– Великий он человек, – вторила мне лысеющая личность. – Великий, великий!

И остальные, кто сидел за этим столом – а их было четверо, – тоже кивали головами: великий, великий…

Но даже если отбросить славословие, а половину услышанного срезать в счет здорово сработавшего в тот вечер пива, все равно оставалось достаточно. Оставался факт. Бескорыстная работа, как ее ни верти. И, учитывая историю с Колей Оконниковым, можно было лишь недоуменно пожать плечами – дескать, кто их, Старохатовых, знает, кто разберет, – пожать плечами и хватануть залпом пива. А потом по самому обычному человечьему правилу махнуть на все это рукой. Что я и сделал.

Я спросил себя: тебе очень нужен Старохатов и его мышиная возня с Верой и вся эта крупа?

И ответил: мне это не нужно, бог с ними со всеми.

А когда появился улыбающийся, медный, с четырьмя свежими бутылками пива Коля Оконников, я решительно спросил:

– Коля, идем по домам?

– Допьем – и по домам.

Я сказал:

– Нет.

– Ну хоть покурим.

Мы взялись за сигареты. А половину пива подарили, оставили этому столику, где сидел лысеющий и его компания. Было очень кстати, потому что в течение последних пяти минут я не видел в их стаканах даже пены.

Коля и я шли по улице. Потом мы долго расставались. Было свежо.

– Смотри, какая лунища! – говорил Коля и тыкал в нее рукой.

Я смотрел, пытался смотреть. Но было не до луны.

Потому что мне было плохо от пива. Пошатывало. Отвык. Не то чтоб совсем было плохо, но как раз в той мере, чтобы таращить глаза на луну или выкладывать правду-матку первому попавшемуся. Тем более если этот первый попавшийся некстати звонит по телефону.

А звонила Вера. Ей я и выложил.

Только я вошел в квартиру, втиснулся в дрему и сон своего жилья – она позвонила.

– Игорь. Ты не появляешься, а время идет. Ты же сказал, что ты что-то знаешь, – и вдруг пропал…

– Ничего я не знаю, – пьяно отрезал я.

– Но как же?

– А вот так же.

Голос Веры взял нотой выше:

– Почему ты грубишь?

И я сказал ей – почему. Я не церемонился, отвел душу. Я сказал ей о Старохатове, который, может, обирает ребят, а может, и нет. И сказал о чужом белье, в котором я не хочу рыться. И что мне неважно, грязное это белье, или чистое, или только два дня в носке: я не хочу в нем рыться – вот что важно.

На том конце провода было тихо, как в пустом колодце, в который ты бросил гальку и она летит – и никак не долетит до дна.

Вера молчала, я ждать не стал. Повесил трубку.

И тут я почувствовал, что сзади, за моей спиной, кто-то есть – кто-то стоит. Кому случалось к ночи выпить лишнего, знают, что это за штука испуг. Такой вот классический испуг. Ночной. Я оглянулся – она стояла тихо-тихо и улыбалась. Как девочка. Это была она, потому что больше тут некому было появиться, – Аня.

– Я думал, что ты спишь.

– Я спала.

– И Маша спит?

– Да. Все хорошо… Мы вместе уснули.

Аня спала, так и было. Я же сидел возле телефона на кухне – спиной к двери – и не слышал ее шагов.

– Ты все-таки не прав, Игорь.

– Не прав? (Я потерял нить – а нить была.)

– Я ведь слышала – ты отказываешься помочь Вере Сергеевне.

– Не надо, Аня, об этой помощи. Уже ночь.

Но она сказала – надо, надо, Игорь. И присела на стул. Терпеливо и, пожалуй, даже ласково Аня высказала то, что надумала, пока стояла за моей спиной, когда я мял пальцами шнур и выкладывал Вере по телефону правду-матку.

– Тебе не удалось узнать про Старохатова?.. Но ты не огорчайся, Игорь. И ни в коем случае не бросай начатое на полдороге. Ты обязан узнать всю правду.