Две сестры и Кандинский

– А вот не ной, дорогая.

– Известный человек. Уже популярный. Наверняка на нем будут виснуть женщины.

– Виснут не женщины, а бабы. И пусть!.. Моя дорогая старшая сестра… Что это ты замолчала? Что за пауза?

– Взяла чашку чая.

– А!.. Я думала, он проснулся.

– Спит.

– А пока спит, вяжи его покрепче к постели.

Артем кричит со сна:

– Пейзажик!

– Расслабься, Оль. Он хороший мужик. С хорошим именем… На десять лет тебя старше. Десять!.. Это же классика для стойкой семьи!

– Ты так убедительна.

– Добавь – и так одинока.

– Ну-ну!.. Тебе только двадцать шесть.

– А тебе только тридцать. Чего ты боишься?!. Как это у нас говорилось. Вспомни. Подсказка поколения. Романы романами, но не забудь побыть замужем.

– Я как-то слишком быстро с ним сроднилась. За мной водится женская слабина. Живу его делами. Его мыслями… Его мелочами… А еще вдруг этот гадкий слушок. Дядь Кеша и дядь Петр принесли…

– Они и мне звонили. Слушок пущен специально… Но Артема не запачкать.

– Уверена?

– По всей Москве слышно – Константа, Константа!.. Кто в нашем районе борется с цензурой? – Артем Константа! Кому прочат высокий пост в Московской думе? – Артему Константе!..

– Ну зачем, зачем он политик! Отец сколько мог внушал мне отвращение к политикам.

– Но Оля! А как же речь Артема о цензуре! Знаменитая речь!.. Она прогремела! Она уже в истории!

Сонный Артем о чем-то предупреждает сча?стливо разговорившихся, расщебетавшихся сестер. Словно бы издалека, строго погрозил им пальцем:

– Пейзажик!

* * *

– Ладно. Всё. Уже утро, – говорит Инна. – Я одеваюсь… А ты пока погадай по Кандинскому. Погадай себе, а заодно и мне.

– О чем?

– О нынешней ночи. О сегодняшнем звездном дне.

Ольга берет в руки пульт и наугад направляет в сторону репродуцированных работ художника.

– «Синий всадник»?

– Как хочешь…

Замелькало… Репродукции поочередно вспыхивают и гаснут. Но Ольга трусит и откладывает гадание:

– Нет, Инночка. Не хочу… Записи громкоголосы. Боюсь его разбудить.

– Кандинского?

Тихая ночная шутка. Сестры тихо смеются.

Техническая изюминка.

Развешанные на стенах К-студии репродукции известных картин В. В. Кандинского снабжены краткими магнитофонными записями – нацель пульт, нажми кнопку, и востребованная тобой (или напротив – тобой не жданная, выкрик оракула) картина, высветившись, «заговорит».

Не бог весть, но эффектно.

Как правило, «заговорит» картина цитатой из статей, из книг Кандинского, из интервью.

Надо бы и ей сколько-то поспать, хотя бы поваляться. Ольга осторожно взбивает прохладную подушку на своей стороне постели.

Всматривается в спящего Артема.

Так бывает, что женщина своего мужчину может близко рассмотреть вдруг – в серенькое предутро. А затем его слишком заторопят, заспешат, затолкают, задергают, заговорят глупостями. Лица мужчины ей уже не увидеть, не разглядеть, бедолагу потащило быстрой водой… горной грохочущей водой!.. да и женщину с ним вместе! оба барахтаются!

Ее чувству нужен внятный простор.

Ольга пытается уяснить, что больше всего ее привлекло в Артеме. Его глаза? И да и нет… Его голос, голос, вот оно!.. Его хрипотца. Эта откровенная терпкая… волнующая хрипотца хранит, прикрывает Артема как богатой ширмой. Голос! Тембр…

О чем бы ни говорил – живое волшебство.

Я и впрямь влюблена без меры, размышляет Ольга. А голос – да. Голос чуть ли не главный дар, которым наделила Артема природа. Я могла бы слушать его хрипотцу до бесконечности… Но ведь я оберегаю сон. Спи, милый… Спи, Артем… До луча. До легкости дня.

Женщина, как оказывается, – это две в одной.

Одна женщина (это я! каждую минуту начеку, – недоверчивая и отчасти даже озленная (предыдущими промахами по жизни). Настороженно следящая за каждым жестом и шагом мужчины… этого непредсказуемого существа. Враждебен едва ли не всякий… Даже самый обмякший и интеллигентный… Даже самый-рассамый тупой добряк!

А вторая?

Вторая женщина (это ведь тоже я!) старается срастись с мужчиной. И прежде всего – научиться болеть ему в отзвук! Женщина как вмонтированное болевое эхо. Вот и всё! Вот залог успеха… Мне больно, когда больно тебе.

Даже очень счастливые в любви женщины рассказывают, что эта наша раздвоенность, эта двуликость, эта забавная разность женского двоечувствия обнаруживается у каждой из нас.

У каждой!