Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии

Даже видному английскому дипломату и купцу, которому было позднее позволено отправиться в Бухару и Персию, не удалось удержаться от отрицательной характеристики русских людей. Правда, критиковать самого Ивана IV он не посмел – слишком важными для Англии в то время были дружеские отношения с царем. Он позволял английским купцам беспошлинно торговать на всей территории своей страны.

Записки о России составил еще один английский дипломат – Томас Рандольф. Он был отправлен королевой Елизаветой в Москву в 1568 году, когда во взаимоотношениях между двумя странами наступило похолодание. Английская сторона отказывалась заключать с царем важный для него военный договор, и рассерженный Иван IV намеривался разорвать всяческие отношения с королевой.

После нескольких аудиенций в первой половине 1569 года Рандольфу удалось уладить конфликт и получить новые привилегии для Московской торговой компании. Вернувшись на родину, он составил отчет о поездке. Следуя примеру предшественников, он не стал критически высказываться в адрес русского государя. Объектом его нападок стали русские монахи. По его утверждению, они не были учены, не занимались просвещением простых людей, поскольку предавались беспробудному пьянству и другим порокам. Несомненно, это было ложью, поскольку, напомним, иностранцы не имели доступа в русские монастыри. К тому же, по данным историков, именно монастыри были центрами просвещения в Русском государстве.

Но Рандольф, судя по всему, просто не мог удержаться от негатива в адрес русских людей. Так он пытался компенсировать унижения, испытанные во время первых приемов у царя.

К концу царствования Ивана Грозного взаимоотношения Русского государства с Англией окончательно испортились. Это наглядно видно из записок о поездке в Москву еще одного английского посла – Джерома Боуса. Он прибыл в Москву в октябре 1583 года, чтобы обсудить вопрос о новых привилегиях для английских купцов, которые были недовольны проникновением на русские рынки голландцев и французов. Царь же хотел подписать с Елизаветой договор о военной помощи против Стефана Батория и шведского короля, а также обсудить вопрос о заключении брака с родственницей королевы. Как свидетельствует сам Боус, переговоры шли трудно, в ходе них у царя случались приступы ярости. В итоге все закончилось его смертью 18 марта 1584 года.

Во время прощальной аудиенции глава Посольского приказа Щелкалов сказал Боусу: «Английский царь помер». От имени нового монарха Федора Ивановича английскому послу были даны пустая грамота и нищенский подарок.

Несмотря на эти унижения, Боус не решился высказать какую-либо критику в адрес русского государя и его подданных. Отчет о посольстве носит нейтральный характер. Правда, в нем почти нет никаких сведений о Русском государстве.

БОУС.

ПОСОЛЬСТВО

Несмотря на то, что привилегия на исключительное право англичан давно уже была дана царем, Голландцы так повели дело, что средствами, требующими расходов, они сделали трех главнейших советников царя верными себе друзьями, именно Никиту Романовича, Богдана Бельского и дьяка Андрея Щелкалова; кроме постоянных подарков этим 3 лицам, Голландцы взяли у них в доме такую сумму денег с платежом 25 %, что только одному из этих трех лиц они платили ежедневно 5 тыс. марок. Английские же купцы в это время не имели ни одного приятеля во Дворе.

…

…Посла часто призывали ко двору, где он имел совещания с царем и его советниками о делах посольства, причем происходило много споров. Наконец после разных совещаний царь… дал волю своему гневу и сказал сурово и досадливо послу, что он не считает английскую королеву своим другом, «те, которые у меня есть, сказал он, лучше ее».

Посол… отвечал ему смело и выразительно, что королева, его повелительница, величайшая в христианском мире государыня, равна ему, считающему себя сильнейшим, что она легко защитится от его злобы, не имеет она ни в чем недостатка, чтобы напасть на всякого, кого она или имеет врагом или будет иметь. «Хорошо, сказал царь, что скажешь ты о Французском короле или Испанском». «Истинно, отвечал посол, я считаю королеву, мою государыню, столь же сильной, как и каждого из них». Тогда царь сказал «а что ты скажешь о Германском Императоре». «Такова сила королевы, моей государыни, отвечал тот, что король, ее отец платил субсидии Императору в его войнах против французов».

Этот ответ так не понравился царю, что он сказал послу, что тот не посол и что он выгонит его из комнаты. На это тот отвечал, что царь может поступать по желанию, так как он находится в его стране, но что он имеет государыню, которая, без сомнения, отомстит за всякую причиненную ему обиду. Царь вдруг приказал ему идти домой. Посол, поклонившись не больше, чем требовал обычай, вышел. Однако немного спустя по выходе посла из палаты, когда гнев царя несколько утих, он говорил стоявшим около советникам многое в похвалу послу за то, что тот не хотел допустить ни одного обидного слова о своей государыне, и высказал при этом желание иметь самому таких же слуг.

Что общего в сочинениях англичан, составленных в период установления дипломатических и торговых контактов между двумя странами? Их авторы сообщали достоверную информацию только о торговых путях, товарах, которые можно было купить в русских городах, их географическом положении, русской столице и приемах в царском дворце.

Все остальное их не интересовало, поэтому они повторяли бытовавшие в Европе в это время «черные мифы» о русском пьянстве, грубости, лживости, склонности к суевериям и безделью русских людей, их рабской покорности любым властям. Характерно, что это происходило в тот период, когда английские посольства принимались в Москве с необычайным радушием и почетом, а купцы получали множество льгот и привилегий от Ивана IV. Получается, что англичане отвечали черной неблагодарностью за радушие и гостеприимство русских людей и их правителей. Ситуация, столь памятная старшему поколению по временам холодной войны.

Но вот что любопытно – «жесточайшим и ужасным» Ивана Грозного никто из них не называл – притом, что многие видели царя воочию. Никто не замечал сцен его тиранства.

Посольство Ер. Бауса (1583—84 гг.)

Джером Боус

Покойный русский царь, Иван Васильевич, вполне понимал, что для усиления своего положения ему необходимо возобновить торговые сношения с английск. королевой и притом с такими преимуществами и иммунитетами для славы и выгоды обоих государств и их подданных, какие могут быть допущены по взаимном обсуждении. Для этой цели царь отправил в наше государство в 1582 г. своего посланника, старинного доверенного дворянина своего Феод. Андр. Писемского и с ним одного из своих дьяков для пособия в этом деле. Кроме многих предложений, из которых одни были переданы устно, а другие изложены в грамоте с царскою печатью на имя Ее Величества, этому послу поручено было просить Ее Величество отравить с ним к его государю от себя посла для переговоров и окончания важных дел, касающихся обоих государств, которые были главною целью его (посла) приезда в Англию. Ее Величество, любезно соглашаясь на желание царя и снисходя на нижайшую просьбу английских купцов, торгующих в тех землях – удовлетворить эту просьбу царя, выбрала с. Ер. Бауса, дворянина, состоящего при Ее особе; доверением такого дела ему, очевидно, была оказана милость и лестное мнение о нем.

По получении им этого дела, грамот к русскому царю и инструкций касательно его обязанностей и по дозволении русскому послу возвратиться домой к своему государю (принят он был с почетом и награжден), английский посланник, в сопровождении, по меньшей мере, 40 лиц, в числе которых было много дворян и м. Гумор. Коль, ученый проповедник, получил прощальную аудиенцию у Ее Величества в Гринвиче 18 Июня. Затем он с русским посланником и его свитой сели на корабль в Гарвиче 22 Июня и, после бурного путешествия по морю, оба они благополучно прибыли на рейд св. Николая 23 Июля. Русский посол поместился в монастырь св. Николая, английский был радушно принят в доме купцов на Розовом острове. Русский посол, отдохнувши день, простился с английским и уехал в Москву. Последний же прожил у рейда св. Николая еще 4 или 5 дней, нанимая суда и пр.; затем он тронулся в свое путешествие к Москве в гор. Холмогоры в 80 мил. от св. Николая.

Должно знать, что до приезда английск. посла в Россию, там жило много иностранцев, особенно Голландцев, которые незаконно вторглись в торговлю с этими странами. Не смотря на то, что привилегия на исключительное право англичан давно уже была дана царем, голландцы так повели дело, что средствами, требующими расходов, они сделали трех главнейших советников царя верными себе друзьями, именно Никиту Романовича, Богдана Бельского и дьяка Андрея Щелкалова; кроме постоянных подарков этим 3 лицам, Голландцы взяли у них в доме такую сумму денег с платежом 25 %, что только одному из этих трех лиц они платили ежедневно 5 тыс. марок. Английские же купцы в это время не имели ни одного приятеля во Дворе.

После того как посол прожил у мон. (монастыря. – Примеч. ред.) св. Николая и в Холмогорах 5 недель, к нему приехал дворянин, посланный царем принять его, проводить по рекам в Москву и снабжать его всем необходимым.

Этот дворянин, приятель Щелкалова, был им подсунут (как оказалось) в эту должность, чтобы, как это видно из принятого им образа действий, оказывать послу невежливости и неудовольствия. При этом должно заметить, что дьяк и два других важных советника (о которых было говорено, как о приятелях Голландцев) собирались препятствовать посольству Ее Величества, главным образом за старание исключить прочих иностранцев от торговли в этих странах.

Дворянин этот провожал английск. посла 1000 миль по рекам Двине и Сухоне до гор. Вологды, где посла принял другой дворянин, лучшего поведения, чем прежний; он подвел послу в подарок от царя двух прекрасных меринов, с красивой сбруей русского образца. В гор. Ярославле на Волге посла встретил князь с большой свитой, посланный царем; этот подарил от царя послу карету и 10 лошадей для более удобного путешествия в Москву, до которой отсюда 500 миль.

За 2 мили до Москвы посла встретили 4 дворянина, доброго звания, в сопровождении 200 всадников; они после небольшого приветствия, не радушного, без объятий, передали ему, что имеют сказать ему от имени царя, и хотели было заставить его слезть с лошади для выслушания этого, а им самим остаться на лошадях; но посол отказался это сделать, и они долго спорили, должны ли обе стороны слезать с лошадей, и даже когда пришли к этому соглашению, было большое пререкание, чья нога должна быть раньше на земле.

Исполнивши данное им поручение, эти дворяне обнялись затем с послом и повели его в его помещение в Москве, в дом, нарочно для посла выстроенный; сами же они поместились в соседнем доме, так как они назначены были снабжать посла провизией и сопровождать его во всех случаях.

Посол провел несколько дней в Москве, с ним обращались за это время очень любезно (такова была воля царя, хотя некоторые его главные советники имели другие намерения и частью искусно пользовались обстоятельствами). После был приглашен явиться ко двору; туда его сопровождало до 40 дворян, роскошно одетых, ехавших верхом; во время проезда посла от его помещения до дворца было расставлено 5 или 6 тысяч стрельцов, царской стражи. При входе посла во дворец его встретили 4 знатных лица, в парчовых платьях и богатых мехах, шапки их были усыпаны жемчугом и драгоценными камнями. Эти лица провожали посла к царю, пока их не встретили 4 других, более важных, чем первые; те и повели посла дальше к царю. Во время прохода стояло вдоль стен и сидело на скамейках шеренгами до 700 или 800 знатных лиц (говорили, что это знатные дворяне, все они одеты были в платья из цветного атласа и парчи).

Последние 4 лица довели посла до дверей царской палаты, у которых его встретили царский герольд, должность которого здесь считается важной, и прочие главные чины царской палаты, которые все проводили его к месту, где сидел на троне царь, имея возле себя три короны: Московскую, Казанскую и Астраханскую. Около царя стояло 4 молодых знатных, лет 12, по 2 с каждой стороны, в богатых белых платьях; каждый из них держал на плече по широкому топору, очень схожему с Ирландскими топорами: тонкий, очень острый, рукоятка не более полуаршина. Вокруг палаты сидело на лавках и других низких сиденьях больше 100 знатных лиц в дорогих парчовых платьях. Посол был подведен для целования царской руки; после любезных расспросов о здоровье Ее Величества, царь указал ему сесть на приготовленном для этого месте, в 10 шагах от себя, откуда посол, по желанию царя, должен был передать ему грамоты и подарки Ее Величества, посол, не считая это удобным, сделал несколько шагов по направлению к царю; Думный дьяк подскочил к нему и хотел было взять у него грамоту, но посол сказал ему, что не к нему послана грамота Ее Величества, и, подошедши, передал ее в руки царю.

Когда он передал грамоту и то, что он имел сказать, то он был проведен в комнату совета, откуда по совещании с думой о делах своего посольства, он снова был скоро позван к царю; он обедал в присутствии царя, за боковым столом, близко к царю, свита обедала за другим столом; за остальными столами обедали все главнейшие знатные люди, числом до 100. Во время обеда царь оказывал послу большое внимание и посреди обеда, поднявшись, выпил большой кубок за здоровье королевы, своей доброй сестры и пожаловал послу большой кубок рейнского вина с сахаром выпить за свое здоровье.

После этого, посла часто призывали ко двору, где он имел совещания с царем и его советниками о делах посольства, причем происходило много споров. Наконец после разных совещаний царь, видя, что его желания не удовлетворены, (потому что посол не имел права, по данному ему наказу, принимать все, что царь считал нужным), как человек, не привыкший, чтоб отвергали его желание, дал волю своему гневу и сказал сурово и досадливо послу, что он не считает английскую королеву своим другом, «те, которые у меня есть, сказал он, лучше ее».

Посол, сильно огорченный такими речами, не желал однако ж (как бы опасно ни было для него самого) позволить царю нарушить приличие по отношению к чести Ее Величества и, полагая, что, подчиняясь его дурному расположению, не получишь от него должного, отвечал ему смело и выразительно, что королева, его повелительница, величайшая в христианском мире государыня, равна ему, считающему себя сильнейшим, что она легко защитится от его злобы, не имеет она ни в чем недостатка, чтобы напасть на всякого, кого она или имеет врагом или будет иметь. «Хорошо, сказал царь, что скажешь ты о французском короле или испанском». «Истинно, отвечал посол, я считаю королеву, мою государыню, столь же сильной, как и каждого из них». Тогда царь сказал: «а что ты скажешь о германском императоре». «Такова сила королевы, моей государыни, отвечал тот, что король, ее отец (не очень давно) платил субсидии императору в его войнах против французов».

Этот ответ так не понравился царю, что он сказал послу, что тот не посол и что он выгонит его из комнаты. На это тот отвечал, что царь может поступать по желанию, так как он (посол) находится в его стране, но что он имеет государыню, которая, без сомнения, отомстит за всякую причиненную ему обиду. Царь вдруг приказал ему идти домой. Посол, поклонившись не больше, чем требовал обычай, вышел. Однако немного спустя по выходе посла из палаты, когда гнев царя несколько утих, он говорил стоявшим около советникам многое в похвалу послу за то, что тот не хотел допустить ни одного обидного слова о своей государыне, и высказал при этом желание иметь самому таких же слуг.

Едва посол провел в своем помещении какой-нибудь час, как царь, поняв по особенному поведению посла (он не имеет недостатка в способности право судить), что тот знал, что это был припадок (болезнь) царя, послал к нему своего думного дьяка сообщить, что несмотря на все, что произошло, царь по своей великой любви, какую он питает к королеве, своей сестре, призовет его (посла) к себе и даст ответ на все пункты просьбы; далее этот дьяк с радостью сообщил, что царь окончательно решил отправить знатного вельможу послом к королеве, своей сестре, какого он еще никогда не отправлял, а также, что он решил послать королеве подарок ценою в 3 тыс. фунтов, а посла он удовлетворит при отъезде подарком в 1 тыс. фун., далее этот же дьяк объявил, что на следующий день царь пришлет к нему вельможу для расследования дела об обидах, причиненных ему думным дьяком Щелкаловым и его прислужниками. На следующий день царь прислал Богдана Бельского, главнейшего и самого доверенного своего советника; этот муж расспрашивал посла обо всем, в чем тот считал себя обиженным, дополнил ему недостающее и восстановил справедливость там, где тот был обойден. Немного спустя по уходе этого вельможи, царь приказал давать теперь же новое, более щедрое жалованье на корм послу, чем то, что полагалось прежде, и оно в скором времени принесено было послу думным дьяком, Сав. Фроловым. Корм этот был так обилен, что посол несколько раз просил отменить его, но царь ни за что не соглашался на это.

Роспись нового корма…

Для удобства чтения перечень и объемы продуктов воспроизведены в формате таблицы (здесь и далее, кроме текста Мединского, комментарии редактора выделены курсивом).

Примечание: 1 бушель = 36,36872 л (дм

).

2 бочонка (reathers) соленой капусты, 1 гарнц луку, 10 фунт. соли, на 1 алтын или 6 пенсов восковых свечей, на 2 алтына сальных, 1/4 бочонка (reather) вишневого меду, столько же мамонового, 1/2 галлона горячего вина, 3 галл. сладкого меда, 10 галл. белого, 15 галл. обыкновен. меда, 4 галл. сладкого пива, 15 галл. – простого, 1/2 фунт. перцу, 3 золотника или унц. шафрана, 1 зол. of mase, 1 – мушката, 2 – гвоздики, 1 – корицы. Фуражу: 1 бушель овса, сена и соломы…

Далее автор подробно рассказывает о том, чего удалось добиться британскому послу. Начиная от получения разрешения на отъезд на родину отдельных британских подданных, например, «царскому хирургу Рич. Элмсу», и заканчивая получением различных привилегий для купцов.

На все это последовало согласие, нечто было уже уплачено до отъезда посла из Москвы, старые привилегии были подписаны, новые – написаны, подписаны и скреплены печатью и оставалось только передать их послу в ближайший его приезд ко двору. Как вдруг царь заболел от пресыщения и помер[3 - Существует версия о том, что царь был отравлен «коктейлем» из мышьяка и ртути, который давали ему в течение какого-то времени.]…

(Пер. С.М. Середонина)

Текст воспроизведен по изданию: Известия англичан о России XVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 4. М., 1884.

Путешествие Томаса Рандольфа (1568–1569 годы)

Томас Рандольф

22 июня я со своей свитой взошел на борт «Гарри», стоявшего на Граузендском рейде; моя свита состояла приблизительно из 40 челов.; половину составляли джентльмены желавшие посмотреть свет.

Через день плавания мы потеряли из виду землю; мы взяли курс прямо на Сев., пока не достигли Нордкапа; 12 дней мы плыли под попутным ветром, без бурь и волнений. Поравнявшись с Нордкапом, мы взяли курс на Юг. – Вост., имея на правой руке Норвегию, Вардгуус, Лапландию, но мы не видали до тех пор, пока не подплыли к мысу Gallant; тогда мы плыли между 2 заливов, а на 32 день по отплытии из Гарвича, мы бросили якорь на рейде св. Николая….

23 июля мы вышли на берег св. Николая, здесь стоит монастырь, в котором около 20 монахов; он весь выстроен из дерева; монахи одеты, как и наши прежние, в черные капоры; их церковь красива, но переполнена нарисованными образами и восковыми свечами. Дома их низки, с маленькими комнатками. Живут монахи отдельно, едят вместе, сильно предаются пьянству, не учены, писать умеют, но никогда не поучают, в Церкви торжественны, молятся долго.

При первом моем приходе настоятель подарил мне 2 больших ржаных хлеба, рыб: свежей, соленой, морской и ручной, живого черного барана с белой мордой, это для того, чтобы радушнее встретить меня; затем, пригласив меня торжественно посетить их жилища, они простились с нами. Городка или жилищ около мон. св. Николая нет; только 4 дома, да здание, построенное английской компанией для собственных нужд.

Эта часть страны, большею частью, покрыта лесами, кое-где пастбища и пахотные земли, много рек и необитаемых островов, как и большая часть этой области, по причине зимних холодов. Монастырь св. Николая на Сев. – Вост., под 64° шир. Река, впадающая тут в море, называется Двиной; она очень велика, но с отмелями; берет свое начало за 700 миль отсюда в глубь страны; на ней стоят Холмогоры и много красивеньких деревень с пастбищами, пашнями и водой. Река эта очень красива между высокими холмами с той и другой стороны, не населенными и представляющими с высокими соснами и др. деревьями своего рода пустыню.