Заблудившийся во сне

– Хотел бы я сам знать, – пробормотал Борич.

Несколько шагов прошли молча.

– А что готовят? Какой старт?

– Узнаешь, надо полагать.

– Зануда ты, Борич, – прокомментировал я его ответы. – И формалист.

– Ага, – согласился Борич. – Имеет место быть. Но в данном случае я просто ничего не знаю.

Мы подошли к посту дежурной сестры; на сей раз тут сидела Лиза. Мы остановились. Я вздохнул и сказал вполголоса:

– Лизочка, хоть когда-нибудь я увижу вас не в этом халате?

– А в чем бы вы хотели? – поинтересовалась она, таинственно прищурившись.

– Он хотел бы в белье, только чтобы оно валялось где-нибудь по соседству, на ковре, – ответил вместо меня Борич.

– Ни в коем случае! – возразил я. – Белье следует оставлять на пуфике.

– Девушка может прийти к вам, в чем мать родила, залезть под одеяло и проваляться там хоть сутки – а вы и не пошевелитесь! – обиженно заявила Лиза.

– Можно подумать, что вы пытались, – заявил Борич с подозрением в голосе.

– Вам-то откуда знать?

– Лизочка, прелесть моя, – пропел я нежно. – Но ведь я же не каждый раз сплю на работе.

– Нет уж. Вы лучше дайте мне ключ от дома.

– А что, – обрадовался я. – Это мысль. Я подумаю. Но чтобы без обмана. Чтобы не получилось так, что вместо вас моим ключом воспользуется сестра-хозяйка. Или, например, я приду, а вы окажетесь там с Боричем.

Глаза сестрички выразили крайнее возмущение таким предположением, мыслью – но тут же взгляд ее изменился, стал спокойно-сосредоточенным, и обычный наш треп закончился. Потому что на мониторе засветилась разрешительная комбинация.

– Можете идти, – вздохнула Лиза и кивнула – серьезно и как бы даже сочувственно.

Мы вошли в нишу, перед которой располагался Лизин столик. Подошли вплотную к задней стенке ниши. Стенка ничем не была примечательна, кроме разве что не совсем обычного, гравированного по медной табличке рисунка на уровне глаз; изображено было дерево, но не растущее вверх, как ему полагалось бы, а изгибающееся аркой и врастающее в землю своей верхушкой. Дерево было неопределенной породы, стилизация, а не работа с натуры. Мы остановились. «Борич», – произнес мой спутник. «Остров», – представился я. Стенка раздвинулась, ушла в стороны. Открылся лифт – он же по совместительству проверочная камера. Мы вошли. Створки бесшумно съехались, пол дрогнул – кабина пошла вниз. На самый нижний из тех шести этажей, что располагались под четырьмя, доступными взгляду.

– Идиотская планировка, – буркнул я. – Столько времени теряется на то, чтобы попасть на место.

Борич пожал плечами.

– Если бы строилось по проекту, – безразлично проговорил он. – А то ведь – сам знаешь.

Я знал, конечно, да и любой из нашего хозяйства знал. Институт наш – и верхняя его часть, и нижняя – возникли относительно недавно, но не на пустом, к сожалению, месте. Выбить эту территорию тогда стоило многого – и нервов, и всего прочего. Клиника была зарегистрирована как частная, а с частника только ленивый не брал, хотя бы и с профессора и засл.д. мед. Когда земля была оформлена и долгострой, начатый еще при генсеке Горохе каким-то агропромовским департаментом (чье имя история не сохранила), передан с баланса на баланс, дела пошли быстро, но денег не хватало, потому что финансирование шло без учета наших отечественных особенностей, подземную часть сделать удалось, доставить и разместить оборудование – тоже (странное, кстати, оборудование: изготовленное не в нашей стране, оно тем не менее не проходило ни через одну таможню; вроде бы само собой возникло – но это никого не смутило), а вот на основательную перепланировку внешнего корпуса средств недостало, и пришлось как-то приспосабливаться, в частности – проникать вниз через первый надземный этаж, что было со всех точек зрения нецелесообразно. Но – господа, мы же в России были, в Москве. Конечно, клиника проф. Сокольникова приносила некоторый доход – та, что размещалась наверху, – но то, что обитало внизу, жило не за ее счет, а за чей – неизвестно, потому что контракты всех расходов, разумеется, не покрывали и на четверть, официально же нас вообще вроде бы не существовало – во всяком случае, до сих пор. Так что не до новой планировки было. Обходились старой.

* * *

(Я вам советую не очень доверять этой истории о том, как возникал Институт. И относительно его оборудования – тоже. Из ничего, как известно, ничего и не может возникнуть. Так что… У меня, среди множества прочих недостатков, есть и такой: когда я по серьезной причине не могу сказать правды, я начинаю сочинять. Однако каждый раз ставить в таких местах галочку не собираюсь; разбирайтесь, коли хотите, сами, а не хотите, так и не нужно.)

* * *

…Лифт остановился. Мы вышли в распасовочную – так это помещение называлось на нашем рабочем жаргоне. Тут, увы, уже не было Лизочки, а имелся молодой человек очень спортивного вида в халате поверх джинсов и очень престижной разрисованной футболке. Он находился здесь на всякий случай: чтобы вынуть из лифта человека, который пожелал бы им воспользоваться, не имея на то весомых оснований; добравшись до нижнего этажа, незваный гость оказался бы уже под полным наркозом и никак не смог бы выбраться своими силами. Молодой человек сидел на стуле перед компьютером и что-то читал. Мельком глянул на нас, приветственно кивнул, забрав у нас карточки, служившие пропуском сюда. Потом нажал что-то на своей клавиатуре и ткнул пальцем в сторону одной из дверей. Туда мы и направились.

Здесь все казалось похожим на верхние, клинические этажи. Коридор и двери. Только таблички выглядели иначе. «Обсерватория», «Центральная компьютерная», «Центр связи», «Оперативная модельная компьютерная», «Аналитики реальной плоскости», «Аналитики правых плоскостей», «Контрольная энергоблоков», «Костюмеры», «Химическая служба», «Аналитики левых плоскостей», «Оружейная», «Студия записи», «Архив», «Конструкторы», «Шифровальная», «Композиторы гипотез», «Срочная дешифровка», «Красная комната», «Приемная Консилиума». Перед этой дверью мы и остановились. Постояли секунду и вошли, не дожидаясь больше никаких сигналов.

И тут господствовал стандарт: столик, молодой человек, с которым мне вряд ли захотелось бы мериться силами – только у этого под халатом была не майка, а костюм от Ле Монти. За его спиной тоже помещалась дверь, но уже не простенькая, белая, гладкая, а высокая, двустворчатая, рельефная и расписанная по белому золотом, словно в старинной усадьбе графа Растаковского-Разэдакова; впрочем, под всей роскошью угадывалась натуральная, без затей, броня. Молодой привратник кивнул нам и пробормотал что-то; я не разобрал слов, да они не нам и предназначались: крохотный микрофон был пришпилен к лацкану модного пиджака взамен подразумевавшейся хризантемы. Юноша внимательно выслушал ответ, а потом снизошел до того, чтобы передать нам его содержание:

– Поскольку приглашенные на Консилиум люди несколько задержались наверху, вы можете еще немного отдохнуть. У вас, – он глянул на часы, – пятнадцать минут свободных.

Нечто удивительное: опоздавших тут никогда не ждали, а тем более каких-то приглашенных. Да и кого и когда это приглашали на Консилиум? Для обсуждения и решения наших вопросов на Консилиуме всегда хватало своих людей, недаром это были Мастера.

Однако же начальству, как говорится, виднее.

– Вернемся через двенадцать, – сказал Борич. – Будем на этом уровне.

– Через десять, – поправил цербер, и мы перестали для него существовать.

Падение в бездну

Мы снова очутились в коридоре. Для меня передышка оказалась даже кстати: нашлось время привести себя в полный порядок – смыть, как под душем, досаду и легкое недовольство из-за сорвавшегося передыха, утихомирить неизбежное перед новым заданием волнение, настроиться на привычное ощущение: все нормально, все идет, как надо, дела были, есть и останутся в порядке, и здесь тебе не подсунут ничего такого, с чем ты не смог бы справиться: тут хорошо знают возможности каждого дримера, его порог и его потолок… Пока я внушал себе это, Борич промолвил:

– Ну, куда мы – в кантину, или пробежимся по кабинетам?

Кантиной мы называли нашу внутреннюю столовку – очень неплохую, кстати сказать. Но сейчас я не испытывал ни аппетита, ни жажды и потому выбрал второе:

– По закоулкам.

Борич кивнул. Он был спокоен, и ему было все равно: не он ведь через четверть часа будет получать задание. А со мною, девять против одного, именно это и случится.

– Пошли.

Однако уйти далеко нам не удалось. Одна из дверей – третья справа – распахнулась, похоже, от толчка ногой изнутри, и перед нами возник человек в кремовом халате, какие носят операторы компьютерных отделов. Глаза его, величиной чуть ли не с теннисный мячик, были выкачены настолько, что казалось – вот-вот выпадут на пол и покатятся, подпрыгивая. Он едва не налетел на нас. Боричу удалось предотвратить кораблекрушение, схватив парня за плечо:

– Живот схватило? Тогда ты ошибся: гальюн в другой стороне.

Тот, кажется, только сейчас сообразил, что перед ним стоят два человека. Мало того: он даже ухитрился узнать нас. И тут же издал боевой клич:

– А, это вы? Давайте сюда. Да быстрее же!

– Вообще, когда ко мне обращаются в такой форме… – начал было Борич. Но парень уже тащил нас с мощью портового буксира. Совершив сложное телодвижение, оказался за нашими спинами и втолкнул туда, откуда только что выскочил сам.

* * *

Это был кабинет виртуального слежения. Первым, на что падал взгляд, когда вы в него входили, был сорокадюймовый экран. Так случилось и с нами. И как только возник, как говорится, зрительный контакт, все прочее сразу же перестало нас интересовать.

Изображение на экране трудно было определить одним словом. Самым близким, пожалуй, было бы «калейдоскоп». Но своеобразный. Мы словно находились в цилиндрической кабине свободно падающего лифта с прозрачным полом и стенами, очень любезно позволявшими видеть ту трубу или шахту, по которой мы низвергались; видеть все, кроме ее дна – потому что его не было.