Штормовой предел

В том, что драться обязательно придется, почему-то никто не сомневался.

– Эх, кабы еще поступить! – резюмировал Миклуха.

Все четверо сразу погрустнели, так как главные трудности были еще впереди.

Последующие экзамены, проходившие в более скромной обстановке – в классах, несмотря на пробелы Миклухи в подготовке, прошли благополучно. После сдачи последнего экзамена объявили отметки. По набранным баллам Миклуха в училище прошел, поэтому передать его ликование просто невозможно. Как оказалось, необходимое количество баллов набрали и все трое его знакомцев – Суханов, Юнг и Серебренников. От этого было радостно вдвойне.

– Теперь уж точно надо держаться вместе, мы же теперь кадеты! – протянул вперед руку Юнг. – Помните, как у мушкетеров: «Один за всех и все за одного!»

Миклуха от слов таких даже зажмурился. Еще бы – теперь он не просто мальчик, а кадет 4-й роты Морского училища!

Суханов, Серебренников и Миклуха соединили свои руки, повторив вслед за Юнгом:

– Один за всех и все за одного!

После экзаменов еще пару недель будущие кадеты провели дома, так как учебный год в Морском училище начинался в середине сентября. После торжественного молебна в столовом зале директор Морского училища капитан 1-го ранга Епанчин поздоровался с ротами воспитанников и отдельно приветствовал разношерстную толпу новичков.

После роспуска строя новички почувствовали себя свободно, даже начали острить по поводу немного кривых ног одного дежурного офицера, прозвав его «циркулем».

Затем маленьких кадетов выстраивали во фронт по ранжиру и распределяли номера коек, шкафов, конторок и т. д. Как только все это закончилось, начались шум, беготня, а кое-где и драки.

Так, в коридоре на Петю Серебренникова неожиданно налетел кадет старшей роты:

– Ты почему, тина подкильная, старшим дорогу не уступаешь?!

И сразу кулаком в грудь. От неожиданности Серебренников едва не упал. Но не успел он сообразить о сдаче, как на нахального старшеклассника налетел Миклуха. Двух точных ударов хватило, чтобы задира отступил.

– Ну, ладно еще посчитаемся! – крикнул он своим обидчикам. – Так каждый может, двое на одного!

– Нас не двое, а трое! – поправил его подбежавший Суханов.

– Четверо! – кричал, подбегая, запыхавшийся Юнг.

После этого старший кадет не стал продолжать дискуссию и ретировался.

– Теперь он нас будет вылавливать поодиночке! – вздохнул Серебренников.

– Пусть только попробует! Живо рога обломаем! – разошелся почувствовавший вкус первой победы Миклуха. – Будем стоять один за другого, нипочем не отловит! Мы же все за одного!

В детстве Миклуха был очень драчлив, не спускал обид мальчикам старше себя и часто приходил домой сам избитый и изодранный. Не раз будет драться он потом и в училище, причем не столько за себя, сколько отстаивая более слабых.

Для классных занятий новеньких разделили на пять отделений. Здесь мальчишкам снова повезло. Все они попали в одно отделение, чему, разумеется, были очень рады. Затем настало время переодевания новичков: пригонка шинелей, брюк, голландок, фуражек… Правда, шинели, как и голландки, выдали пока без погон, а фуражки – без кокард и ленточек, так что кадеты напоминали арестантов, чему внешне потешались, хотя в душе каждому было все же обидно. В таком виде новичкам предстояло ходить до училищного праздника, который был назначен на 6 ноября. Сразу же началось усиленное обучение отданию чести – проходя и становясь во фронт. Для этого были приглашены унтер-офицеры лейб-гвардии Финляндского полка, которые усердно обучали малышей военной выправке.

Как обычно принято в мальчишеской среде, вскоре все кадеты обрели свои клички. Полный и неторопливый Леня Добротворский стал Слоном, подвижный и нервный Коля Суханов – Егозой, Юнга за остзейское происхождение окрестили Бароном, а Серебренникова – Гусем за важный и величественный вид, который он любил себе придавать. Что касается Миклухи, то за огненный цвет волос друзья звали его просто Рыжим.

При всей своей начитанности у Миклухи был серьезный недостаток – чрезвычайная вспыльчивость. Бывало, вспыхнет, наговорит все что думает прямо в лицо, а потом остынет и мучается тем, что зря обидел. При этом он был отходчив и незлопамятен. Друзья так и говорили:

– Наш Рыжий, что спичка: вспыхнет на мгновение ярким пламенем, а потом дымит и кается!

Разумеется, излишняя горячность не раз сыграла Миклухе плохую службу и в училище, и в дальнейшем во все годы службы. Но что говорить, характер не переделать! Хорошо, когда начальники и окружающие понимали эту особенность характера Миклухи, хуже было, когда не понимали…

В овеянном традициями и историей училище Миклуху поражало многое. Прежде всего, величественным было само здание, с огромной столовой и просторными светлыми ротными помещениями.

А чего стоили картины морских сражений в картинной галерее, знаменитый бриг «Наварин» в столовой и зеркальное окно, выложенное мрамором… Маленькие кадеты, как губки, впитывали традиции старого Морского корпуса, его легенды и предания. Об этом сразу же позаботились их старшие товарищи. Вскоре каждый из первокурсников уже знал наизусть знаменитую «Золотую книгу», увековечивающую традиции корпуса:

Прислала нам царица
На праздник сто гусей,
С тех пор в роду традиция
Хранит обычай сей!

Речь в «Золотой книге» шла о щедром подарке царицы Анны Иоанновны Морскому корпусу. С тех пор каждый год в честь корпусного праздника в день Павла Исповедника, 6 ноября, в меню неизменно входил жареный гусь.

Просветили старшие младших и насчет самых страшных легенд: якобы по ночам в училище блуждает тень некой «Белой Дамы», суля тем, кто ее видел, беду и несчастье, а также о замурованном гардемарине, который еще во времена декабристов предал товарищей, после чего бесследно исчез и был найден только много лет спустя во время ремонта в виде истлевшего скелета в стене Компасного зала. Согласно другому варианту легенды предавший друзей гардемарин в ту же ночь покончил с собой, и, по преданию, его призрак ежегодно, накануне 6 ноября, бродил по чердаку над Столовым залом. Столовый зал поражал своей величиной. Потолок в нем держался на мощных якорных цепях, прикрепленных к стенам. В лепнине Столового зала доминировал герб Морского корпуса: чёрный двуглавый орел с распростёртыми крыльями. На головах орла – короны, на груди красный щит с золотой шпагой, а под шпагой крестообразно – золотые руль и градшток. Вокруг щита – голубая лента, высочайше пожалованная. Лапами же орёл держится за якоря.

Особенно нравились Миклухе длинные коридоры, по которым приходилось много раз в сутки нестись в классы. Самым длинным и прямым был классный коридор, пересеченный посередине совершенно круглым Компасным залом. Пол этого зала представляет собой картушку компаса с нанесенными румбами и замечателен тем, что, когда кадетов выгоняли из классов за плохое поведение, их ставили на эти румбы до окончания данного урока. Легендами был овеян и Звериный коридор, на стенах которого висели деревянные кормовые украшения кораблей с изображением зверей. Особой любовью у кадетов пользовалась фигура зубра. Существовало поверье: если, идя на экзамен, дотронешься до его яичек, тебя ждет удача.

Что касается мамы, то она, как все мамы, больше всего переживала, сыт ли ее отпрыск. Но кормили в училище преотлично. Каждый день кадеты получали к завтраку или обеду рубленые котлеты или зажаренное кусками мясо и на третье блюдо вкусные пирожные, нередко служившие предметом мены или расплаты за какие-нибудь услуги. Сервировка была вообще особенная: накрахмаленные скатерти и салфетки, серебряные вилки и ножи. Даже квас подавался в больших серебряных кубках по одному на каждый конец стола.

Уроки начинались в восемь с четвертью утра, и потому будили около семи. Утреннее вставание было самым неприятным моментом: в спальнях еще только затапливали печи, зимой было совершенно темно, когда раздавались резкие звуки горна, игравшего «побудку». Через пять минут появлялся уже дежурный офицер, а за ним дежурный унтер-офицер и фельдфебель роты. В первый раз, обходя спальни, они только покрикивали. Особенно ленивые делали вид, что встают, но, как только должностные лица проходили, они опять заваливались. Через десять минут начинался второй обход, и тут уже спящим приходилось хуже – с них сдергивали одеяла, а кто и после этого оставался на кроватях, тех записывали и наказывали. Затем начиналась гимнастика, а без четверти восемь шли пить чай с французской булкой. Ровно в восемь возвращались в роты и отправлялись по классам. Миклуха, будучи живым и подвижным, в непривычной для него среде освоился довольно быстро и уже через месяц-другой стал заводилой во многих шалостях. Рыжие вихры его мелькали то тут, то там. Шалости и проказы, однако, не мешали Миклухе хорошо учиться и держать первенство по многим предметам.

* * *

Основателем рода Миклухи считали прапрадеда Владимира – казачьего сотника Степана Миклуху. Но родословную свою знали и далее. Согласно семейным легендам прадедом Степана был некий Охрим Макуха – куренной атаман запорожцев и сподвижник Богдана Хмельницкого. Именно на основе преданий о нем Гоголь создал образ Тараса Бульбы. В своей повести писатель использовал слова, которые Миклухи передавали из поколения в поколение. Когда Охрим собственноручно казнил своего среднего сына за предательство и смерть младшего, он, якобы, действительно сказал: «Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек».

Легендарный Охрим был гордостью рода Миклух. Еще до гимназии будущий путешественник Николай Маклай вместе с младшей сестрой Ольгой создали два небольших альбома иллюстраций к произведениям Гоголя. Володя же рисовал только море и корабли…

Еще одной легендой рода был Степан Макуха, отличившийся в штурме турецкой крепости Очаков в 1788 году. За храбрость в бою был он пожалован в дворянство самим князем Потемкиным.

Получив дворянство, Степан изменил фамилию Макуха на более благозвучную – Миклуха.

О происхождении второй составляющей фамилии – Маклай в точности неизвестно. По одной из легенд она принадлежала еще одному легендарному пращуру с шотландскими корнями, согласно другой версии (более прозаической) оно произошло от прозвища «Махлай», которое носил в юности все тот же Степан Макуха. Так его прозвали за характерную внешность. «Махлай» означает «вислоухий», или, по другой версии, «недотепа». Также высказывается предположение, что семейное прозвище «Махлай» может быть видоизмененной формой слова «малахай» (треух, шапка-ушанка).

Что касается отца нашего героя, то в юные годы Николай Ильич (сын участника войны 1812 года) остался сиротой, поэтому во время учебы в Нежинском лицее ему приходилось зарабатывать на еду частными уроками. Лицей он окончил с отличием и мечтал получить высшее техническое образование. Для этого нужно было ехать в Петербург, но денег на дорогу не было, и он пошел пешком. В Петербурге ему повезло: голодного, грязного, без копейки в кармане, его встретил на улице известный писатель Алексей Константинович Толстой, который в детстве жил в Нежине, и ему были хорошо знакомы вышитая сорочка и картуз Нежинского лицея. Он помог парню поступить в Институт корпуса инженеров путей сообщений, снял для него квартиру. Позже Алексей Толстой познакомил своего подопечного с Некрасовым и Герценом. Николай Ильич сделал хорошую карьеру, дослужившись до директора Николаевского (ныне Московского) вокзала в Петербурге. Но погорел на благотворительности, отправив некую сумму ссыльному Тарасу Шевченко, что было строжайше запрещено. Поступок директора вокзала был сочтен за демарш, после чего Николай Ильич был снят с должности и отправлен в отставку. Там он захандрил и вскорости умер.

Перед смертью отец подозвал к себе пятерых детей и каждому дал последнее напутствие. Что касается Владимира, то ему Николай Ильич сказал так:

– Коль решаешься стать защитником отечества, надобно постоянно помнить, что честь превыше всего. Пускай оружие в твоих руках служит доблести и славе, остальное – приложится.

В жилах матери – Екатерины Семеновны Беккер – текла кровь поляков и немцев. Ее отец приехал в Россию воевать с ненавистным ему Наполеоном, да так и остался работать хирургом. Екатерина Семеновна окончила музыкальную школу и готовилась стать пианисткой, занималась также музыкальной композицией, хорошо рисовала портреты углем и пейзажи акварелью. Музыку и живопись любил и Николай Ильич. У него особенно хорошо получались пейзажи маслом.

У Екатерины Семеновны и Николая Ильича, как мы уже говорили, было пятеро детей. Музыкой, живописью и литературой увлекались в семье все, кроме старшего брата, Сергея, который с десяти лет целиком посвятил себя изучению юридических наук.

Каждую субботу родители устраивали семейные литературно-музыкальные вечера. Все по очереди читали стихи в инструментальном сопровождении Екатерины Семеновны – она сама подбирала мелодию и аккомпанировала на фортепиано. В репертуаре были Гете, Мицкевич, Шевченко, Некрасов, Лермонтов, Пушкин и, конечно же, Алексей Толстой. Особенно замечательно Николай Ильич читал «Мцыри» Лермонтова, «Гайдамаки» и «Кавказ» Шевченко.

Для того чтобы прокормить детей, Екатерина Семеновна перечерчивала географические карты. По этой причине весь дом Миклух был в материках и океанах. Дальними странами и морями можно было только любоваться, трогать карты детям она не разрешала, чтобы не порвали. Именно глядя на эти бесчисленные карты, впервые начал мечтать о реальных путешествиях в неизведанные страны один из старших сыновей – Николай, а вслед за ним благодаря картам определили свое будущее и младшие. Владимир влюбился в океаны, а Михаил в горы. К чести Екатерины Семеновны, она сделала все возможное, чтобы, несмотря на трудности, выучить своих детей в казенных гимназиях, а затем в университетах и институтах.

* * *

Кроме дежурных офицеров для присмотра за младшими кадетами из гардемаринской роты был назначен фельдфебель Федор Дубасов и несколько унтер-офицеров. Дубасов был фельдфебелем взыскательным и строгим, но справедливым.