Наварин (Собрание сочинений)

К концу первого года борьбы отважные инсургенты освободили от захватчиков почти всю страну. Впервые за много веков греки стали хозяевами своей земли.

В январе следующего 1822 года национальное собрание официально провозгласило независимость страны и приняло конституцию.

В Константинополе, однако, мирится с потерей столь обширного и богатого пашалыка не желали. Но собственный сил для подавление столь обширного мятежа султан Махмуд Второй тоже не имел. Янычары, бывшие на протяжении столетий надеждой и опорой Османов, ныне воевать не желали. Большинство из них давно обзавелись всевозможными лавками, удачно торговали и богатели, а потому умирать за величие Порты им никакого резона не было. Зачем утруждать себя ненужными опасностями, когда можно ограбить собственных единоверцев, отбирая все, что приглянулось. Они бесчинствовали на базарах и улицах, горланили, требуя от султана своей любимой бараньей похлебки.

Султан Махмуд II

– Эти ненасытные еничери ныне больше страшны для меня, чем для врагов Блистательной Порты! – говорил Махмуд в узком кругу преданных вельмож, и в словах его была горькая правда.

Махмуд еще слишком хорошо помнил, как разъяренные янычары в один день сбросили с трона его дядю султана Селима. Тоже самое они могли в любой момент проделать и с ним самим

– Положение мое хуже самого ужасного! – печалился султан Махмуд. – У меня нет войска, чтобы удержать в повиновении восставшие пашалыки! У моих ног вся вселенная, но я бессильный заложник в руках обстоятельств!

И тогда Махмуд обратился за помощью к своему могущественному вассалу – египетскому паше Мухаммеду-Али, властителю умному и беспощадному. В награду за покорение Греции обещаны были ему Сирия и Крит. Мухаммед уже давно (и это не было ни для кого секретом) мечтал отложиться от Высокой Порты и стать египетским падишахом. Унижаясь перед своим всесильным вассалом, Махмуд понимал, что отныне тот будет говорить с ним уже на равных. Это таило неисчислимые беды в будущем. Но иного выхода у султана все равно не было…

Тем временем по всему Эгейскому морю гремели бои. Возглавивший объединенный корсарский флот Андрей Миаулис[1 - Миаулис Андрей Вокос (1772–1835 гг.) с детских лет плавал простым матросом на торговых судах, быстро разбогател. С началом восстания вооружил на острове Идра собственное судно и воевал в составе идриотской флотилии наварха Томбазиса. Позднее сам возглавил эту флотилию. Одержал ряд побед над турками. После установления греческой независимости, командовал эскадрой регулярного флота. Активно участвовал на стороне оппозиции в гражданской войне. Впоследствии был прощен и руководил восстановлением греческих ВМС.] разбил эскадру капудан- паши Хозрева на рейде острова Псара, прогнал турок от острова Самос и пожег египетские суда у Самоса и Кандии.

Султан был разъярен. Он сослал в ссылку неудачника Хозрева и призвал к себе более удачливого тунисского разбойника Кары-Али.

– Жалую тебя капудан-пашой, шубой и гаремом! – объявил султан. – Но наведи порядок в Эгейских водах!

– Я исполню твое повеление, о, великий из великих! – обещал новый капудан- паша. – Клянусь тебе, сосредоточие силы и мудрости, что я вычищу море или погибну за твою славу!

Самосское сражение 5 (17) августа 1824 года.

– Я верю, что ты сдержишь свое слово! – кивнул султан белоснежным тюрбаном. – Ступай и да пребудет с тобой милость Аллаха!

В навершье султанского тюрбана хищно сверкнул огромный солитер.

– Пленных не брать, резать головы всем! – велел Кары-Али своим капитанам, посылая их на поиски корсаров.

Но последние были неуловимы. При этом корсары не столько скрывались от турецкого линейного флота, сколько нападали на него!

Бессмертный подвиг совершил уроженец острова Псары Константин Канарис[2 - Канарис Константин (1792–1877 гг.) – национальный герой Греции. Уроженец острова Псары. Участник и победитель ряда морских сражений. После провозглашения независимости Греции являлся министром морского флота в 1843 – 1844 гг. и 1854 г., глава правительства в 1864 – 1865 гг. и 1877 г.]. Храбрец темной ночью подкрался на брандере к стоящему на якоре в Хиосском проливе 84-пушечному флагману капудан-паши и подпалил его. Турки пытались потушить свой линкор, да куда там! От взрыва корабль взлетел на воздух, а вместе с ним и более двух тысяч турок, включая самого Кары-Али. Данное султану слово капудан-паша сдержал…

Уничтожение Канарисом турецкого флагмана

Константин Канарис

На сухопутье дела, однако, складывались совсем иначе. Жарким летом 1824 года египетские дивизии старшего сына Мухаммеда Ибрагима сошли с кораблей на греческую землю. Первым пал порт и крепость Наварино, ставший отныне опорной базой египетской армии.

Миаулис с Канарисом сожгли у Модона брандерами два десятка египетских транспортов, но удержать Наварин так и не смогли и вынуждены были отойти к Патрасскому заливу, где, и вели тяжелые морские бои.

Осада Наварино (1825)

А двадцатитысячная египетская армия уже готовилась к карательному маршу по греческой земле. Арабам было объявлено: "Все что возьмете – все ваше!" – Тогда мы возьмем все! – ответили те.

При этом все бумаги "египтяне" писали только на французском. Полки и дивизии каирского правителя вели ветераны Ваграма и Аустерлица. Уставшие от долгого безделья и безденежья, они предложившие себя каирскому паше в качестве инструкторов. Все пушки и артиллерийские парки тоже были из арсеналов Тулона.

Разрозненным отрядам повстанцев устоять против такой мощи было невозможно. Терпя одно поражение за другим, они откатывались все дальше и дальше вглубь страны. Следом за ними по пятам шла мамелюкская конница неутомимая и беспощадная.

Очевидец так описывает, увиденное им в ту пору: "Ибрагим-паша… прошел по Морее, предав ее огню, проливая потоки крови. Он жег и разрушал города и села. Вырезал обитателей, превращал женщин и детей в рабов…"

Пытаясь найти заступничество у англичан, греки отправили в Лондон своих посланцев. Принимал их в своей резиденции лорд Каннинг – глава иностранного ведомства. Когда-то лорд баловался стихами и любил при случае обратиться к образам героев древней Эллады.

Осада Триполицы

Теперь же выслушав послов Луриотиса и Орландоса, Каннинг лишь заметил им желчно:

– Ссориться из-за вас с Константинополем я не буду!

– Но что же нам тогда делать? – был к нему вопрос отчаяния.

– Кайтесь перед султаном! – отвечал им любитель героических од.

– Мы лучше умрем, но на колени не встанем! – заявили просители, уходя. Миссия в Лондон завершилась ничем. А положение греков меж тем ухудшалось с каждым днем. Из своей государственной казны они уже выгребли последние крохи – шестьдесят пиастров. На них купили несколько мешков пороха, а саму казну прикрыли за ненадобностью. Турки продолжали наступать вовсю. Город за городом, область за областью предавали они огню, загоняя инсургентов все дальше в горы. Положение усугублялось враждой землевладельческого и судовладельческого кланов, соперничеством "полевых капитанов" и разворовыванием средств. Вскоре пал один из главных оплотов инсургентов – остров Псара, затем крепости Триполица и Каламата.

В апреле 1826 года после одиннадцатимесячной героической защиты пала крепость Миссолунги. Население ее вырезали полностью… Совсем недавно стало известно, что среди героических защитников Миссолунги были и русские добровольцы. Все они пали в той неравной борьбе. Увы, но мы почти ничего не знаем о них. Дошли только их имена Иван, Василий и еще один Иван. Кто они были, эти безвестные борцы за освобождение братской Греции? Этого мы, наверное, уже никогда не узнаем. Да и так ли это уже важно сейчас? Важнее иное, русский народ был рядом со своими греческими братьями в этой очистительной битве. Массолунги пали, но величие их подвига осознала вся Греция, и пламя народной войны вспыхнуло еще ярче. Усилили натиск и египетские каратели. Вскоре ими были взяты и Афины. Горстка повстанцев укрылась на вершине Акрополя и отбивалась там почти год!

Ибрагим-паша

Вернувшись после покорения Афин в Морею, Ибрагим-паша утвердился на полуострове, заняв все города и селенья. К концу 1826 года греки продолжали сопротивление только в нескольких горных районах на юге и востоке Мореи, где держались остатки регулярной греческой армии, да на островах Киклад. В горах было много мелких отрядов повстанцев-клефтов. Вождь клефтов суровый и длинноусый Федор Колокотрони в красной скуфейке набекрень, ободрял воинов:

– Мы еще возвратим дни былых побед, и наши длинные ружья будут, как и прежде, греметь в ущельях Пелопонесса!

Повстанцы-клефты сражались отчаянно, но они были бессильны против огромной вымуштрованной армии Ибрагим-паши. Греческое правительство перебралось на маленький остров Эгина, а самые непримиримые укрепились на острове Гидре, куда египтяне даже и не помышляли сунуться.

Именно тогда греческий народ обратился свои мольбы к великой и единоверной России. Но официальный Петербург оказался глух к этим мольбам. Император Александр Первый, создав своими руками Священный союз монархов, никак не мог поддержать свергших "законную" власть султана. Петербург объявил дружественный нейтралитет… Остальные столицы не удостоили Грецию и этим.

Дальше, однако, произошло то, о чем никто не мог даже предположить! Пусть зверства пресытившихся от крови карателей оставляли равнодушными монархов и министров, но они не оставили равнодушными людей честных! Движение в пользу Греции, получившее название филэлинского, было стихийным и всеобщим. Повсюду собирались деньги в пользу повстанцев, закупалось оружие, отправлялись добровольцы.

В Париже местный прогреческий комитет для удобства сбора средств поделил город на участки, а дамы высшего света обходили дома, собирая ценности и деньги. В палате депутатов кипели настоящие страсти. Там яростный Бенжамен Констан требовал смертный казни соотечественникам, служившим под знаменами Ибрагима. Констана горячо поддержали Шатобриан, Ларошфуко и Лафайет.

Среди германских государств первенствовала в греческих симпатиях Бавария. Баварский король Людовик Первый во всеуслышание объявил, что он сам является первым филэллином своей страны. Прижимистые немцы на этот раз гульденами не скупились.

Людвиг I Баварский

– Кто бы мог подумать, что в баварском короле столько благородства! – восхищалась Людовиком европейская общественность. – Какое бескорыстие! Какое величие души!

Сам Людовик Первый, тем временем, таскал за уши младшего сына Оттона:

– Ты сегодня опять не учил греческую грамматику! За это останешься без сладкого, и завтра будешь заниматься вдвое больше!

– Но почему, мой фаттер! – плакал тот, горящие уши от отцовской длани прикрывая. – Неужели для того, чтобы править добрыми баварцами мне не хватит немецкой грамматики?

– Ты должен быть готов к большому повороту в судьбе! – поучал его мудрый папа Людовик. – Не сегодня-завтра греки станут свободными и тогда им, конечно же, понадобиться король, а где им его взять? Тогда-то вспомнят и о нас, ведь мы первейшие филэллины в Европе! А потому ты должен быть готовым, чтобы встать Оттоном Первым Греческим!

– О, я буду строгим королем, мой фаттер, и наведу у этих греков настоящий немецкий порядок! – закивал молодой Оттон, отправляясь учить несносную кириллицу.