Принцип Касперского: телохранитель Интернета

В становлении компании большую роль играли лидерские позиции Евгения и его жены Натальи Касперской. К 1997 году появились продукт, имя, некоторая известность Касперского как профессионала в антивирусном ремесле, а серьезное продвижение в плане продаж осуществила Наталья.

На начальном этапе коммерческого развития «Лаборатории Касперского» основатели гордились тем, что смогли создать рабочие места во времена всеобщей разрухи: то есть они не просто выживали, а еще и кормили людей.

Однако задержка зарплат практиковалась. Рассказывают, как некоторые программисты ждали Наталью Касперскую в коридоре с плакатом «Очень хочется пива». По признанию Натальи, дни зарплат в те годы были для нее «черными».

Поначалу у сотрудников «Лаборатории» имелись трудности с английским. «Переписка шла оригинально: из-за того, что никто не знал английского, слишком длинные письма просто уничтожались. Вот так бизнес развивался, просто фантастика!» – вспоминает Наталья Касперская[4 - «Эксперт», февраль 2007 г.]. Надо было двигаться.

Зато антивирусная технология AVP была лицензирована финской Data Fellows для ее собственного антивируса F-Secure – достойное признание технологических преимуществ российского продукта (подобных признаний впоследствии было еще немало).

Финны из Data Fellows были для ЛК не только инвесторами (их деньги вкладывались в развитие), но и в некоторой степени наставниками. Представители компании Касперского бывали на их конференциях и многое узнавали о том, как надо строить бизнес и взаимоотношения с международными партнерами. Также подсмотрели, как те тестируют продукты, как ведут продажи и разработку, и поставили это дело в «Лаборатории» на серьезную основу.

Касперский: «Контракт с Data Fellows являлся, однако, технологическим рабством. По условиям контракта за те деньги, которые платили нам финны, мы не имели права на разработку интернет-решений (защита шлюзов), системы администрирования корпоративных решений (АдминКит), и плюс ко всему контракт был эксклюзивный – мы не имели права лицензировать наш движок никому, кроме Data Fellows (и успевшим чуть раньше G-Data). И более того – финны имели все права на наши технологии и их исходные коды. Контракт был абсолютно кабальный, однако у нас просто не было выбора – без финских денег мы бы, скорее всего, просто не выжили. Так что на несколько лет вперед это был наш основной источник доходов. Жили мы как “от зарплаты до зарплаты” – от одного финского платежа до другого. Но постепенно при этом снимая ограничения по контракту. Сначала сняли запреты на разработку продуктов, потом эксклюзивность, а окончательно выбрались из финских ограничений только летом 2006 – аж почти через десять лет после того, как заключили тот контракт».

Выходит, что смирение – не худшее качество предпринимателя.

Собственно, и в житейском плане это одно из самых привлекательных человеческих умений.

Наталья Касперская: «Организация западной дилерской сети – это вообще очень смешно. Мы давали людям безумные скидки – процентов до семидесяти. Как правило, это были кустари, торгующие софтом у себя в городке. Договоры мы заключали – “эксклюзивное право на всю страну навсегда”. Единственное, что определялось в нашу пользу, – возможность расторжения контракта в любое время по любой причине»[5 - «Эксперт», февраль 2007 г.].

Жертвы и кабальные условия оправдывались тем, что основные деньги тогда шли от зарубежных партнеров, которым «Лаборатория» продавала технологии, то есть не конечный продукт, а антивирусный движок в том или ином виде. Его использовали другие вендоры для разработки своих продуктов. Это приносило порядка 70% дохода. Ресурсы инвестировались в разработку конечного продукта: ставку в «Лаборатории» делали на развитие бизнеса. Продажа технологий была очень прибыльна, поскольку не требовалось больших вложений в маркетинг, в канал продаж и производство.

Все, что в этом плане требовалось, – это продемонстрировать, что у «Лаборатории» лучшая технология, и войти в сообщество экспертов-специалистов, способных технологию оценить. Благо уже тогда у команды Касперского сложилась определенная репутация экспертов по антивирусам. И уровень технологии, а соответственно качество движка и антивирусной защиты, гарантируемые «Лабораторией Касперского», не подвергались сомнению.

Но главное – пошли реальные деньги.

Это сейчас, к весне 2011 года, продажи технологий в обороте компании занимают около 4%, 68% дают розничные продажи и 28% – корпоративные. А тогда корпоративных клиентов практически не было, розничный потребитель еще не делал погоды, а первые несколько лет компания выживала за счет продаж технологий западным партнерам, что превышало 70% доходов.

На тот момент и не имелось иного выхода, как только предлагать инновации, открывать новые возможности борьбы с вирусами, которые шли косяками. Технологическое первенство – единственная возможность выжить.

Только в 1998-м было выпущено девять новых продуктов. Реализовано новое антивирусное ядро, позволившее значительно расширить функциональные возможности антивируса. Тогда же реализован механизм распаковки файлов с вредоносными программами. Впервые использованы внешние антивирусные базы.

Концом девяностых датируется окончательный переход с «ручного» управления на «конвейерный».

Евгений Касперский: «Для нас конвейер был – не выпуск продуктов и апдейтов. Он начался, когда разбор новых зловредов был поставлен на поток. Когда разброс зловредов и выпуск апдейтов стал автоматизированной системой. Полностью. То есть ты ее включил, и она пошла все сама делать. Конечно, человек участвует, но только в некоторых моментах.

Я придумал вирусный конвейер. Есть человек, который крутит мне станок, и я там бум-бум, и у меня все отлетает в разные стороны. Я со страшной скоростью молотил.

Я видел поток вирусов, и на основании анализа этого потока говорил: “Вадик (Вадим Богданов, старший вирусный аналитик “Лаборатории Касперского”. – Авт.), нужно сделать то-то и то-то. Мне будет удобнее так-то и так-то”. Причем через пять лет после того, как мы придумали все это, я узнавал, что многие компании работают еще по технологии, которая была в конце восьмидесятых годов. Доконвейерная технология, но при этом там сидят пятьдесят человек и ковыряют то, что я делал минимальным количеством ресурсов, а качество выше, чем остальные. Я добивался лучшего качества меньшими ресурсами».

Инновационному росту способствовали два существенных фактора.

В 1998 году в России грянул финансовый всеобъемлющий финансовый кризис, который, как ни странно, сыграл на руку команде Касперского.

Касперский: «Мы себя впервые почувствовали обеспеченными. Быть компанией-экспортером во времена национального финансового кризиса – нет ничего лучше в этом мире, поверьте. Мы достаточно удачно воспользовались ситуацией, особенно на рынке труда – у нас, наконец-то, появилась возможность брать на работу профессиональных менеджеров. Так у нас появились технический и финансовый директора».

А в апреле 1999 года разразилась глобальная эпидемия вируса Win95.CIH (названный «Чернобыль» по причине активизации 26 апреля, то есть в день аварии на Чернобыльской АЭС в 1996 году), ставшая наиболее разрушительной за все предшествующие годы существования мировой Сети.

В Индии, Бангладеше, странах Ближнего Востока количество выведенных вирусом из строя ПК исчислялось тысячами, а в Южной Корее, Турции, Китае – сотнями тысяч. После поражения компьютер физически выходил из строя, его можно было восстановить только заменой микросхемы BIOS, программы которой выполняют в компьютере роль стартера, запуская операционную систему, или «перепрошивкой» этой микросхемы на специальном оборудовании.

Это сейчас вирус Win95.CIH лечится большинством современных антивирусных программ, «а тогда, – по словам Касперского, – мы оказались чуть ли не единственным продуктом, который ловил и лечил эту нечисть. Интернет пестрел ссылками на наш сайт. Вот она – цена скорости реакции на новые угрозы».

Андрей Духвалов, главный архитектор ЛК: «Когда этот вирус получил распространение по всему миру, у всех волосы были дыбом. Жизни общества это тогда касалось, конечно, не так, как сейчас. Но Касперскому с ребятами удалось быстрее других антивирусных компаний мира найти средство против вируса “Чернобыль”. И они на сайте выложили обновление. Последовал просто взрыв популярности. Все про нас узнали, пресса писала про “Лабораторию Касперского”».

Евгений Буякин, исполнительный директор ЛК: «А дальше опять же играл фактор Каспера, его личности, его обаяния, его медийности… к нему журналисты льнут. Он с удовольствием с ними общается (уж не знаю, осознанно или нет). Мне он сказал как-то, если есть альтернатива идти на собрание акционеров или дать интервью, он выберет второе. Он был готов пожертвовать собранием акционеров ради того, чтобы покорять журналистов, что правильно… Пиар – ключевой инструмент. Был и остается таковым для продвижения нашего бренда… Это существенно дешевле, чем реклама, и гораздо более эффективно, потому что продукт специфичен. Речь идет о безопасности, о конфиденциальности, и доверие – тоже фактор при покупке продукта. Все исследования показывают, что доверие бренду, производителю играет не последнюю роль при принятии решения, какой антивирус покупать».

Глава 7

Новые люди

Нынешний исполнительный директор «Лаборатории Касперского» Евгений Буякин пришел в компанию финансовым директором. Но компания очень быстро менялась. Изначально весь финансовый департамент состоял из Буякина, главного бухгалтера и ее дочери, которая была на все руки мастером. Сидели все в маленькой комнате, и когда Буякину купили большой стол, его еле смогли там поставить.

Евгений Буякин делится дорогими воспоминаниями: «Я искал работу. До этого работал в банковской сфере, был кризис… Но не пик кризиса, а последствия. Вернее, так: когда кризис случился, бизнес перестал развиваться, но еще какое-то время продолжались какие-то проекты, мне сохранили зарплату, я более или менее нормально себя чувствовал, но разочарование давило.

Я по образованию экономист и планировал карьеру делать в инвестиционном банковском бизнесе. Для меня дело выглядело так: банки в России реально не создают никакой экономической ценности. Хотелось, чтобы работа не только деньги приносила, но и карму не портила. И вот ощущение, что я не порчу себе карму, работая в банковской сфере, у меня пропало.

Я решил, что было бы здорово посмотреть, что в принципе доступно, и позиция в “Лаборатории” попала совершенно случайно. Я теперь думаю, что мне страшно повезло, потому что это было совершенно уникальное предложение – ничего подобного больше мне никто никогда не предлагал.

И когда я пришел на собеседование, мне очень понравились люди: милые, интеллигентные – они сильно отличались от того круга, в котором я вращался до того. Очень скромный офис, такая семейная обстановка. Меня проняло. Я подумал, что действительно могу чего-то привнести. Из разговоров понял, что финансовые дела настолько запущены, что я очень легко могу пользу принести и продемонстрировать, какой большой от меня может быть выхлоп и очень быстро. Был такой очень безопасный наем для меня, и понял, что мне будет комфортно работать и я смогу продемонстрировать свою полезность, свою ценность.

Это все еще были довольно тяжелые времена. Бума на рынке труда не было, и не так много у меня имелось возможностей. То была не лучшая с финансовой точки зрения компания, но явно самый интересный, просто по человеческим взаимоотношениям, проект. А потом выяснилось, что мы с Каспером учились в одной школе (сначала я этого не знал) в разное время – он на пять лет меня старше».

В том же 1998 году в «Лабораторию» пришел еще один топ-менеджер – технический директор Михаил Калиниченко. На него возлагались большие надежды.

Касперский: «На тот момент у нас имелись прекрасные технологии, но не было настоящего продукта. И мы ожидали, что технический директор станет связующим звеном, превратит технологию в продукт».

Михаил Калиниченко, первый технический директор ЛК: «Наиболее болезненным был, наверное, первый год. Потом стало проще, потому что уже появились ощутимые результаты работы компании по новой схеме. Вот представьте, что у вас есть идеальная программа, у которой сто процентов клиентов. Но из этих ста процентов двадцать покупают ее не за идеальность – им не нужны все функции идеальной программы, им достаточно той половины, которую вы уже сделали. Это означает, что, пока вы будете доделывать программу, все сто процентов клиентов будут ждать. При этом половина из них купит у конкурентов программу, которая появится на рынке раньше вашей. Но если вы выпускаете версию программы не с полностью реализованным функционалом (хотя, конечно, в ней не должно быть грубых ошибок и она должна работать), то, во-первых, двадцать процентов потенциальных клиентов, которым не нужен идеал, купят ее, а остальные будут знать, что такая программа вышла, и станут думать: вот выйдет следующая, более функциональная версия, и я ее куплю. Но эти двадцать процентов, которые купили у вас, уже не купят у конкурентов, а вы получите деньги на дальнейшую разработку. Это я и объяснял программистам, среди которых были и владельцы компании. Заставлять его (Касперского. – Авт.) заниматься управлением – кощунство. Таких, как он, – единицы, а менеджеров – сотни тысяч»[6 - «Эксперт», февраль 2007 г.].

«После того как мы выделились в отдельную компанию, стало понятно: либо ты занимаешься управлением, но тогда ничего больше не делаешь, либо делаешь что-то еще, но тогда не занимаешься управлением. И тогда, собственно, бизнес и начал развиваться. Мы начали отстранять от управления акционеров и нанимать менеджеров», – вспоминала Наталья Касперская[7 - «Эксперт», февраль 2007 г.].

В новой структуре Евгений Касперский оказался подчинен техническому директору, который так оценивал эту коллизию: «Было тяжело, причем тяжело всем. С одной стороны, двойственная позиция у меня, потому что в принятии решений приходилось вольно или невольно делать поправку на то, что люди, которые, по идее, должны выполнять мои указания, являются одновременно моими начальниками. Я думаю, тяжело было и владельцам компании, поскольку это приводило к кардинальному изменению их представлений. Я считаю, что со стороны владельцев компании это был очень мужественный шаг. Это отказ от личной свободы. Когда разработчик является основным владельцем компании и сам принимает решение о том, что разрабатывать, это одна ситуация. Приглашение любого менеджера – это согласие с тем, что придется выполнять его приказы. А в России большинство компаний, по крайней мере пять-десять лет назад, создавались именно потому, что не хотелось выполнять ничьих приказов»[8 - «Эксперт», февраль 2007 г.].

По свидетельству Касперского, набор людей продолжился: «Чуть позже стали появляться менеджеры среднего звена. И мы вошли в состояние “первого структурного кризиса” – когда “команда” превращается в “компанию“, дружеские отношения заменяются подчинением и отчетностью. Кризис преодолели довольно легко, без особой ностальгии по старым “семейным” временам».

Буякин обстоятельно говорит на тему прошедшего: «Поначалу я знал всех сотрудников, их жен, детей, мужей и помнил дни рождения. И каждый день рождения отмечался тогда в “радиофизике” (в 1994–2006 годах команда Касперского работала в здании Института радиофизики по ул. Героев Панфиловцев, д. 10. – Авт.). Поскольку в комнатах места не имелось, ставили столы в коридоре. Народу тогда было немного, что можно было праздновать день рождения каждого и сохранить здоровье.

Второй этап – дни рождения праздновать перестали, но по-прежнему всех знали по имени и кто чем занимается.

Следующий этап – по имени знали не всех, но в лицо узнавали: это наш человек, это не наш человек.

Изначально продукт создавался маленькой командой единомышленников, которые друг друга чувствовали, понимали, большая часть из них по-прежнему работает в компании, но кто-то просто уже не такую большую роль играет в разработке, кто-то по-прежнему активно участвует».

Андрей Никишин, нынешний директор Лаборатории облачных и контентных технологий, пришел в компанию Касперского в 1997 году старшим разработчиком: «Поначалу это был такой маленький стартап, где все занимались всем. И все отвечали за все. У нас не было четких распределений ролей, любой мог принести идею, любой мог ее воплотить, – идея маркетинговая, разработческая. А потом очень интересный был момент, когда сотрудников стало больше сотни. Тогда появились какие-то отделы, управление, попытки сделать что-то проектно. Появилась специализация у людей».

Это же утверждал и первый технический директор Калиниченко: «Управление должно осуществляться профессионалом. Тут целый спектр проблем, которые надо преодолеть. Они иногда кажутся нецелесообразными или обидными, но, если это сделано не будет, бессмысленно вообще говорить о развитии бизнеса, экспансии на Запад… Главное – это ориентация на рынок, конкурентов, пользователей, анализ возможностей, которые компания имеет в данный момент»[9 - «Эксперт», февраль 2007 г.].

Но, как скоро выяснилось, доводы тогдашнего технического директора не всегда доходили до разработчиков, главным среди которых оставался владелец компании.

Поначалу управление представлялось Наталье Касперской совершенно неподъемным делом, с которым она не справится, поэтому даже искали генерального директора на стороне, но не нашли – оставалась только Наталья.