Пири против Кука. Полярный детектив длиною в столетие

Хотя Данко держался очень мужественно, для Кука неизбежность летального исхода была очевидной. Это произошло 5 июня, еще в преддверии зимнего солнцеворота, задолго до завершения полярной ночи. В соответствии с принятыми на море традициями, тело усопшего было зашито в саван из грубого судового брезента и спустя двое суток после смерти доставлено на санях к ближайшей майне, прорубленной в молодом льду, затянувшем недавнее разводье. После того как Жерлаш сказал короткую речь, покойника опустили в море с грузом, привязанным к ногам. Хотя, по мнению Кука, смерть Данко не была фатальной – в других условиях он продолжал бы жить и даже нести службу, – общее состояние людей продолжало ухудшаться. Душевное состояние матроса Толефсена оказалось настолько опасным, что однажды он предпринял попытку побега с судна, и морякам пришлось разыскивать несчастного в окрестных торосах. А между тем признаки цинги у зимовщиков стали появляться все чаще и чаще. В условиях полной неизвестности и отрыва от цивилизованного мира с развитием массовых заболеваний судьба 17 человек становилась все более непредсказуемой. Ситуация, которую спровоцировало своими действиями неопытное руководство, определялась уже не приказами сверху, а инициативой неформальных лидеров – так случалось в полярных экспедициях не однажды. Именно это и позволило преодолеть возникшую безысходность.

«Тринадцать месяцев простояли мы во льдах… – вспоминал позднее Амундсен. – Двое из наших матросов сошли с ума. Ни один человек не избегнул цинги, и все, за исключением троих, впали в полное истощение от этой болезни. Это заболевание цингой было большим бедствием. Доктор Кук и я, мы оба знали из описаний арктических путешествий, что этой болезни можно избежать потреблением в пищу свежего мяса. Поэтому после ежедневной работы мы провели немало трудных часов, охотясь за тюленями и пингвинами… Однако начальник экспедиции питал к этому мясу отвращение, доходившее до нелепости. Он не только отказывался есть его сам, но и запретил всей команде. В результате мы все заболели цингой. Начальник экспедиции и капитан заболели так тяжело, что оба слегли и написали свои завещания. Тогда руководство экспедицией перешло ко мне. Я тотчас же выбрал немногих еще трудоспособных людей и велел откопать тюленьи туши… Все бывшие на борту с жадностью съели свои порции, не исключая и начальника экспедиции. Удивительно было наблюдать действие, вызванное такой простой переменой пищи. В течение первой же недели все начали заметно поправляться» (Амундсен, 1937, с. 25–26).

Фраза в этих воспоминаниях «доктор Кук и я, мы оба знали…» не случайна. Кук знал о важности свежего мяса по наблюдениям за питанием эскимосов во время своей зимовки в Гренландии в 1891–1892 годах, а Амундсен – по опыту норвежских зверобоев. Это неоднократно отмечалось и теми, кто изучал биографию Кука. Так, Хантфорд прямо утверждает, что «доктор Кук на основе своего арктического опыта, игнорируя теории, верил в свежее тюленье мясо. Он опережал медицину своего времени и был прав» (Huntford, 1979, p. 63). Сходной точки зрения придерживается и Райт. Все полярные историки едины в том, что своим вмешательством Амундсен и Кук спасли экспедицию. Следует особо отметить, что дрейф «Бельжики» проходил в наименее исследованных антарктических водах. Поэтому любая научная информация из этой части Мирового океана воспринималась научной общественностью с огромным интересом. Огибая открытый русскими моряками остров Петра I с юга, «Бельжика» достигла самого южного пункта в своем дрейфе – это произошло в конце мая 1898 года на 71-м град. 36-й мин. ю. ш. Тем самым рекорд Джеймса Кука, который в январе 1774 года побывал на 71-м град. 10-й мин. ю. ш., был побит. В целом в течение дрейфа ценной научной информации было получено немало – осталось только доставить ее в цивилизованный мир и, опубликовав, сделать всеобщим достоянием. Между тем многие испытания для участников экспедиции были впереди. Даже природа, казалось, выступала против них. С окончанием полярной ночи (это произошло 26 июля) стало еще холодней, потому что море замерзло практически целиком и его тепло не поступало через открытые пространства воды, как это было раньше. Поэтому самые низкие температуры – до –40 °C – наблюдали в начале сентября, когда замерзала ртуть. «Что же будет дальше?» – все чаще задумывались зимовщики.

Фредерик Кук (слева) с Руалем Амундсеном. 1898 год

Выход из отчаянной ситуации был найден опять-таки Куком и позднее достаточно подробно описан Амундсеном. «За долгие 13 месяцев столь ужасного положения, находясь беспрерывно лицом к лицу с верною смертью, я ближе познакомился с доктором Куком, и ничто в его позднейшей жизни не могло изменить моей любви и благодарности к этому человеку. Он был единственным из всех нас, никогда не терявшим мужества, всегда бодрым, полным надежды, и всегда имел доброе слово для каждого. Болел ли кто – он сидел у постели и утешал больного; падал ли кто духом – он подбадривал его и внушал уверенность в избавлении. Мало того, что никогда не угасала в нем вера, но изобретательность и предприимчивость его не имели границ. После долгой антарктической ночи (продолжавшейся с 16 мая по 21 июля. – Авт.) доктор Кук руководил небольшими разведывательными отрядами, ходившими по всем направлениям посмотреть, не разломило ли где-нибудь лед и не образовалась ли полынья, по которой мы могли бы выйти обратно в открытое море» (Амундсен, 1937, с. 26).

Эти строки были написаны Амундсеном почти четверть века спустя после завершения дрейфа «Бельжики», но они практически полностью совпадают с записями в его дневнике, который норвежец вел во время дрейфа и который был частично опубликован Хантфордом (Huntford, 1979, p. 66). «Получил удовольствие от прогулки… Кук, спокойный и невозмутимый, никогда не теряющий достоинства и вдобавок обладающий полярным опытом, охватывающим множество важных мелочей. Благодаря своему знакомству с эскимосами и знанию различных сторон полярной жизни он, несомненно, самый компетентный человек в свой области».

Если учесть, что среди ученых и экипажа «Бельжики» только Кук обладал зимовочным опытом, то, несомненно, его роль на судне была особой, причем в делах, далеких от чисто медицинской практики. Наиболее отчетливо это проявилось на заключительном этапе экспедиции с наступлением нового, 1899 года. Даже спустя десятилетия видны удивление и восхищение Амундсена предвидением экспедиционного врача, определившим судьбу незадачливых зимовщиков.

«Кто-то из нас заметил, что приблизительно в 900 метрах от судна образовалась небольшая полынья. Никто из нас не придавал ей особого значения. Но доктор Кук каким-то образом увидел в этой полынье хорошее предзнаменование. Он высказал твердую уверенность, что лед скоро начнет ломаться, а как только он вскроется, эта полынья дойдет и до нас, и он предложил нам нечто, показавшееся сначала безумным предприятием, а именно: прорубить канал сквозь 900 метров сплошного льда, отделявшего нас от полыньи. И провести туда «Бельжику», чтобы, как только лед начнет ломаться, она сразу же могла использовать этот благоприятный момент.

Предприятие казалось безрассудным по двум причинам: во-первых, единственными орудиями, имевшимися на борту для прорубания льда, были несколько четырехфутовых пил и немного взрывчатых веществ; во-вторых, большинство наших людей было совершенно непривычно к подобного рода работам, и, кроме того, все были слабы и изнурены. Тем не менее предложение доктора Кука одержало верх. Это занятие было все же лучше, нежели сидеть сложа руки и раздумывать об ожидаемой судьбе. Поэтому все оживились, и работа началась…

За этой работой мы провели долгие утомительные недели, пока наконец не выполнили своего задания… Представьте себе наш ужас, когда, проснувшись, мы увидали… что мы оказались затертыми хуже прежнего. Однако наше огорчение вскоре сменилось радостью, так как ветер переменился и канал опять расширился. Не теряя времени, мы отбуксировали корабль в полынью… И вдруг произошло чудо – как раз то, которое предсказывал доктор Кук. Лед взломался, и путь к открытому морю прошел как раз через нашу полынью. Радость придала нам силы, и на полных парах мы пошли к открытому морю» (Амундсен, 1937, с. 26–28), куда и вышли 15 февраля в разгар антарктического лета.

В этом описании важно отметить, что не моряк и даже не гидролог увидал особенности антарктических льдов, которые оказались определяющими и для самой навигации, и для спасения людей. Здесь Кук выступил, казалось бы, в несвойственной ему роли – но в будущем он примет много неожиданных решений, вызывавших у окружающих неоднозначное отношение. Амундсен запомнил этот удачный пример и позднее использовал его при освобождении из льда своей экспедиционной шхуны «Мод» в сентябре 1919 года у берегов Таймыра. Но надо было быть Амундсеном, чтобы оценить решение судового врача, непопулярное уже потому, что обрекало людей на тяжелую работу, хотя и ради собственного спасения. Также Амундсен отметил и другое достойное предложение Кука – использовать вместо кранцев-амортизаторов при защите бортов судна ото льда мешки, набитые шкурками пингвинов.

Работы по созданию канала для освобождения «Бельжики»

Надо сказать, что дела самого Амундсена в экспедиции по мере приближения завершения, несмотря на очевидные заслуги, складывались далеко не безоблачно. Его биограф Хантфорд, основываясь на дневнике норвежца, отметил, что в ноябре 1898 года произошел конфликт в руководстве экспедиции, когда Жерлаш, вопреки договоренности, назначил на должность старпома одного из бельгийских моряков, ссылаясь на политические и финансовые обстоятельства, с очевидным нарушением сложившейся субординации. Амундсен посчитал такое решение оскорбительным для себя, поскольку с ним не посчитались. Отзвуки этого конфликта нетрудно заметить в описании им событий зимовки – похоже, строптивый старпом оказался не столько злопамятным, сколько ранимым, что позднее было отмечено Куком.

Длительное пребывание во льдах, многочисленные сжатия, которые «травмировали» корпус «Бельжики», отразились также и на работе чувствительных хронометров, без которых определение местоположения судна на просторах южной части Тихого океана, лишенной каких-либо островов-ориентиров, крайне затруднительно. Тем не менее, подхваченная могучим восточным дрейфом и подгоняемая «бравыми вестами», скрипя рангоутом, «Бельжика», помимо льдов, одолела еще и «неистовые пятидесятые», заслуженно пользующиеся у моряков недоброй славой, чтобы войти в западное устье Магелланова пролива, в водах которого и бросила якорь 27 марта 1899 года. В Пунта-Аренас экспедиция закончилась, поскольку денег на ее продолжение, на которые рассчитывал Жерлаш, не оказалось. Здесь же расстались люди, прошедшие испытание антарктической зимовкой: Амундсен после описанной размолвки с руководством экспедиции отправился на попутном судне сопровождать в Норвегию заболевшего матроса, а Кук – на катере в Хербертон в проливе Бигля за рукописью Томаса Бриджеса. Однако он получил ее уже из рук сына старого миссионера, который скончался годом раньше.

Как показало будущее, больше всех экспедиция на «Бельжике» обогатила Кука и Амундсена, поскольку они реализовали полученный опыт в своей последующей деятельности в высоких широтах. Несмотря на срыв первоначальных планов, результаты экспедиции получили высокую оценку среди ученых-полярников. В советском «Атласе Антарктики» (1969, т. 2) они отражены следующим образом. «За 15 месяцев участники бельгийской экспедиции выполнили серию магнитных наблюдений, позволивших уточнить положение Южного магнитного полюса… 1300-мильный дрейф «Бельжики» дал возможность ученым проследить образование и разрушение антарктических льдов, определить зависимости дрейфа льдов от господствующих ветров, выполнить промеры глубин… там, где раньше предполагалась суша. Экспедиция сделала географические открытия. Кроме пролива Жерлаш, бельгийская экспедиция открыла и нанесла на карту десятки новых объектов – горы, острова, бухты на Антарктическом полуострове… открыла Берег Данко. В научных трудах бельгийской экспедиции наиболее ценны разделы биологии, океанографии и магнетизма».

Особо следует отметить, что заслуги двух полярных героев по итогам экспедиции были оценены по-разному. Кук стал кавалером высшего бельгийского ордена Леопольда I, одновременно получив золотые медали Географического общества Брюсселя, Королевской академии науки, литературы и искусства. Сверх того он удостоился специальной награды от муниципалитета Брюсселя и серебряной медали Бельгийского королевского географического общества. О каких-либо наградах Амундсена за экспедицию 1897–1899 годов нам неизвестно, как и о его самостоятельном разделе в трудах экспедиции, подготовленных к изданию специальным комитетом «Бельжики» во главе с Лекуантом. Планировалось издать всего 11 выпусков. Предполагалось, что автором 10-го под общим заголовком «Психология, антропология и этнография» станет Кук. Планировались разделы «Медицинский отчет», «Отчет о племени онас» и «Грамматика и словарь племени яган, изданный и опубликованный Ф. А. Куком по запискам ныне покойного преподобного Томаса Бриджеса». Особо отметим, в связи с возникшими позднее сомнениями в причастности Кука к этой работе, что заголовок последнего раздела носил официальный характер, отражая точку зрения прежде всего руководства экспедиции Жерлаша и Комиссии «Бельжики». Появление такого труда было бы весьма кстати, поскольку, как показали ближайшие десятилетия, судьба племен огнеземельских аборигенов оказалась весьма печальной. За следующие 10 лет численность племени яган сократилась вдвое, а к 1922 году в живых осталось всего 60 его представителей. Огромный словарный запас языка этого племени (свыше 30 тысяч слов) находился в явном противоречии с малочисленностью племени, и изучение его происхождения могло бы прояснить многие страницы истории аборигенов Огненной Земли.

К результатам экспедиции следует также отнести книги Жерлаша, Лекуанта и самого Кука, к сожалению, не переводившиеся на русский язык.

По большому счету реальный вклад Кука и Амундсена в результаты предприятия оказался за скобками – без этих двух полярников экспедиция, скорее всего, оказалась бы в числе пропавших без вести, как нередко случалась в высоких широтах. Оба они, разумеется, отдавали себе отчет в собственной роли в событиях на борту «Бельжики», и это стало причиной особой духовной близости, которая со временем перешла в прочную дружбу.

В свете нашей истории стоит подвести некий итог событий, происходивших с Куком в антарктической экспедиции.

Во-первых, он блестяще реализовал свой предыдущий полярный опыт, полученный в Гренландии.

Во-вторых, проявились его качества неформального лидера, благодаря которым во время зимовки «Бельжики» удалось переломить самое опасное развитие событий.

В-третьих, он продемонстрировал способность работать в команде, сотрудничая с наиболее активными участниками экспедиции, в первую очередь с Амундсеном.

В-четвертых, Кук быстро ориентировался в незнакомой обстановке, сосредотачивая усилия на решающем направлении.

В-пятых, его знания врача нашли блестящее применение, по единодушному признанию участников экспедиции на «Бельжике».

В-шестых, он проявил особое чутье в выявлении незаметных для многих природных процессов, используя их в практических целях.

Наконец, в-седьмых, в отличие от Пири, он продемонстрировал полное отсутствие амбиций, не пытаясь бравировать собственными заслугами или получить официальное признание.

Сочетание человеческих и профессиональных качеств, в полной мере проявившихся во время экспедиции на «Бельжике», делало Кука одним из самых перспективных полярных исследователей своего времени, что он в скором времени и подтвердил. Однако, чтобы понять, что же происходило в Арктике до него, надо обратиться к предшественникам Кука и Пири.

Глава 5

Предшественники Кука и Пири на американском пути к полюсу

В страну безмолвия, где полюс-великан,
Увенчанный тиарой ледяною,
С меридианом свел меридиан.
Где полукруг полярного сиянья
Кольцом алмазным небо пересек;
Где вековое мертвое молчанье
Нарушить мог один лишь человек, —
Туда, туда! В страну туманных бредней.
Где обрывается последней жизни нить!
И сердца стон, и жизни миг последний —
Все, все отдать, но полюс победить!

    Н. Заболоцкий

Когда к началу ХIХ столетия все попытки добраться к полюсу на парусных судах оказались безнадежными, было решено использовать льды, окружающие полюс. Английский моряк Уильям Парри, руководствуясь тем, что они, по мнению опытных китобоев, «образуют иногда одну непрерывную плоскую равнину», решил добраться до полюса на вельботах, поставленных на сани, которые тащили бы сами люди.

23 июня 1827 года экспедиция оставила корабль у семи островов на северо-востоке Шпицбергена. В путь она отправилась, буксируя двое саней с вельботами. Команда насчитывала 27 человек, запасов провианта должно было хватить на 70 суток. Каждая лодка имела 10 человек экипажа и двух офицеров. На одного человека приходилась почти сотня килограммов груза в упряжке. Главным препятствием при движении оказался сам лед с его многочисленными торосами, разводьями, проталинами и прочими неожиданными препятствиями, из-за которых к 29 июня отряд Парри смог достичь лишь 81-го град. 23-й мин., одолев всего 8 миль по прямой к северу, временами при встречном ветре, сносившем лед к югу. В создавшейся ситуации на 82-м град. 41-й мин. 23 июля Парри принял решение возвращаться к судну. Однако его 48-дневное пребывание на дрейфующих льдах принесло не только разочарование, но и бесценный опыт, которым предстояло воспользоваться его последователям. Сам Парри в Арктику не возвращался, но думать о ней не прекращал. Именно он предложил использовать для маршрутов по дрейфующим льдам оленьи упряжки.

С критикой этой идеи как несуразной и невыполнимой в самом начале деятельности Русского географического общества выступил Фердинанд Петрович Врангель, неоднократно передвигавшийся по морским льдам у побережья Чукотки в 1821–1824 годах на собачьих упряжках. По выбору маршрута к полюсу он высказал следующие соображения.

«Мое мнение, – писал русский моряк, – заключается в следующем плане: экспедиционному судну зимовать близ селения эскимосов около широты 77 град. у западного берега Гренландии; туда же должны быть доставлены на особом транспорте 10 нарт с собаками при ловких, смелых проводниках… а также провизия и корм в достаточном количестве. По замерзании вод, осенью, экспедиция должна начать рекогносцировки на север, переходя в пролив Смита, а оттуда далее на север, стараясь отыскать в широте 79 град., на берегу Гренландии или в долине между горами, удобное место для складирования части запасов. В феврале экспедиция может передвинуться в это место, а к началу марта основать другую складку запасов, еще на 2 град. севернее. От этого последнего пункта полярный отряд экспедиции может отправиться окончательно, в течение марта, по льду, не покидая берегов или следуя по ложбинам гор или по хребтам их, смотря по удобствам для самой езды, держась по возможности меридианального направления и сокращая прямыми переездами поперек бухт, заливов и проливов. Часть людей, собак и запасов должна ожидать возвращения отряда у последней складки. Отряду осталось бы таким образом проехать до полюса и обратно около 1800 верст по прямому направлению или с изгибами не более 2000 верст, а это возможно на хорошо устроенных нартах с избежными собаками и исправными проводниками.

Если бы самый северный предел сплошного берега Гренландии, или архипелага гренландских островов, оказался в расстоянии слишком большом от полюса и достижение его – невозможным, то экспедиция могла бы совершить опись этой страны, никем еще не исследованной, и тем принести важную услугу общей географии» (Врангель, 1849, с. 119–120). Читателю предстоит убедиться в прозорливости русского полярника, поскольку у него нашлось немало последователей.

Указанное Врангелем направление со временем получило название «американского пути», успехи на котором у различных экспедиций отмечены следующими достижениями: Э. К. Кэн в 1873 году оказался на 78-м град. 37-й мин., И. Хейс в 1860 году достиг 81-го град. 35-й мин. (на несколько минут южнее широты, покоренной Парри), а Ч. Холл в 1871 году побывал уже на 82-м град. 11-й мин. Эти экспедиции широко использовали собачьи упряжки и помощь эскимосов. Результаты перечисленных экспедиций не только позволили нанести на карту берега системы проливов и промежуточных бассейнов, соединяющих Баффиново море с морем Линкольна, но и вызвали к жизни идею открытого полярного моря, свободного ото льдов, ярым сторонником которой выступал известный немецкий географ А. Петерманн.

Экспедиция на кораблях «Алерт» и «Дискавери» под общим командованием опытного моряка Джона Нэрса, имевшего опыт санных походов по арктическим льдам, также добилась важных результатов. Используя помощь вспомогательных отрядов, он достиг в 1875–1876 годах в море Линкольна широты 83 град. 20 мин., столкнувшись с необычно сложной ледовой обстановкой и низкими температурами, из-за чего ежедневные переходы упали до 2–3 километров. В результате Нэрс решил возвращаться, проведя тем не менее съемки северного побережья острова Элсмир. Результаты вояжа были отражены Нэрсом в первой же короткой телеграмме: «Северный полюс недостижим». С его средствами так оно и было, а что касается специфической ледовой обстановки, то она объяснялась двумя причинами. Первая – при существующей системе дрейфа в акватории, примыкающей к Канадскому Арктическому архипелагу, море Линкольна служило своеобразной ловушкой для старого многолетнего льда на заключительной стадии дрейфа. Ветры и течения буквально заталкивали его в ограниченную акваторию данного моря, создавая при этом разнообразные нарушения и нагромождения. Нэрсу они показались наследием былых ледниковых эпох, однако в действительности возраст самых старых льдов в море Линкольна едва ли превышал 20 лет.

Определенный вклад в изучение арктических территорий, где в будущем развернется деятельность Пири и Кука, внесла также американская экспедиция по программе Первого международного полярного года (1882–1883) во главе с Адольфом Грили, базировавшаяся на Форт-Конгере. Маршруты с этой базы открыли озеро Хейзен и горный хребет Юнайтед Стейтс с многочисленными ледниками. Весенние маршруты привели к открытию ледяного моря Агасиза и верховьев фиорда Грили. Таким образом, удалось установить ширину острова Элсмир на одном из его участков.

Несмотря на столь удачное начало, финал экспедиции Грили оказался трагическим. Так как зимовщиков не удалось вывезти с завершением намеченной программы исследований в 1883 году, две трети персонала экспедиции погибли от голода и холода и только немногие (среди них сам Грили, оставивший описание экспедиции) вернулись на родину в 1884 году.

Следует отметить, что идею международного сотрудничества в изучении Арктики удалось претворить в жизнь еще раньше. Так, в середине 60-х годов ХIХ века последовал обмен мнениями по полюсной проблеме между английскими и русскими полярными исследователями. В письме к президенту Санкт-Петербургской академии наук Федору Петровичу Литке президент Королевского географического общества Родерик Импи Мурчисон сообщал: «Ученые моей страны при моих горячей поддержке и сочувствии решили побудить наше правительство снарядить экспедицию для исследования северных полярных областей… Я буду весьма благодарен Вам, если Вы представите это дело на рассмотрение Академии, а также… Географического общества… Если бы мне дано было увидеть единение русских и британских моряков в общих усилиях достичь Северного полюса, то я сердечно порадовался бы…» (Пасецкий, 1967, с. 301–302)

Ответ был подготовлен академиком Карлом Максимовичем Бэром, известным исследователем Новой Земли, который предлагал сосредоточить усилия на разрешении вопроса о том, «…находится ли вокруг полюса обширное море или еще значительное пространство суши». При этом в части непосредственного осуществления полюсного проекта академик ссылался на разработки Врангеля, приведенные выше, особо отметив отношение ученых всего мира к полюсной проблеме, поскольку «дело ведь не в самом полюсе. Это такая же точка, как и все другие».

Американцы к тому времени настолько вошли во вкус «международных полюсных гонок» (как назвал полюсные экспедиции Карл Вайпрехт в известной речи 1875 года в обоснование проведения Первого международного полярного года), что предшествующие неудачи их не испугали. Издатель «Нью-Йорк Геральд Трибун» Джеймс Гордон Беннетт (тот самый, который в свое время направил Генри Стэнли на поиски Дэвида Ливингстона в дебри Африки) выступил спонсором очередного полюсного предприятия, которое возглавил американский военный моряк Джордж Де Лонг.

Перед тем как вернуться к событиям на «американском пути», определившим судьбу Кука и Пири, подведем некоторые итоги полюсных экспедиций почти за три столетия, останавливаясь только на самом главном.

– Проблема достижения полюса возникла в связи с попытками пройти из европейских стран морем в Тихий океан.