Бельфеддор

Бельфеддор
Вольф Александрович Белов

Бельфеддор #1
Он – раб, родившийся глухонемым ущербным калекой, он не ведает своего рода и племени. В жилах этого человека течет смертельный яд, сжигающий его изнутри.

Он – древний демон, воинственный и кровожадный, коварный и жестокий, водивший за собой целые народы на поле брани, возвеличенный людьми, как бог войны, и ими же низвергнутый в годы отчаяния. Он лишен своего тела, и не в его власти более оставаться в мире живых.

Каждый из них обречен на смерть, но человек принял демона в свое сердце, и оба получили новую жизнь. В час, когда над миром взошла Тень и древние царства обратились в прах, на защиту справедливости встал Бельфеддор.

Вольф Белов

Бельфеддор

Милой сестренке

Настеньке посвящается!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЖИЗНЬ НА ДВОИХ

Копыта гиппарионов[1 - Гиппарион – древнее животное, предок современной лошади.]и волов гулко стучали по утоптанному грунту лесной дороги, поскрипывали колеса кибиток. Большой торговый караван ногарского купца Ксеттоса возвращался из дальних странствий в родной Отоммосо. Сундуки ломились от золотых и серебряных самородков, вырученных за меха, вина и зерно в предгорьях полуночных гор и степях Хингары, повозки были забиты тюками с тончайшими ардонайскими тканями, мешками и амфорами со специями и пряностями из Каттана и Акатании.

Паланкин, в котором восседал сам Ксеттос, мерно покачивался на плечах дюжих носильщиков-рабов. Рядом шагал босоногий смуглолицый парень лет двадцати, верный раб купца, преданный ему душой и телом. Раб заметно прихрамывал, его левая нога была чуть короче правой. Это был не единственный его физический недостаток: парень ничего не слышал и не мог говорить, ибо родился глухонемым. Только один купец умел разговаривать с ним – он отлично понимал все жесты глухонемого, тот же, в свою очередь, понимал все приказы хозяина и исполнял их в точности.

К паланкину подъехал верхом на буланом гиппарионе начальник стражи, оттеснив глухонемого раба. Начищенная бронза доспехов всадника отражала последние лучи заходящего солнца, слепя глаза.

– Не пора ли нам встать лагерем, хозяин? – осведомился начальник стражи. – Мы все равно не успеем к Абатуру до темноты.

– Ты прав, Омминос, – нехотя согласился купец.

Ксеттосу вовсе не улыбалось заночевать среди враждебных человеку лесных дебрей, но выбирать не приходилось.

– Подыщи подходящее место для ночевки, – распорядился он.

– Чуть дальше по дороге есть большая поляна в лесу, – сообщил Омминос. – В свое время я останавливался там. Но нам придется свернуть.

– Хорошо, – согласился Ксеттос. – Веди нас туда.

Омминос кивнул и, пришпорив гиппариона, помчался в голову каравана. Глухонемой раб снова занял свое место рядом с паланкином хозяина. Ксеттос взглянул на раба, мрачно вздохнул и задернул шелковую занавеску. Глухонемой отлично понимал, какие думы тяготят его господина. Несмотря на то, что купец получил определенную прибыль, в целом нынешний поход оказался на редкость неудачным – слишком много животных, людей и товаров было потеряно в пути. В довершение всего сейчас каравану приходилось двигаться по неизвестной Ксеттосу дороге, и это очень беспокоило купца.

Путь для каравана выбрал Омминос. У Ксеттоса не было причин не доверять Омминосу, но он предпочел бы видеть во главе своей стражи прежнего начальника. К сожалению, тот старый проверенный воин погиб от кинжалов ночных головорезов в Отоммосо незадолго до отправления каравана. Омминоса купцу порекомендовала его племянница Тинея.

Между тем караван свернул с накатанной дороги, и кибитки затряслись по ухабам малоезженой лесной тропы. Лес еще теснее обжал путешественников с двух сторон. Но через некоторое время его стены расступились, выпустив караван на обширную поляну. Ее утоптанность свидетельствовала о том, что здесь действительно часто останавливались большие отряды.

– Стой! – громогласно скомандовал Омминос.

Возницы натянули поводья и принялись распрягать волов. Носильщики опустили паланкин своего господина на землю. Ксеттос откинул шелковую занавеску и выбрался из носилок, с удовольствием разминая одеревеневшие конечности. К нему подъехал Омминос и спешился.

– Честно говоря, я предпочел бы заночевать в степи, – сказал ему Ксеттос. – Но в нашем положении выбирать не приходится. Прикажи людям, чтобы разбивали лагерь.

Омминос принялся отдавать приказы, поторапливая слуг и щедро раздавая подзатыльники рабам. Люди захлопотали, разбивая шатры и палатки, разводя костры. Омминос самолично расставил несколько постов по периметру лагеря и отправил несколько человек с бурдюками к роднику за свежей водой.

Глухонемой приготовил хозяину удобное ложе в шатре, принес вина, затем отправился помогать Октосу, личному повару Ксеттоса. Не забыл он позаботиться и о Мраке, могучем вороном гиппарионе хозяина. Купец, наверное, никого не любил больше, чем своего жеребца, и брал гиппариона с собой во все путешествия, хотя предпочитал передвигаться в паланкине. Мрак отвечал хозяину взаимностью, на всех же прочих смотрел с неукротимой злобой, издавая странные горловые звуки, похожие на рычание. И слуги, и рабы опасались злобного жеребца, считали его дьявольским существом. Исключение Мрак делал только для глухонемого: почему-то лишь к этому убогому парню он питал явную симпатию.

Стемнело очень быстро. Погонщики, наемные слуги и рабы сгрудились у костров, на всякий случай держа под руками ножи. Глухие дебри полуночных[2 - Полночь (полуночь) – север, полдень (полудень) – юг, восход – восток, закат – запад.]лесов таили немало опасностей даже для такого большого каравана. Никто из караванщиков еще никогда не забирался так далеко на полуночь, и всех мучила тревога, мешая отдаться спокойному сну. Один лишь Омминос бывал ранее в здешних краях. Но хоть начальник стражи и утверждал, что опасаться нечего, его слова мало кого успокаивали. Слишком часто на постоялых дворах рассказывали жуткие истории о набегах варварских дружин, являвшихся с полуночи, преимущественно арамеев и хошимов. Отчаянные головорезы, обуреваемые жаждой легкой наживы, нередко покидали земли своих племен и, сбиваясь в большие отряды, вторгались в пределы Ногарской империи.

Кроме разбойников лес таил под своим зеленым покровом и другие опасности. Если костры и присутствие множества людей могли отпугнуть лесных хищников, то демонов и прочую нечисть они, наоборот, притягивали.

Но понемногу лагерь погрузился в сон, чуткий и тревожный. Лишь стражи бодрствовали на своих постах.

Глухонемой привел в шатер Ксеттоса двух молоденьких наложниц. Любвеобильный купец ни одной ночи не мог провести без женских ласк, и в дальних странствиях его всегда сопровождала дюжина прелестных юных рабынь. Глухонемой отлично знал все слабости и пристрастия хозяина и лично отбирал для него на каждую ночь подходящих настроению купца наложниц.

Почтительным поклоном выразив хозяину пожелание доброй ночи, глухонемой покинул шатер и улегся на циновке у входа, свернувшись калачиком, словно верный пес.

Он не мог слышать, как глубокой ночью из тьмы леса подкралась опасность. Впрочем, и никто в лагере этого не услышал. Бесшумные тени появились из леса неожиданно со всех сторон. Стражи, чуть задремавшие на своих постах, беззвучно падали, пронзенные кинжалами ночных грабителей.

Лишь когда налетчики напали на людей, спавших у костров, поднялась паника. Испуганно ржали гиппарионы, мычали и бесновались волы. Слуги, рабы и даже стражники, побросав оружие, в страхе разбегались. Лесные разбойники в звериных шкурах и легких кожаных доспехах, уже не таясь, выкрикивали свой боевой клич и рубили всякого, кто попадал под руку.

Глухонемой проснулся последним, когда один из пробегавших мимо слуг наступил ему на руку. Из шатра с визгом выскочили полураздетые рабыни, прикрывая ладонями свои обнаженные прелести. Вслед за ними появился Ксеттос в одних шароварах, взлохмаченный и босой, но с мечом в руке. Мигом оценив обстановку, он заорал:

– Все ко мне!

Полтора десятка уцелевших стражей сомкнули щиты, заслонив собой господина. Слуги и рабы устремились к шатру Ксеттоса, надеясь, что хозяин как-нибудь сумеет их защитить. Но грабителей было слишком много – целая боевая дружина вышла из леса. Ксеттос понял, что караван ему уже не спасти, уцелеть бы самому. Купцу, конечно, было жалко лишаться золота и товаров, но в конечном счете, при его немалом состоянии, потеря была не так уж велика. Ксеттос давно бы уже мог не обременять себя никакими заботами – лишь неуемная жажда деятельности и страсть к дальним путешествиям заставляли его до сих пор самолично водить караваны.

– Отходим! – крикнул купец. – Все в лес! Где Омминос?!

Но никто не знал, куда подевался начальник стражи. Да никому и не было до этого никакого дела: каждый был озабочен собственной судьбой. Беспорядочной толпой караванщики устремились в чащу. Слуги, рабы, стражники – все рассеялись в зарослях кто куда. Лишь человек десять неотступно следовали за своим господином.

Вскоре в разгромленном лагере остались только торжествующие варвары и трупы убитых караванщиков. Грабители пощадили лишь наложниц Ксеттоса: девушки-рабыни послужили утехой разгоряченным воинам.

– Отличная добыча, – удовлетворенно произнес предводитель лесных варваров, осмотрев трофеи.

Над левым виском длинные волосы предводителя были заплетены в три косички, что свидетельствовало о его принадлежности к одному из княжеских арамейских родов.

– Но ты выбрал не очень удачное место для засады, мой неверный друг, – с ухмылкой заметил он сопровождавшему его Омминосу. – Эй, парни! Если хотите позабавиться с этими девками, забирайте их с собой. Оставаться здесь слишком опасно. Забирайте все, что можете, остальное – в огонь.

– Я сделал все, что обещал тебе, Варисий, – сказал Омминос. – Чем тебе не нравится это место? Чего ты боишься? Поблизости нет ни одного ногарского гарнизона.

– Ногарские солдаты меня ничуть не беспокоят, – пренебрежительно отозвался Варисий. – Мои бойцы без труда разгромят целый отряд ногаров. Здесь есть кое-что похуже.

– И что же это? – спросил Омминос.

– Там, – арамей указал в чащу, где скрылись бежавшие караванщики, – логово Бельфеддора.

Последнее слово он произнес так тихо, что Омминос едва расслышал.

– И кто же такой этот Бельфеддор? – насмешливо спросил Омминос.